«… и да благословенна будет Империя, что дает нам крышу над головой, и дает покой и успокоение, и дает пищу телу и уму…» - слова, сами собой заученные за семнадцать лет ежесубботних молельных собраний, казалось, срывались с губ без какого бы то ни было ее участия, доведенные до полного автоматизма. Лада невольно взглянула на маленькую Ину, которая безропотно стояла возле нее, не доходя ростом еще даже и до пояса окружающим, и подумала о том, как душно и жарко должно быть ей, строгой и сосредоточенной, еще не знающей всех правил этого безжалостного мира: не понимающей всей серьезности ВПЖ, не ощутившей на себе школьной злобы, скрытой как и все прочие эмоции за ледяным безразличием, не чувствующей постоянной, порой почти катастрофической нехватки денег…
«…Святая Империя, что направляет нас на путь истинный, освещая его самой яркой путеводной звездой на небосводе…» - Лада едва нашла в себе сил подавить рвавшийся зевок, ибо кислорода в помещении ей катастрофически не хватало, но даже самому маленькому ребенку ясно, что подобное было бы расценено как крайняя дерзость, если вовсе не кощунство, за которое одним только выдворением из молельного дома не отделаешься. Лада поднялась на цыпочки, пытаясь глотнуть хоть чуточку больше кислорода, но не уловила ни дуновения и снова закрыла глаза, уходя в молитву, чтобы прогнать из головы всё то лишнее, что откуда-то бралось в ней само собой.
«…и да будет каждый из нас достойно носить своё имя и статус Среднего, и да восхвалит Империю, что наделяет его…» - слова застряли, недосказанные, в горле девушки, черные точки заплясали наконец среди цветных пятен перед её глазами, а потолок выскользнул куда-то назад, исчезая из поля зрения девушки, когда она лишилась чувств.
***
Второе построение показалось Пану делом совершенно бессмысленным: по сути своей оно полностью повторяло первое (столь же бессмысленное, кстати), с тем лишь небольшим исключением, что погода в этот раз оказалась милосерднее, нежели в прошлый, и почти совсем безоблачное небо сияло над головами мальчишек, радуя своей синевой.
Парня, представившегося Лексом, который, честно признаться, все дни, прошедшие с первого сбора, не давал покоя любопытству Пана, не было до самого последнего момента: он появился не раньше, чем за минуту до сигнала о построении и отнюдь не выглядел торопившимся или тем более запыхавшимся.
- Привет, - произнес черноволосый негромко, но мальчишка не отреагировал на его голос, - привет, - повторил он, нисколько не меняя интонации, но лишь бросив на Пана мимолетный испытывающий взгляд.
- А я думал, тебя здесь не будет, - холодно бросил тот, не глядя на темноволосого парня. Интересно, проклятые Высокие умеют различать в годами отточенном безразличии все десятки или даже сотни оттенков презрения? Тот не отреагировал – не то из-за зазвучавшей вступительной речи, не то еще из-за чего, Пану в общем-то было совершенно плевать. Он достаточно демонстративно отвернулся от «подставного», с особой тщательностью выполняя звучавшие команды и постепенно полностью уйдя в себя и свои мысли. Странно, но он, в отличие от, наверное, большинства присутствующих здесь сейчас его ровесников, почти не чувствовал страха или особенного напряжения: очевидно, здравый смысл снова одержал верх. Хотя бы даже исходя из того, что в своей жизни он ни разу не встречал человека, кто лично знал бы мужчину, не прошедшего испытания Посвящения, Пан делал вывод, что едва ли и он сам окажется настолько плох. Куда больше его сейчас заботило то, что до окончания базовых классов школы оставался последний год, который начнется уже через неполную неделю после Посвящения, а платить за дополнительные предметы родители, разумеется, не в состоянии (да и не сочтут за необходимость, как всегда ткнув его носом в свое любимое «вот мы же…»); работу свою Пан серьезной не считал, хотя и находил интересной, и менять не собирался в первую очередь из-за удобного графика. Будущее его, таким образом, тонуло во мраке неизвестности, что казалось ему совершенно неуместным для совершеннолетнего молодого человека. Ему почему-то всегда думалось, что этот рубеж – совершеннолетие – должен что-то кардинально изменить в его жизни… как бы ни так! Теперь, когда мальчик стоял уже вплотную к нему, он понимал, что тем единственным, что может теперь поменяться, является лишь еще большее давление родителей и их призывы к самостоятельности, которые, даже не всегда будучи высказанными вслух, являлись для Пана причиной страшной неловкости, его больной точкой, которую никак невозможно было вылечить, пока он сам не понял бы, чего, собственно, ждет и хочет от этой жизни, от мира взрослых людей. А этого Пан упорно понять не мог. Вернее, нет, в глубине души мальчишка, конечно, догадывался, что было бы здорово и правда продолжить учиться – сколько это вообще будет возможно, - а там уже решать, что делать, ведь образование давало куда больше возможностей, чем он имел сейчас… Загвоздка лишь в том, что у него и жизни не хватит, чтобы со своей нынешней зарплатой потянуть старшую школу. Ясное дело, что Средним запретную и тем более интриговавшую его историю и в дополнительной старшей-то не преподают, но ведь можно же иногда впустую помечтать… Только, думая о продолжении учебы, Пан еще сильнее чувствовал себя “каким-то странным”. И правда, кому оно надо - тратить заоблачные суммы на лишние годы сидения за партой, когда все нормальные люди будут уже вовсю работать и приносить пользу?..
- Можно Вас на минуту? - Недавний знакомый возник словно из-под земли сразу же, как только громкоговорители объявили отбой и окончание второго построения, и Пан, давно уже понявший, что его дурная способность с головой уходить в себя до добра однажды не доведет, ведь даже эмоции порой были не столь опасны как выражение задумчивости, словно вынырнул, отключая режим «автопилота» и возвращаясь к окружавшей его реальности. - Полагаю, я чем-то обидел Вас, - начал Лекс, когда толпа подростков вокруг них двоих начала понемногу рассасываться, и посторонних ушей стало чуть меньше, - и обидел немало, что Вы столь демонстративно это до меня доносите. - В голосе его слышались разом интерес, вежливый укор и едва уловимый холод, от которого, однако, Пану стало заметно не по себе.
- Нет, Вам, право, показалось, - Пан невольно вспомнил, как четко, безжалостно и резко этот молодой человек одернул в прошлый раз Эриха, его давнего неприятеля, стоявшего позади них, и так и не сумел поднять глаз на собеседника, скороговоркой произнося эти глупые слова, - простите, если причинил Вам неудобство. – «Обидел». Проклятье, как простые слова могут нести в себе такую жуткую угрозу, если хоть чуть-чуть в них вдуматься.
- Вообще-то эмоции в нашем с вами мире, молодой человек, не то, за что можно отделаться оправданием. Но я не стану доносить на Ваше глупое мальчишество, если Вы все же скажете мне, в чем заключается суть проблемы.
Отлично, еще и шантаж. Ну он и попал… И где только Марка носит? По правде сказать, Пана ужасно нервировал тот демонстративно уставной, чрезмерно вежливый и почти поучительный тон, которым обращался к нему этот парень, тыкая его, словно нашкодившего котенка, носом в его же, Пана, немало серьезный, к слову сказать, промах. И всё же глупый страх, инстинкт самосохранения и привитый с пеленок трепет перед буквой закона делали свое дело.
- Я был зол, что Вы - подставной и следили за нами, когда нам так нервно и сложно, - Пан был краток, голос его звучал уверенно, быть может, даже дерзко, хотя он и старался сдерживать себя как мог, - был зол, что Вы прикидывались заступником, отшив Эриха, который задирал меня, а на деле Вам плевать - на самих людей.
- И как Вы это поняли? Что я – «подставной», как Вы изволили выразиться, - не обратив ожидаемого внимания на упомянутые эмоции, Алексис смотрел Пану прямо в лицо, и тот внезапно отчего-то заметил, какие же красивые, ярко-синие глаза у этого странного типа.
- Ни один мальчишка, прошедший среднюю школу в такой старой и истрёпанной форме как Ваша, не будет в состоянии говорить так решительно, резко и гордо. Вы, видно, не знаете, что такое школа – мясорубка это, а не школа! – и просто надели чужую форму, маскируясь. – Пан отлично понимал, что то, что было только что сказано им, на самом деле говорить совершенно недопустимо, однако он ни мгновения не сожалел о собственной резкости. Ну, по крайней мере, пока она ничего за собой не повлекла. - Хотя какая уж тут маскировка, с такими сияющими ботинками, что в Низком Секторе отсветы увидят… Вы не знаете, что такое школа в Среднем, - качнул он головой, - неужели никто никогда не обращал на это Ваше внимание? Только Высокие могут думать, что Средние все одинаковые, если так положено Уставом, - с обжигающим презрением холодом продолжал Пан, - как бы ни так.
