Едва слышным шепотом Ия кратко поведала подруге обо всем, что успела прочесть в отцовских новостях, что смогла понять из них, не одну полубессонную ночь потратив на то, чтобы сложить в своей голове известные ей фрагменты в единый рисунок, и голос ее вздрагивал и замирал порой. А Лада – Лада порою даже опережала её рассказ своими вопросами, с полуслова понимая, куда приведет следующая ее фраза.
- Это правда, да? – Лада пытливо взглянула Ие в лицо, словно пытаясь найти в нем ответ на еще не прозвучавший вопрос, терзавший её сердце столь давно и безвыходно, - это ведь правда, что диких – да что там диких, весь Низкий Сектор, - время от времени «чистят»?.. У тебя же отец должен знать. И ты знаешь, да?
Ия поджала губы, отводя глаза. Наверное, ответ даже не требовался – стоило лишь взглянуть в этот момент на выражение её помрачневшего лица, и всё становилось понятно само собой.
- Чистят, - кивнула девушка медленно, будто нерешительно, и губы её внезапно дрогнули, - намного чаще, чем я думала, - прошептала она совсем тихо, - я потому тебя и позвала, наконец, увидеться, что узнала что-то новое об этом всем…
Глаза Лады широко распахнулись, она сжала холодной ладонью пальцы Ии и почувствовала её легкую дрожь. Потом вдруг опомнилась и выдернула свою ладонь из руки девушки.
- Они так боятся… - молвила она едва слышно, - они так боятся за свою Систему?.. Неужели Низкий Сектор действительно представляет для них такую угрозу? Когда, Ия, когда? Насколько часто?
- Раз в месяц… или два… теперь. – Ответила та, не поднимая глаз, словно сама была виновна в том щемящем ужасе, о котором говорила. - И сейчас планируют участить рейды. Низких же всё еще немало, да и стоят они друг за друга стеной. Они не выдают, кое-кто в моей школе в пятнадцатом поговаривал, даже на допросах не всегда сдаются… а ведь чувствуют, понимаешь, что самое жуткое, они же чувствуют, как нам и не снилось. Даже нам с тобой. И держатся. Я не могу этого понять, - девушка говорила горячо, и глаза её мутно блестели как блестят от нездоровья и высокой температуры, – так давно думаю, и все равно не могу понять: Империя же сильнее, правда, Лада, нас в Империи – и Высоких, и Средних – чувства не смущают и не тревожат; у нас закон и спокойствие, а у них? Слушают «сердце», как это у них называется, идут вслед за эмоциями и желаниями, живут в анархии и разрухе, а в итоге все равно сильнее нас… Я не понимаю, как это возможно, хоть и сама, как ты знаешь, не из самого упертого и бесчувственного имперского десятка, но даже так Система настолько глубоко внутри меня всю жизнь, что я не могу выглянуть за её край, не могу отбросить этот образ мысли. Мне вот все детство твердили, что диких так много из-за детей, у них же секс, - добавила она, чуть смущенно понизив голос, - не клиническое зачатие как у нас… Я, правда, и того не понимаю, как они на всё это идут: вынашивать внутри себя, потом мучиться и умирать, выпуская наружу… - девушка заметно поёжилась, вспоминая жутковатые фотографии, которые им показывали на уроках асексуальности. - Но ведь не может же только в этом быть дело, правда? Ведь и это тоже должно быть как-то связано… С эмоциями, с чувствами, с жизнью и всем тем, что у нас вне закона, угрожая порядку.
- Ия, а прогнозы? У них есть прогнозы? Ну… по «чистке»?.. – Лада говорила еще тише, словно едва дыша, будто каждое новое слово давалось ей с трудом и немалым усилием воли, а голос звучал глухо и потерянно.
- Говорят, пара лет или меньше, но откуда мне знать? Их дети не успеют вырасти, даже те, кто сейчас подростки. Там голод, Лада, голод и болезни, некачественные, давным-давно просроченные лекарства… - она замялась и снова дрогнула, - промышленность давно стоит. Там ничего нет, понимаешь… только дикая свобода, безысходная, как анархия.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Ну… всякое говорят… - чуть неуверенно повела плечом Ия.
- Всякое говорят, да не всё правда. Но власти всё равно боятся. – В голосе Лады слышалось странное удивление и подозрение. - Делают всё, чтобы лишить Низкий Сектор надежды и шансов на выживание, а сами все равно вынуждены устраивать чистки?.. Ох, Ия, не сильна я в политике – да и не хочу, грязь это всё, - но не так все здесь просто… Низкие обессилены, разве они поднимутся против двух Секторов? С чем, с лопатами? Что у них есть?..
- А за что они борются? Эй, скажи мне, за что они стоят насмерть, почему всё ещё не примкнули к Империи? – Мурашки пробежали по рукам и спине Ии, и она заговорила так жарко и эмоционально, что, казалось, почти повышала голос – с едва слышного до громкого шепота, замерев на мгновенье, провожая взглядом зашедшую на территорию садика и направившуюся к скамейке молодую женщину. - Ради чего они терпят всё, что с ними делают? И как вообще возможно жить, зная, что тебя и твою семью могут в любой день убить или забрать на опыты, или что еще они там с ними делают?.. Если имперцы хотят вбить нам в головы, что дикие - не люди, зачем они вообще их держат в этой жуткой резервации, как опасных зверей? Не легче ли выставить их за общую стену, где, говорят, ничего нет и жить невозможно, а самим занять их территорию? - Глаза девчонки блестели подступившими слезами, но голос даже не дрогнул.
- А может, они просто не хотят? – Задумчиво произнесла Лада, словно рассуждая вслух сама с собой. – Ну, не хотят показывать, что вмешиваются?.. Скажи, сколько их, много ли тех, кто знает всё это как ты и твой папа? Цель Высоких - показать нам, что дикие не выживут вне Системы, что они просто изживут самих себя без порядка…
- И что, кто-то поверит? - В голосе Ии отзвуком слышалось недоверие на грани горькой насмешки. Два мальчишки лет двенадцати в школьной форме заскочили в открытые ворота и нырнули под широкие ветви деревьев, нагибаясь к земле в поисках созревших и упавших каштанов.
- В том-то и дело… Люди не вдумываются, - качнула головой Лада, наблюдая за ними, - просто не хотят брать в голову чужие проблемы лишний раз. Верить же проще, чем думать. Мама с папой, Вея и Нина, даже Карл, который наш с тобой ровесник… Все так увязли в своем выживании, что и не задумываются, касается ли их что-то еще. Вот Нина и Вея, те обе как одна говорят: “Надоело-надоело”, - а на деле? Что, скажи, мешает им что-то изменить? “Да где и кому мы нужны? - Твердят они, если речь заходит о смене работы. - Разве мы найдем условия лучше, чем здесь, где работал наш отец?” И в итоге они так ничего не делают – в итоге никто ничего не делает, просто потому что у нас нет надежды и нет даже жалкой задней мыслишки, что человек – каждый из нас – достоин чего-то большего, чем предписал ему его статус гражданина Империи. Почему так страшно что-то поменять, а? Потому что у нас нет надежды даже на надежду получить что-то большее, мы и помыслить не можем, что есть что-то за пределами нашего серого мирка, одинакового для всех. Что-то за пределами Системы. Вот он, наш «порядок». Знаешь, Ия, поднимись непокорённые на восстание – и мы, Средние, мы бы проиграли, потому что нам не за что бороться, потому что всё, что у нас есть – это порядок, данный Уставом и Системой, это стабильность и спокойствие за то, что Империя не даст тебе остаться без крыши над головой и помереть с голоду завтра, случись что с тобой или твоей семьей. И народ еще десять раз посомневается, менять ли ему эти стабильность и уверенность на преследования, неизвестность и смерть. Только вот стабильность эта – железный ящик, на который всё та же Империя повесила свой замок – и нам лишний раз не вздохнуть и, если Низкий Сектор сотрут и забудут, уже никогда не выбраться.
- Так…надежда? – Голос Ии звучал неуверенно, но очень серьезно, быть может, слишком серьезно для семнадцатилетней девушки, продирающейся через политические дебри. - Хочешь сказать, у них есть надежда, которой нет у нас? Я не знаю, Лада, я не знаю… - устало выдохнула она, - я не была в их мире, и мне их не понять.
- Ой ли?
Ия бросила на собеседницу быстрый, полный почти испуганного удивления взгляд. Из открывшейся входной двери появился мальчишка лет трех, устремившийся сразу же к сидящей на скамейке женщине, за ним – две пяти-или шестилетние девочки в беретах. Лада сощурилась, вглядываясь в детские лица.
