========== Глава 20 Без масок ==========
День сменялся днем, но не случалось ничего, что позволило бы иметь хотя бы какую-то надежду думать, что всё изменится, что произошла некая ошибка, недоразумение, что девчонки смогут еще как-то на что-то повлиять. Внезапный звонок Лады, заставший Ию вечером врасплох за очередным одиноким ужином под тихое бормотание телевизора, произвел эффект разорвавшейся бомбы, после которой этот странный мирок, что, оказывается, успели построить для себя две девушки, уже едва ли мог бы вернуться однажды в свое прежнее состояние. Весь день, думая о назначенной на вечер встрече, вспоминая дрожащий голос Лады, Ия сжимала зубы покрепче, лишь однажды мимолетно позволив дрожи пробиться наружу, коснуться рук, заставив пальцы сжаться в кулак.
Рассеянность невозможна, непростительна.
Ия, кажется, прокрутила в голове сотни сюжетов, вариантов и идей, как помочь Ладе, как избежать родительского решения, столь глубоко противного ей (да что там, им обеим), но ни один из них на деле не представлялся хоть сколько-то возможным и разумным.
Встречу подле школьного двора Лада Карн перенесла стоически, бледная и суровая, не вымолвив ни слова, лишь кивнув приветственно неуловимым движением скорее глаз, нежели всей своей аккуратно причесанной головки, юркнула за трансформаторную будку и только в гробовой тишине убежища дала волю слезам, явно давно уже стоящим комом поперек горла. Даже говорить и рассказывать ничего не стала – не могла, задыхаясь. Только на слезы её смотреть было мучительно невозможно, словно внутри что-то резали по живому, словно сама вот-вот расплачешься вместе с ней, не в силах объяснить, отчего именно.
- Так, Лада, быстро собралась и утерлась, - Ия, кажется, удивилась, как смело и твердо звучал ее голос, когда внутри все так трепетало, даже почти дрожало от неуверенности и волнения, - слышишь меня? - Девчонка, жалобно всхлипнув, притихла и подняла на любимую заплаканные глаза насыщенного, но мягкого карего цвета, и робко кивнула, словно ожидая дальнейших указаний к действиям. Ия замялась на миг, смущенная той нечеловеческой, скорее щенячьей доверчивостью, почти жалобной, что сквозила в том взгляде, и крепко обняла девушку, целуя в макушку.
- … Ничего не изменится, слышишь меня? Просто будем более осторожными, да? - И как она собирается устроить это самое “ничего не изменится”, хотелось бы знать?.. Врунья несчастная, себе самой поверь сперва. - Да, Ладушка?
Девушка вздрогнула, услышав столь странное обращение, и по неосознанной привычке оглянулась, словно ища глазами кого-то, кто услышит, кто отнимет у нее Ию за такую дерзость.
- Тсс, с ума сошла? – Успевшие уже припухнуть и порозоветь от слез глаза изумленно округлились. - Ишь загнула, семь букв…
- А ты всё о буквах думаешь? – С досадой качнула головой Ия. - Да пропади они пропадом со своими буквами, со своими Уставами, с проклятыми камерами! Слышать не желаю… Кто они такие, чтобы всё за нас решать?
- Легко говорить, когда это не про тебя. Знаешь, лучше бы всем было наплевать, - в голосе Лады прорвались внезапно злые, досадующие нотки, коих Ие не доводилось от нее слышать никогда прежде, кои стали для нее теперь внезапно неприятным открытием, - лучше бы всем было на меня наплевать, чем такое внимание…
Что? Она что, завидует ей, Ие, её изуродованной «семье» и её одиночеству? Девушка не могла поверить своим ушам, не могла поверить в истинность услышанных слов. И почему так больно от них теперь?..
Ия закрыла глаза, делая глубокий вдох, а, открыв, увидела растерянность и почти даже панику в глазах Лады, понявшей, кажется, внезапно, какие непростые слова она ляпнула столь бездумно.
- Прости… – прошептала она. - Прости меня… я… я не хотела. Я тебя люблю.
Ия вздрогнула, и её пальцы, обнимавшие плечи и талию второй девушки, невольно напряглись. Святая Империя, что же она творит? Обида и стыд за собственные страхи и сомнения больно ожгли ее, словно внезапной пощечиной по лицу.
- Ты что же, Ия, меня боишься? – Лада чуть отстранилась, съежилась, но в глазах, кроме печали, явно таились искры надежды, легкой, совсем невесомой, и все же накрепко не желающей отпускать девушку. Искры именно той жизни, которая произвела на Ию такое неизгладимое впечатление в самую первую их встречу в зависшем над пропастью города лифте. Святая Империя, сколько же всего произошло с тех пор!..
- Я сама себя боюсь больше всего… - выдохнула та в ответ, словно ныряя с головою в ледяную воду, позабыв уже все свои сомнения, только безумно отчего-то смущаясь собственных слов и всего того, что стояло за ними на самом деле.
Лада лишь улыбнулась – тихо, опустив глаза к пыльному полу, довольно. Только потом снова словно лопнула какая-то натянутая нить внутри нее, и снова хлынули слёзы по щекам, таким мягким и нежным, когда касаешься их губами…
- Тихо, тихо, - Ия обняла подругу за плечи, изо всех сил сдерживая собственную дрожь, - Ладушка, девочка моя… Все будет в порядке…
- Но мы переедем…- снова всхлипнула та.
- И что же? Наше место никуда ведь не исчезнет от этого. У нас почти целый месяц в запасе, слышишь? А потом, потом найдем новое, даже ближе к тебе, если нужно, да?
Как-нибудь.
Только рано или поздно все равно приходило время расставаться. Ия обвела взглядом пыльное помещение, за пределы которого они с Ладой так и не рискнули ни разу выйти в другие двери, закрыла глаза и вдохнула полной грудью пыльный воздух. Удивительно, сколько свободы может быть даже в самой маленькой и тесной бетонной коробке, если находишься в ней с человеком, который понимает твой внутренний мир и смеет принять преступность собственных чувств. А, может быть, ничего этого на самом деле нет, а они просто путают своё неожиданное доверие с тем, что у диких звалось когда-то любовью? Почему им кажется, что они знают, как это – любить, если никто никогда не говорил им об этом?
Лада заколола выбившуюся на глаза челку, влажными салфетками привела в порядок раскрасневшееся от слез лицо, и так тщательно стряхнула пыль с серого платья, направляясь к выходу подземелья… Только что-то, наверное, изменилось, настолько изменилось за этот вечер, за этот разговор, что смотреть на нее и идти домой одной стало решительно невозможно, и отпустить её руку стало невозможно, потому что тогда твои собственные неумолимо начинали мелко дрожать тоже – как и губы, сжатые в нить. И думать о том, как снова жить без нее, снова делать вид, что не ждешь встречи, что в силах продолжать, как и прежде, одна. Снова сходить с ума от невозможности просто обнять её. «Просто»…
Да пропади оно все пропадом, лучше б не было ничего. Не было этого безумия, этой эйфории, граничащей с болью, не было страхов и сомнения, не было постоянного ожидания, занозой ноющего в сердце, не дающего спокойно жить… Даже счастья встреч лучше бы не было, если оно дается такой ценой и такими усилиями! Пропади оно пропадом, такое счастье, даром не надо.
- Лада, Лада, постой, - перехватив тонкую руку Лады, лежащую уже на тяжелом засове двери предтамбура, Ия повернула девушку к себе, прижимая к груди в последнем объятии, - я так сильно тебя люблю…
***
How can I reach you I’m not even close to you
You don’t see me
How can I touch you the way I’m supposed to do?
You don’t see me
How can I tell you that I’m still in love with you?
You don’t see me*
[*Англ. «Как мне достучаться до тебя, если я не могу даже быть к тебе близко?
Ты не видишь меня.
Как мне прикоснуться к тебе так, как, наверное, стоило бы?
Ты не видишь меня.
Как мне сказать, что я по-прежнему в тебя влюблен?
Ты не видишь меня».
Из песни группы The Rasmus – You don’t see me.]
У мальчишки в голове каша, жуткая, не поддающаяся никоему рациональному анализу каша, от малейших попыток понять которую его самого, Алексиса Бранта, голова готова была буквально трещать по швам. Ни грамма логики и рассудка, хоть ты тресни. А самое чудовищное, что он, кажется, и весь мир воспринимает подобным образом, пропуская через эту кашу… Хоть головой об стену бейся. Видимо, чтобы понять мальчишку и донести до него хоть что-то так, чтобы он не извратил каждое твое слово на свой лад, нужно просто отключить здравый смысл (какое там, вообще весь рассудок) и попытаться говорить его же языком. Через призму его же каши, ага.
