Разумеется, среди кадетов в классе одно место пустовало. Мальчишки, кажется, были озадачены этим, ведь пропуск занятия без веской на то причины был чреват отчислением (а что стоит на самом деле за этим «отчислением» никто старался не спрашивать и не вникать), и обеспокоены известиями, и в комнате висела напряженная тишина, время от времени подогреваемая чьими-то вопросительными взглядами. Алексис сделал шаг в классную комнату, подавив глубокий вздох не то усталости (уснуть той ночью ему больше так и не удалось, и теперь лицо, которое он увидел в зеркале перед выходом на работу, имело под глазами круги почти того же глубокого синего цвета, что и сами глаза), не то облегчения, что вторая парта у окна по-прежнему занята тем же, кем и всегда.
- Кадеты. Не сомневаюсь, что все вы уже в курсе последних известий – и на данном этапе я воздержусь от каких-либо комментариев к ситуации, хотя не сомневаюсь, что мы еще не раз коснемся этой темы на наших занятиях. С особо желающими мы можем поговорить на личных встречах в моём кабинете. Сейчас же пустые разговоры лишь займут время, необходимое для вашей подготовки. – Алексис задумчиво пожевал губы, переводя взгляд с одного лица на другое, потом продолжил без долгих церемоний. – Место Второго Мастера займёт на неизвестный пока что срок Мастер Берген, Виктор Берген, вы с ним познакомитесь на следующей лекции. Я по-прежнему остаюсь вашим Первым Мастером, имейте в виду - вас будут ставить в известность всего, что вам должно знать. А пока перейдем к делу.
Лекция вышла донельзя по Уставу – механически бесстрастной, четкой и лаконичной. Мальчишки, по всей видимости, улавливая его настроение, молчали как рыбы, не решаясь озвучить ни одного из вопросов, чему Алексис был несказанно рад, хотя и не сомневался, что вопросы эти наверняка в немалом количестве крутились в их головах. Они еще поговорят, непременно, ведь заполнять мозги ребят тем, что необходимо, и ограждать от всего прочего - его прямая обязанность, но все же не теперь, когда не хватало только самому опростоволоситься из-за острой нехватки информации. Пусть лучше денек молча побоятся его нынешнего угрожающего вида – всем на пользу пойдет. К счастью, лекций сегодня было только две – первая и четвертая, с большим перерывом между ними на решение личных вопросов, чем Мастер и не преминул заняться, едва часы отбили десять утра, а именно – окончание первого урока.
И как только Оурман мог так просчитаться?.. В голове сами собой возникли слова, которые Даниел говорил ему в день Посвящения. «Кир актер, каких еще поискать». Ох, Святая Империя, твой Ивлич тебя же и переиграл… Как же неприятно признаваться себе, что представлять дальнейшую работу без Оурмана почти невозможно. Спешным шагом Алексис спустился на второй этаж в западное крыло, в свой кабинет, бросив невольно короткий взгляд на соседнюю дверь, где еще вчера работал Даниел, а сегодня запертую и опечатанную, и отворил свою, успокаивая сбившееся внезапно дыхание. Швырнул на стол мягкий чехол планшетного компьютера, закурил в неизменно открытую форточку стеклостены и позвонил брату договориться о встрече завтра. Потом щелкнул кнопкой электрического чайника (по счастью, еще наполовину полного воды) в противоположном углу комнаты и тяжело опустился на стул, шаря по захламленному какими-то канцелярскими мелочами верхнему ящику стола в поисках таблеток анальгетика. Если б можно было такой же кнопкой включение и отключения регулировать собственные мысли. Алексис сжал виски пальцами - голова заболела просто нестерпимо еще в начале занятия – и, неосознанным движением теребя кольцо на указательном пальце, постарался хотя бы на пару минут отвлечься от окружавшей его реальности, когда раздался громкий, но вместе с тем словно бы неуверенный стук в дверь.
“Только не ты, пожалуйста, кто угодно, только не ты сейчас!” - Взмолился мысленно Алексис и громко разрешил ожидавшему войти. Разумеется, это не мог быть никто иной, кроме как Пан Вайнке. Он в этом кабинете, что, поселиться собрался?
========== Глава 17 [Раз]очарование ==========
А было бы славно сменить униформу на платье
Из голубой органзы
И засыпать вместе, не разжимая объятья,
Под звуки дождя и далекой грозы
[ Из песни Flёur – «Мы никогда не умрём».]
- Нас запугивают, но, спорим, никому нет до нас дела? Особенно теперь, когда вся Империя, должно быть, на самом деле на ушах из-за покушения и прочих забот… – Лада сидела по-турецки напротив Ии на нижнем ярусе жестких нар бомбоубежища, аппетитно поглощая еще теплую булочку с шоколадной крошкой – собеседница ее уже прикончила свою за увлекательным разговором, сама того, кажется, не заметив. - На самом деле ничто не поменялось - у них времени нет за всеми следить, не думаешь? Ну, найдут они для виду парочку-другую неблагонадежных, раструбят на весь свет… Но я уверена, что им сейчас не до того – да и Средние наверняка в большинстве своем напуганы так, что шагу лишнего не ступят…
- А, по-моему, сейчас, кстати, как раз самое удобное время, чтоб действовать. Помнишь, когда все случилось – ну, гроза, электричество гикнулось, мы с тобой…друг друга нашли… Так вот не мы одни, оказывается, да? Не знаю уж, что нам наврали, а чего недосказали о случившемся (и сейчас, и тогда), но только я, знаешь, что поняла? Не все сидят и боятся, Лада, не все. Средние сильнее, чем сами о себе могут подумать. Потому им и не дают шанса действовать никогда – потому что не Средние Высоких боятся, ну, должны бы бояться, - а Высокие – Средних. И еще знаешь, что? Система «вы - нам, мы - вам», конечно, в балансе, но Высокие от Среднего Сектора зависят сильнее, чем мы – от Высокого, - Ия говорила горячо и проникновенно, глядя Ладе прямо в глаза, отчего той стало в какой-то момент даже немного не по себе, - я имею в виду промышленность и заводы. У них – наука и политика, а у нас – еда и топливо. У них технологии, у нас – производство. А если бы мы начали действовать? Мы без их науки вперед не пойдем, но продержаться продержимся, а они без наших заводов и рабочих рук – вряд ли.
- «Действовать»? – Неуверенно переспросила Лада, тревожные и настороженные нотки звучали в ее тихом голосе.
- Ну, нашлась бы еще парочка-другая таких храбрецов, как тот мальчишка, авось и прикончили бы Владыку… А то на пустых словах ругать Систему многие, наверное, горазды, а вот набраться такой ненависти, чтоб начать действовать…
Лада задумчиво кивнула, когда вдруг легкий морозец пробежал внезапно по ее спине: Святая Империя, да о чем они говорят, что вообще городят? Они же одобряют мятежника, психа, преступника… Открыто одобряют, без страха облечь эти чувства в слова! Однако произнесла отчего-то нечто совсем иное.
- На ненависти не построить… ничего, ровным счетом, - задумчиво качнула гладко причесанной головкой Лада Карн.
- А что ты предлагаешь мне взамен ненависти? – Глаза Ии недобро сверкнули. – Смирение и покорность? Да я лучше сдохну, чем буду раздавлена и перемолота в мясорубке Системы.
- Нет, Ия, послушай! Невозможно, все это невозможно, если действовать вопреки, назло, наперекор. Невозможно – на ненависти и страхе, должно быть что-то другое… Что-то, для чего, ради чего можно было бы идти до конца.
- «Ради» чего? Ну ты прям Яниш из детских рассказов, – тихонько фыркнула Ия, - только вот ему было, за что умирать – за Империю, - а меня лично за нее не особо тянет коньки отбрасывать, да еще и в таком возрасте как он был или я теперь пребываю. Ох, Лада, - смягчилась девушка, - да все люди в Империи делятся на два типа: имперцев-Высоких, повернутых на своей идее и своей красивой жизни, и задавленных страхом всех прочих…
- И среди них, этих «прочих», вдруг возникает пятнадцатилетний мальчишка, «задавленный страхом», и добирается до самого Владыки? Нет, не так, все не так, ты что-то упускаешь, Ия. Что, если дело – в другом? – Лада чуть наклонилась к своей собеседнице, странно сощурившись. - Ия, представь, подумай, переверни всё вверх дном в своей голове. Представь, что дело - в другом, не в том, чего у тебя нет, не в том, где и как тебя ограничивают, уничтожают и ломают, представь… что главное – другое, главное – то, что есть, что у тебя не отнять никакими запретами. Можешь? Я… я сама, наверное, пока не очень понимаю, о чем говорю, как можно так думать и как объяснить, но я где-то на грани самого важного! – Вечно бледные щеки девушки запылали жаром, а голос звучал так, словно она запыхалась после долгого бега, но она была как-то непередаваемо свежа и красива, словно цветок, умытый утренним дождем. - Им не отнять тебя, понимаешь? Того, что ты на самом деле, того, как ты любишь, что ты ценишь, никакими запретами не растоптать, даже если ты спрячешься, как ёжик в собственные колючки… Оно там, внутри, оно всегда внутри тебя. Может, это даже и есть «ты сама», может, даже еще глубже… Система может ломать наши жизни, наши тела, представления о мире, но… но наше сердце… Они ведь правы, дикие правы, – Ладе самой не верилось, что она действительно осмелилась произнести столь страшные мысли вслух, но ее было уже не остановить, - дикие со своей любовью, со своим шальным сердцем, непокорным, непокорённым… Это ничего, что нам запрещено чувствовать, запрещено самостоятельно думать… Это ничего, пока мы продолжаем это делать, пусть и тайно, пусть и давясь самими собой… Главное только не останавливаться и не сдаваться.
