И все же. Значит, Средний мальчишка из третьего квартала? Одного из самых дурных, бедных и обделенных вниманием кварталов… Да, не мудрено, ребята оттуда, наверное, и не такое сумеют, дай только волю. И все же, в уме не укладывается, как ему это могло удаться. Даже в Высокий-то Сектор попасть, не то что до самого Владыки дойти… Ох, что-то Лада скажет на это безумие? Один, в Высоком Секторе, в несчастные пятнадцать лет отдать всё за единственную попытку… Мурашки побежали по ногам Ии от этих мыслей. Имперцы - ясное дело, но знать, что есть кто-то, кто-то совсем рядом, может, в соседнем доме, кто готов променять свою такую недолгую жизнь на… Ия сжала и без того искусанные губы в напряжённую линию, чтобы не дать им внезапно задрожать, и это напугало ее - жалость к мальчишке-преступнику из деградирующего третьего квартала, которого сама она и вовсе отродясь не видела… Совсем что ли крыша слабину дает?..
***
Это были мучительные два часа. Кажется, в переговорной собралась почти вся управленческая верхушка кроме, даром, самого Всеединого и пары его ближайших помощников, и каждый из присутствующих стремился задать как можно больше вопросов насчет мальчишек-кадетов, обряда Посвящения, насчет Оурмана (которого, кстати, здесь сейчас почему-то не было) и некоторых других людей, с кем Алексису доводилось иметь общение в последние месяцы.
Отвечать на их многочисленные вопросы, рассказывать о мальчишках все, что он знал, наблюдал и успел понять, проанализировав, было почему-то совершенно омерзительно, словно лезть голыми руками внутрь живого человека, и Алексиса немало удивило это чувство. Рассказывать все, что знаешь, и почти все, что можешь, чтобы равно не создать впечатление недосказанности и не подставить под удар того, кому это сейчас ох как не нужно… Алексису было мерзко. Нервное напряжение сменилось холодной собранностью, а тошнотворное презрение пришло вместо первого испуга. Он - мастер, он не имеет права держать секретов от Империи. Так почему же происходящее вызывает в нем волну таких отвратительных чувств? И где, чтоб его, Оурман, он-то что и о ком расскажет?
Проклятье, а ему самому, кажется, и правда ничего не собираются объяснять. Алексис стиснул зубы. У какого из этих болванов хватило ума так нарваться? И такой отчаянной дерзости идти просто напрямую к гибели… Спасибо старшему Бергену, хоть ввел в курс дела, а то эти снобы, похоже, опять почитают его, Мастера Бранта, за зазнавшегося мальчишку, которому не обязательно быть при делах. Волна гнева вкупе с не отпускавшим беспокойством разлилась по телу молодого человека. Допрос был долгим, детальным и жестким, без объяснений и церемоний, будто сам Алексис был виновником происшедшего - хотя, чего душой кривить, конечно, был, слепец, настолько поглощенный собственным безумием, что проворонил самое главное. Или это Вайнке так просто обманул его? Что-то внутри надорвалось от этой жуткой мысли. Нет, нет, прочь, не может быть.
Алексис чувствовал себя провинившимся ребенком, которому взрослые даже не снизойдут объяснить, что, собственно, происходит, и чего именно ждут от него самого - признаться, чувство это немало нервировало, если не сказать ужасно злило: в конце концов, он мастер, а не кадет, и ему, как и остальным присутствующим в кабинете, должно быть в курсе происходящего. Кристоф Берген тоже был здесь – впрочем, немудрено, ведь он преподавал первокурсникам Бранта основы экономических структур (какие уж им экономические структуры, право, когда они первые главы Устава-то нормально выучить все еще не в состоянии), но шанса и подходящей минуты сказать ему простое слово благодарности за преждевременный звонок Алексису так и не выпало. В общем-то, кому оно надо, такая мелочь, но отчего-то искренне хотелось, даже если б и выглядело несколько странно и непривычно. И все же эти два часа выжали его, кажется, до последней капли, еще оставшейся в организме на фоне последних безумств, когда Мастер сел, наконец, за руль своего автомобиля и направился домой, милосердно выставленный высшим начальством из кабинетов Академии. Неудовольствие и какой-то презрительный гнев грызли его изнутри, заполняя все мысли лишь одним-единственным вопросом: «Кто?» Кто, дикие всё забери, ввязался в эту дрянь? И как, Святая Империя, заговорщику удалось забраться так далеко и так глубоко? Как не заходил еще ни один из Средних. Информации катастрофически не хватало, и напарник звонок за звонком не поднимал трубку.
Уже совсем поздно ночью, отключив, наконец, свой обожаемый WARX III, молодой человек устало повалился на широкую кровать, такую одинокую в просторах полупустой спальни, неровно освещенной уличными огнями, пробивавшимися сквозь зелень деревьев перед стеклостеной. Стянул майку и, оставшись в мягких домашних штанах, не стал даже укрываться одеялом. Ну и деньки пошли, один покруче другого… Когда это все заварилось – неужто еще в мае, когда он вымок до нитки в этой дурацкой школьной форме Среднего и почему-то встретился взглядом с нескладным зеленоглазым мальчишкой? Алексис ни за что не поверил бы, что одна встреча может изменить всю дальнейшую жизнь, но судьба, кажется, всеми силами стремилась его в этом переубедить. Прошло два месяца – и что? Всё с того дня летит кувырком и наперекосяк. Ох, Пан… Неужто и правда Пан, дурная твоя голова…
Жуткая усталость – более нервная, чем физическая, хотя и последняя тоже, – навалилась ватным комом, подмяв под себя Высокого, стремительно вдавив в глубокий сон без сновидений и головной боли, чего у молодого человека так давно уже не было, как, не прошло и часа, настойчивый телефонный звонок выдернул его из приятного забытья. Вспомнив, кажется, все возможные и невозможные проклятья, которые знал, Мастер, не открывая глаз, нашарил ненавистно вибрирующее устройство где-то под подушкой и снял трубку.
- Алексис… - голос Даниела звучал тревожно и спешно, тихо почти до шёпота и чуть хрипловато, что сонный Высокий даже не сразу узнал его. - Алексис, старина, мне крышка, - нервный смешок, отчетливо слышимый на другом конце провода, ввел и без того не проснувшегося Мастера в окончательный ступор, а напарник меж тем продолжал, не давая ему вставить и слова, - это был Ивлич, представь? «Мой» Кир Ивлич среди тех, кто стрелял во Второго. Насмерть его застрелили, я знаю, что тебе не сказали. И не скажут. А Кир меня перехитрил, всех нас… Короче, Брант, ты же дельный парень. Не ломай все, слышишь? - Алексис невольно вздрогнул, все более и более потрясенный каждым словом напарника и таким непривычным тоном его голоса, и окончательно проснулся. - Я тебе не нянька, ты сам все понимаешь… Короче, я не знаю, что будет, Брант. Со мной и со всем прочим. Империя ходуном ходит под ногами, чувствуешь? То одно, то другое, ты тут еще… - Даниел не то хмыкнул, не то недобро фыркнул. - Ладно, время. Счастливо тебе там… дальше. Прощаюсь.
Короткие гудки в трубке оборвали голос молодого человека, но Алексис так и остался еще несколько минут сидеть, слушая их, вперив невидящий взгляд в темноту комнаты. Жуткое ощущение, что он слышал этот голос в последний раз, грызло сердце молодого человека, заставляя волосы на голове шевелиться.
«Насмерть»…
Разумеется, никто не должен знать этого. То, что за именем Всеединого Владыки стоят три человека, являлось одной из наиболее строго охраняемых тайн Империи, к которой не допускался ни один, кто не прошел бы по целому ряду критериев: и пол, и возраст, и статус, разумеется, должность, и еще огромное количество прочего. Второй убит, Святая Империя… Убит Средними, убит, быть может, самим студентом его напарника, а он даже не знает, как все произошло…
Даниел, проклятье, как?..
А утро следующего дня началось с дивного известия о том, что напарник Алексиса Бранта смещён со своей должности, и место его займет отныне Виктор Берген - младший брат звонившего накануне наставника, Кристофа. Виктора Бергена, получившего кольцо всего лишь в прошлом ноябре, Алексис едва знал, но перспектива заиметь его в новые напарники, мягко говоря, не приходилась ему по душе. Такой зеленый мальчишка (не имеет значения, что Виктор на полтора года старше него самого) - и в группу этих бездарей первокурсников, среди которых один оказался мятежником и террористом, а другой… Расколоться Империи! Кажется, еще никогда личная выгода Алексиса не шла настолько вразрез с рабочими обязанностями и долгом Высокого.
