Да уж.

Мысли в голове словно бы вели между собой какие-то собственные внутренние диалоги, совершенно от его, Пана, воли не зависящие, и он лишь прислушался к ним повнимательнее, пытаясь найти подсказку к ответам хотя бы на какие-нибудь из великого множества вопросов в мозгу. А сводилось в итоге все к одному: как ни крути, а он попросту зажат в угол. И, кажется, совершенно безвыходно. Учеба не шла в голову - а в конце недели ведь уже сдавать знание первых двух глав. Целиком.

“Я не могу сказать больше, чем могу…”

Что за наваждение? Мальчишка опустился лицом прямо на стол.

То, что произошло, это же просто какая-то загадка, которую ему надо разгадать, верно? Но как, чего от него ждут? Молчания или преданности Системе? Почему этот проклятый Брант снова играет в непринужденность? Как, провалиться Империи, ему это удается? Мальчишка злился – а в глубине души еще и завидовал, что сам не умеет вести себя так же. Он не был готов… Высокие же не умеют чувствовать, быть того не может. Средние-то не умеют… И почему только он один такой ненормальный, что… что правда повёлся..

Внезапная горячая волна окатила его изнутри. Что еще за “повелся”? Ему-то что… Пальцы рук похолодели как-то неожиданно и пугающе ощутимо. Так, стоп. Стоп, Вайнке, сбавь обороты! Он Высокий. Он Мастер, учитель и вообще…

Он парень.

А это-то здесь причем?.. Видимо, вся кровь из похолодевших рук внезапно вздумала прилить к ушам, заставляя их пылать обжигающе горячо. Нет, ну правда, он же не дикий какой-то, чтобы думать о чем-то подобном… Пан вцепился в компьютер, вперив взгляд в текст на экране, но буквы, танцуя, почему-то совершенно не хотели составляться в осмысленные слова, а уши - возвращаться к той температуре, которую им положено иметь.

Устав. Устав! Устав, чтоб его… Ох, как же бесит.

========== Глава 14 Из огня да в полымя ==========

Знаешь, я теряю свободу, когда теряю тебя,

И я теряю голос*

[* Из песни группы Нервы – «Нервы»]

Лада боялась, это было очевидно. Ия и сама, конечно, боялась немногим меньше, в конце концов, ответ, упаси Империя чему случиться, держать перед начальством в первую очередь ей. И все же соблазн был столь велик, что фактически пересиливал здравый смысл – не настолько, разумеется, чтоб назначать соседке встречу в электронной переписке соцсетей (встречи по двое запрещенными не были, но к числу неодобряемых Уставом вполне могли быть отнесены, ведь что, с позволения спросить, такого тайного может быть у двух законопослушных людей, чего они не могли бы обсудить в присутствии прочих лиц, но стали бы встречаться с глазу на глаз?), и девушка второй день искала любой повод выйти если не из дому, то как минимум из квартиры, чтобы натолкнуться «случайно» на подругу-соседку. А Лада же явно боялась лишний раз даже ответить на сообщение, не то что позвонить или зайти.

Словно улитку, накрепко приросшую к своей раковине, Ладу доставать из ее крохотного мирка приходилось осторожно и крайне аккуратно, думая над каждым словом и каждым движением. Теперь, постепенно узнавая девушку получше, Ия все больше удивлялась, как и почему в первый раз, в лифте, та набралась смелости заговорить с ней первой, с чего вдруг решила проявить внимание - в до странности хорошем смысле этого слова, а Ия не была прежде уверена, что у слова «внимание» действительно может быть значение, не подразумевающее слежки, подозрения или угрозы. Но ответа найти все не удавалось, хотя совершенно очевидным оставалось одно: к Ладе тянуло неумолимо, как никогда и ни к кому прежде, словно необъяснимым магнитом.

Вытащить эту трусиху в бомбоубежище, о котором она упоминала девчонке еще во время недавней грозы, и, кажется, добилась согласия, оказалось для Ии делом, мягко говоря, не из самых простых. Никто, в общем-то, и не обещал, что будет легко, и все же Ие думалось, что юная Карн окажется легче на подъем, чем ей пришлось увидеть и испытать впоследствии. За неполный день переписки – иносказательной, туманными намеками, - у девушки сложилось стойкое впечатление, что Лада боится всего на свете, что только возможно и невозможно, каждого сделанного шага и каждого невысказанного слова, каждого взгляда, брошенного на нее случайным прохожим. Признаться, Ие это было странно: в ее жизни и жизнях людей, окружавших ее каждый день, ответом на возможную угрозу куда чаще была едва сдерживаемая агрессия нападения или, как минимум, упёртый спор за отстаивание собственных немногочисленных прав; здесь же все представлялось совсем иначе – Лада убегала. Пряталась улиткой в свою раковину, сдавалась, подчинялась и убегала от любых дальнейших взаимодействий, а уж конфликтов и подавно. Словно запирала сама себя на тяжелый замок с давно потерянным ключом (если вообще когда бы то ни было существовал этот самый ключ), ее саму же камнем на шее тянувший вниз.

Как бы то ни было, назначить место и время этого странного свидания, наконец, удалось. Встретились девушки в поздних сумерках за зданием школы, ничего не сказав друг другу, лишь согласно моргнув глазами, пытаясь придать походке непринужденность запоздалого пешехода, задержавшегося на работе. Ие вдруг подумалось, что неплохо было бы, пожалуй, если их общение войдёт в то русло, которого она так жадно желает теперь, придумать свои жесты или специальные слова для обозначения всего того, что вслух они произнести не могут. Надо предложить ей…

До комендантского часа оставалось еще минут сорок, быть может, даже чуть больше, но терять попусту время думалось совершенно недопустимым. Поблизости от заросшей кустами трансформаторной будки, по счастью, никого не было – Средние редко задерживались вне дома допоздна, – и Ия тотчас скрылась в зарослях, до неловкости спешно поворачивая ключ первой двери, а затем и второй, когда услышала приближающиеся шаги – помоги Империя, только бы Лада! Сердце трепыхалось в грудной клетке неровно, но безудержно громко, словно желая выдать своим стуком присутствие девушки в неурочное время в неурочном месте, и пальцы, сжимавшие ключ, дрожали. Какое безумие, святая Империя, какое безумие она затеяла, да еще и ввязывая в это другого человека…. Ведь теперь, случись что, выданная школьной администрацией доверенность уже не спасёт. Голова едва не шла кругом от осознания происходящего, от одной лишь мысли о том, что будет с ней и с ними обеими, если…

Она отворила первую дверь, когда Лада показалась в паре шагов от нее в зарослях черемухи - вот интересно, а не специально ли она посажена именно здесь и именно так, чтобы закрывать вход в потайное помещение? Глаза девушки блестели каким-то, как показалось Ие, лихорадочным нетерпением, которого она от Лады, столь упорно не желавшей искать приключений на свою голову, никак не могла ожидать теперь. Словно полевые мыши в свою норку девушки шмыгнули во тьму приоткрытой двери предтамбура, разом радуясь и досадуя, что сквозь кусты, окружавшие спуск под землю и трансформаторную будку, нет возможности видеть творящегося вокруг них, и, толкнув совместным усилием вторую, более тяжелую дверь, очутились во тьме бомбоубежища. С тревогой наблюдавшая весь вечер за реакцией соседки, Ия включила свет и повернулась к ней, понимая, что не знает, что сказать, но слова, судя по лицу второй девушки, оказались бы сейчас лишними. Лада окинула помещение зачарованным взглядом и, кажется, забыла вовремя сделать вдох, дико озираясь. Воздух был затхлым и сухим от пыли, длинная лампа в дальнем конце помещения нервно подрагивала.

- Идем, не стой, - прикосновение Ии отозвалось на предплечье девушки роем разбежавшихся мурашек, - сейчас это мое царство.

- Твое? Точно никто не придет? Ты же говорила о ремонте… – Лада сделала несколько неуверенных шагов вперед, словно ожидая не то какого-то подвоха, не то просто опасаясь проснуться от этого странного сна. Во взгляде её, однако, не было сейчас ни тени усталости и того затравленного страха, который Ия так часто замечала прежде.