- Пан, ты вообще меня слышишь? – Теперь в синих глазах Алексиса играла уже совершенно откровенная усмешка, когда он облокотился на эту же самую кипу папок на столешнице, бесцеремонно прямо глядя на мальчишку, спешно опустившего глаза. - Ты здесь или где? Ты пришел мои советы слушать или в пол пялиться? Или на меня?
Слишком безжалостно прямолинейно.
- Советы, а не издевки, - бросил Пан, в равной степени злой на слова Алексиса и собственный смущенный ступор.
- А никто и не издевается, парень, - громко выдохнул Мастер, выпрямляясь и шаря в карманах пиджака в поисках, скорее всего, как всегда пачки сигарет, - даже, наверное, наоборот – слишком печально, что в нашем обществе принято порой молча таращиться в пол вместо того, что бы сделать уже хоть что-то толковое.
Пан взглянул на него не без удивления: глаза Алексиса смотрели всё так же убийственно прямо и на этот раз совершенно серьезно, словно бы до горечи серьезно, а вместе с тем выжидающе, будто сказанное им только что было вопросом, а не утверждением.
- Что ты хочешь от меня услышать? – Продолжал он меж тем, делая первую долгую затяжку. - Ты отлично знаешь, что я не могу сказать больше, чем могу – чего и тебе не советую. Ты живешь свою жизнь, Пан, и весь выбор в ней – твой или, по крайней мере, должен бы таковым быть. Решать не Империи, не твоим родителям, не одноклассникам, не будущей жене и не мне – решать тебе. И конкретно сейчас я могу сказать, что поддерживаю твое решение, если ты его примешь. Что-то мне подсказывает, что ты не дурак это понять и без меня, хотя всё равно пришел теперь сюда. Правильно я понял, зачем ты пришел?
Пан сглотнул странный комок, сдавивший вдруг горло, и неуверенно кивнул.
- Да… - слишком тихо.
- Вот и славно. А лучше обдумай всё еще раз своей головой и не считай, что я решил твою проблему за тебя. Мне кажется, ты не вполне понимаешь, что с тобой происходит.
- Да кто бы говорил… - с дерзкой веселостью в тихом голосе отозвался неожиданно для самого себя Пан, глядя Алексису прямо в глаза, и, вместо ожидаемого ледяного гнева, на долю секунды в них промелькнуло, кажется, нечто сродни улыбки.
- Свободен, у меня и без тебя дел по горло и больше, – только и ответил Мастер, - приходи в приёмные часы.
Уставший, холодный голос и теплые глаза. Удивительный парень. Пан вышел из кабинета и с удивлением понял, что едва в силах сдержать внезапную мягкую улыбку. Нельзя позволять себе верить, что все обойдется, что всё… хорошо. Нельзя. Невозможно. И все же странное тепло до краев наполнило мальчишку изнутри после этой встречи.
Больше ведь не должно быть страшно?..
В этот вечер Пан приехал домой намного позже, нежели обычно, однако стоило ему отворить дверь – намеренно тихо, дабы никого ненароком не потревожить, - как он понял, что все обитатели квартиры еще бодрствуют и, кажется, дожидаются его возвращения, что немало озадачило мальчишку.
- Пан Вайнке, - почти торжественно провозгласил отец, появившийся в коридоре прямо перед ним, стоило лишь тому закрыть за собой дверь, - Пан, мы должны сообщить тебе важную новость. – Глаза Икаба Вайнке, как всегда до бесчувственности спокойные, сейчас чуть заметно горели из-под густых бровей, и мальчишка невольно отметил про себя, что сейчас он, такой же высокий и нескладный, как и его сын, выглядит куда моложе и словно бы живее, чем обычно. – Мы с мамой решили, что теперь, когда ты стал совсем уже взрослым и поднялся на ноги, мы решили, что хотим, чтобы не чувствовать себя такими уж старыми, глядя на тебя, - добавил он как-то не по Уставу слишком добро, - завести второго ребенка. Не зря же ведь говорится: «один ребенок – обязанность, два – норма, три – заслуга, более - честь». Сегодня мы были в Центре Зачатия, оформили всё необходимое и подготовились, однако остался последний вопрос, который мы решили задать тебе…
Ну здрасьте, приехали. Пан, наверное, выглядел немного ошарашенным, переводя взгляд своих зеленых глаз с отца на мать и назад, а они, меж тем продолжали:
- Мы решили спросить тебя, - тихо и по обыкновению бесцветно вклинилась в разговор мать, - кого бы тебе больше хотелось иметь – братика или сестричку? Медбрат сказал нам, что с тем уровнем, на который сейчас вышли технологии оплодотворения и развития, у нас есть не более пяти дней, чтобы повлиять на пол будущего ребенка. Да и ты теперь совершеннолетний, Пан, сам понимаешь, за тебя налог тоже на месте стоять не будет, - в голосе матери слышалось едва уловимое сожаление, - а тебе теперь, наверное, будет не до женитьбы - в Высоком-то… Ну, Пан, не молчи, неужели ты не согласен с нашим решением? – В голосе матери после этой сбивчивой, непрерывающейся тирады внезапно послышались нотки разочарования.
- Н-н-нет, - замотал головой кадет, - просто внезапно… - он взъерошил светлые волосы на затылке своим постоянным движением, когда что-то смущало его. Да они совсем что ли свихнулись? Какие сестренки-братишки, какая женитьба? Еще этот переезд поганый… Больше всего хотелось лечь лицом в подушку и проспать столько часов и дней, сколько потребовалось бы, чтоб все навалившиеся вопросы решились как-нибудь сами, без его, Пана, вмешательства. А потом он вдруг почувствовал себя из-за этих мыслей таким жалким и слабым, что самому стало тошно от себя. Тоже мне, совершеннолетний, да еще и кадет Академии. Бесит. - Я и сам вам нес свои новости… А вообще, - воспрянул он внезапно, перебив себя же, - давайте девчонку. Раз уж я у вас уже есть.
Отец с матерью переглянулись и совсем одновременно кивнули.
- Вот и славно. Мы тоже думали про девочку. А твои новости?
- Дайте разуться хоть, - пробурчал Пан и вздохнул, нагибаясь к шнуркам массивных ботинок, - а то как огорошили…
- Мам, пап, я хотел бы переехать в кадетское общежитие. – «И нечего тянуть», - думалось Пану, когда, спустя не более четверти часа, он проследовал за родителями в комнату и начал разговор сразу с дела. - Не знаю, как пойдёт моё обучение, но я не хочу упускать ни одной возможности. Я сегодня уже говорил об этом с Мастером, - он едва не запнулся о подступивший внезапно к горлу комок, - Алексисом Брантом, он руководитель моей группы… И, вероятно, это будет возможно уже в ближайшие пару недель, - закончил он твердо, глядя родителям в глаза.
- Ты часто говоришь о нем, - заметила мать, вновь услышав ставшее уже знакомым имя из уст сына.
- Да, он… – запнулся мальчишка, почему-то отводя глаза, - все в Академии признают, что он подает огромные надежды… - А вообще поменьше бы язык распускать о чём не надо.
- И ты, при таком раскладе, станешь жить в Высоком Секторе, верно?
- Да. – Кивнул Пан. Он знал, что ни один из его семьи никогда прежде ни ногой не бывали в Высоком Секторе, и в глубине души, самой глубине, куда не мог достать своей силой ни один закон или Устав, страшно гордился этим. - Это почти на границе со Средним, на самом деле, территория Академии достаточно далеко от центра, но всё же в Высоком. Там, говорят, хорошее общежитие, - добавил он поспешно, словно вдруг в чем-то оправдываясь, - все условия, да и до учебных корпусов пять минут… И не надо тратиться на монорельс и проходить контроль на границе дважды в день. – И почему Пана не покидает ощущение, что он неплохо привирает, отпрашиваясь у родителей на двухдневную школьную экскурсию, как в старое доброе время, подтверждая, что всё будет в порядке?..
- Это отлично, сынок, - подтвердил отец, отвлекая мальчишку от этих дурных, смущающих мыслей, - мы с мамой так гордимся тобой.
Ах, эта уставная бесчувственность в таких важных словах.
Перебравшись в свою комнату, Пан вперил невидящий взгляд в экран учебного планшета, в очередной раз пытаясь переварить свалившиеся столь внезапно на его четырнадцатилетнюю голову события. Если уж быть до конца честным хотя бы с самим собой (что почему-то не очень хотело получаться уже второй день), то от заявления родителей в сердце закралась какая-то опустошённость, словно дело не в появлении сестренки, а в откладывании его самого, Пана, куда-то в долгий ящик, мол, отмучились, пристроился. Вот съедет в общагу и вообще поминай как звали. Что же, «настолько умный», что бы нарушать закон, значит?.. Слова матери словно встали душащим комом поперек горла, и губы пересохли от одного лишь воспоминания, накатившего внезапно жаркой волной. И какого дикого он творит?..