- Во-первых, Виктор, больше ни слова, - отозвался на его внезапную тираду Алексис, - если что-то нужно - пиши, а не звони, я всегда на связи. Тут, знаешь, уже даже первокурсники задергались, что с тобой не так. Во-вторых, скинь мне свои планы занятий, я их хоть вспомню к завтрашнему дню… И, в-третьих, лечись там и не забивай голову работой, пока не выйдешь из больницы. Напиши, когда операция.
Качнув головой, Алексис завершил вызов и перешел в раздел переписки. Ответ Виктора уже моргал оповещением на экране.
=> “Пока неизвестно, анализы покажут. Но явно раньше, чем планировалось. До декабря, наверное, и не дотяну”.
<= “Ясно. Держи меня в курсе. Заеду, как время будет. Если что нужно - пиши”.
Вот уж внезапно. И что за беда у него с напарниками в этом году?..
Дел по горло, а он снова думает невесть о чем. И всё равно, сколько ни прокручивал в своей памяти молодой человек тот последний разговор в парке, мозг, воспитанный Системой в правильном русле, отказывался видеть в возможном бегстве в Низкий начало чего-то нового, показывая лишь конец жизни Высокого – всей жизни – и это буквально рвало Алексиса на части. Поцелуй во время грозы разверз пропасть под его ногами? О нет, то было лишь мелкой крупицей. Внезапный страх перед собственным будущим и следовавшее из него острое отвращение к себе, граничащее с презрением, не оставляли молодого человека в покое ни на один день. Первые несколько суток после разговора с Паном Алексис пребывал в глубочайшем смятении, то пытаясь, то, наоборот, категорически отказываясь принимать внутри себя просьбу мальчишки – хотя назовешь ли её просьбой? Словно что-то внутри него орало и восставало. А потом вдруг столь же резко отмерло и замолчало – и это показалось молодому человеку едва ли не страшнее. Потому что весь тот холодный и отточенный его ум, который Алексис так уверенно взращивал всю свою жизнь, бывший всей его сутью на протяжении двадцати лет, оказался загнанным в угол и беспощадно растоптанным.
Возможности хоть как-то поговорить с Паном с глазу на глаз не было – а привлекать к себе внимание лишний раз, разумеется, не стоило. На уроках Пан почти всегда молчал, но взгляд его, с которым время от времени пересекался взгляд Мастера, таил в себе грусть и почти обреченность – Пан ему не верит, это очевидно.
Ха, да он и сам себе не верит…
Стоило только повесить трубку после разговора с Виктором, как новый звонок отвлек его от очередной попытки прогнать из головы этот взгляд и осмыслить присланные напарником файлы.
- Алло? Добрый день, Алексис, - голос брата звучал как всегда ровно и сухо, - послушай, сегодня Хелена вернулась, отец хочет по этому случаю собраться, решил, что тебе это тоже будет интересно. Надеюсь, ты приедешь?
- Хелена? - Переспросил Мастер с деланным спокойствием. «Решил»… Почему в этой семье все так и хотят решить что-то за него? «Интересно», «нужно», «хорошо»… Тошнит уже. - А матушка что, опять за сватовство взялась? - Лучше уж Алберсу думать, что Алексис слишком легкомыслен, чем узнать, насколько нервирует его этот общесемейный сговор и насколько ему была бы интересна эта встреча на самом деле.
- Хелена Эсмин - рейдер, Алексис, - чуть холоднее, чем обычно, отозвался брат своим неизменно поучительным тоном, - и она старше тебя на шесть лет. Ей нет никакого дела до двадцатилетнего Мастера.
- Скажи это завтра матери так же убедительно, - бросил тот, сдерживая усмешку, - и еще скажи им, раз уж они назначили тебя ответственным за эти переговоры, что я буду. Во сколько? - Святая Империя, чем ему пожертвовать ради этой встречи - работой, подготовкой документов к декабрьским выездам, визитом к Виктору или как всегда сном? Нет, при всей его загруженности и ненависти к семейным встречам Хелену он непременно должен увидеть.
Родители с недавних пор жили в одной из новостроек возле самой площади Учреждения Устава, куда переехали в начале весны, и Алексис бывал у них, кажется, всего один или два раза. Кроме них на пороге квартиры его встретила среднего роста девушка с длинным темными волосами, забранными в высокий, тугой конский хвост и решительностью во взгляде серьезных глаз. Удивительно, какой противоположностью она была всем тем штампованным куколкам, бессмысленно подражающим одна другой, коих бессчетно плодил Высокий Сектор Великой Империи. Даже на такой почти семейной встрече одета она была в форму по всей строгости правил: Хелена относилась к той малочисленной категории женщин, кому по роду занятия не только дозволялось, но и полагалось носить штаны - грубые, бесформенные рейдерские штаны, которые каким-то непостижимым образом лишь подчеркивали её женственность, как не сделали бы ни одна юбка и ни одно платье. И в чем же, интересно, заключается эта женственность, если ни одежда, ни оружие, ни грубая физическая сила не отнимают ее?..
- Здравствуйте, Алексис, - приветственно кивнула она. Забавно, когда они виделись последний раз, ему было лет шестнадцать, и она обращалась к нему на “ты”, глядя сверху вниз, несмотря на то, что он уже заканчивал тогда Академию, небеспричинно рассчитывая на получение кольца Мастера, а она уже не первый год оставалась лишь рядовым.
- Добрый вечер, Хелена, - отозвался он.
Несмотря на годы, отделявшие Хелену Эсмин от последнего общения с Брантами, - а, может быть, из-за них, разговор шел с куда большим трудом, чем Алексис представлял себе днем. Сам он предпочитал молчать и слушать, даже когда речь, не представляя ни малейшего интереса, шла о тех годах, когда её покойный отец работал вместе с его отцом. Глядя на девушку, сидящую перед ним, Мастер вдруг думал о том, как мало, оказывается, на самом деле видел в своей жизни: несмотря на удовольствие от своего дела и интерес в общении с разными людьми, даже будь они Средними… Как же невероятно мал и тесен тот мир, в котором он жил до весны уходящего года. А может быть, и живет до сих пор.
- …в первом квартале всегда спокойно, - продолжала Хелена, словно говоря о простых, самих собой разумеющихся вещах, - возле стены наших всегда много, так что на общую дисциплину жаловаться не приходится. Даже во втором всё вполне тихо - а вот третий и четвертый всегда оставляли желать лучшего. Теперь и пятый, - добавила она, чуть покусывая пухлую губу, - люди стали агрессивны, куда менее сдержанны, чем в прочих кварталах…
«О да, это точно» - усмешкой пронеслось в голове Алексиса.
- После дела Ивлича-Тароша Средние напуганы чистками, - задумчиво продолжала меж тем она, - но… словно бы сомневаются. Слов не подобрать, просто в воздухе такое напряжение висит, что не продохнуть. Никогда прежде я такого не ощущала…
Голос её потонул в потоке собственных мыслей Алексиса. Святая Империя, о чём говорят они, и о чём говорил так недавно он? Что он делает здесь, среди них? Кто эти люди, которые не знают и сотой доли того, что происходит в его жизни?.. Роберт и Эланор Брант. Он - Советник Третьего Круга при Всеедином Управителе. Она – кукла, необходимая ему для поддержания своего статуса. Алберс Брант, Комендант, сотрудник Законодательной Комиссии Высокого Сектора. Хелена Эсмин, рейдер-разведчик, видавшая в свои двадцать шесть лет всю Империю от края до края и даже то, что лежит за ней.
Каждый день вершащие судьбы людей, которых даже не считают людьми.
И он… Он, день за днем нарушающий Устав, он, потерявший голову из-за мальчишки четырнадцати лет, не желающего подчиняться ему, он, усомнившийся в Системе…
Так что же, думая о том, о чем он думает теперь день за днем, жертвует ли он тем, о чем мечтал всю жизнь, или же сбрасывает тяжкое бремя, якорем тянувшее его все эти годы на дно? Платит ли он ценой жизни за безумную одержимость или лишь избавляется от лишнего груза, чтобы вынырнуть и глотнуть воздуха?
В темноте ноябрьского вечера с высоты двадцать шестого этажа едва ли не вся Империя искрилась огнями. Алексис закурил, зябко одергивая темно-синий пуловер, и едва сдержался, чтоб не обернуться, заслышав позади себя шаги. Естественно, это была она - в его семье никто, кроме него, не курил. Что ж, значит, его маневр удался - не зря же он оказался сейчас именно на том балконе, где отец в свое время настоял не подключать камер.
