- Снова поучения… - тоскливо выдохнула светловолосая девочка за второй партой третьего ряда.

- Нет, Мила, не поучения – поучения вы всё равно не слушаете. Я хочу от вас объективности. Поймите, вы не должны прийти в школу все как один со стоном «мама говорит, я должен хорошо учиться» - а она наверняка скажет именно это. Но вы должны спросить у нее, почему она считает это необходимым. Почему в первую очередь желает для вас именно этого – или чего-то иного. Если вы не услышите этого от нее, постарайтесь понять сами, разобраться. Будьте готовы отвечать мне именно на вопросы «Почему?» и «Зачем?»

- Я могу сразу, учитель, - как всегда с почти вызывающим безразличием в голосе отозвался с противоположного конца классной комнаты Люка Ренер, - я бы хотел быть рожден Высоким. И, думаю, почти все со мной согласятся…

Кто-то сдавленно хмыкнул и тут же утих под метнувшимся в его сторону пронзительным взглядом Ии.

- Почему же, Люка?

- У них всё есть. – Безразлично пожал плечами парнишка.

- Что есть у Высоких, чего нет у нас? – Да уж, давненько Ия не чувствовала такого душевного подъема и такого глубокого удовлетворения – и даже искреннего удовольствия – от своей работы, от этих детей, таких взрослых, но всё же детей, от всей жизни и собственного желания поделиться всем этим с другими. Интересно, и кто еще больше получает с этих разговоров, они или она сама? Класс замер в тишине, предвкушая что-то интересное. Да уж, из Ренера точно вырастет тот еще фрукт – если, конечно, не дать ему свернуть с этой дороги куда не надо.

- Всё… - чуть сконфуженно повторил Люка, словно начиная сомневаться в своей правоте под двумя десятками устремленных на него взглядов.

- «Всё»?

- Ну… уровень жизни…

- Что такое уровень жизни?

- Деньги.

- Имей в виду, что сейчас ты фактически приравниваешь слово «Высокий» к слову «деньги» - не думаю, что за пределами школы, не говоря уж о Высоком Секторе, такое мнение было бы принято кем-то с энтузиазмом. Но на то мы сейчас и в школе, чтобы предполагать, ошибаться и учиться, так что – допустим. А кроме них? Что лично ты делаешь, чтобы их заработать и стать ближе к тому, чего тебе хочется?

- Ничего… - чей-то ехидный шепот прорвал опустившуюся на класс тишину. Люка вспыхнул и сжал зубы.

- Неправильно, - подняла Ия палец, отмечая ошибку неизвестного остряка (вернее, Ие-то, конечно, было совершенно ясно, что неизвестным остряком был никто иной как Лиза Корваш, но сейчас, в данный момент, это не имело особенного значения), – каждый из вас сегодня, завтра и каждый день наполняет свои головы новыми знаниями, которые останутся с вами на всю жизнь. На этих знаниях – стань вы врачами, пожарными или слесарями – будет строиться ваша работа. И ваши деньги, Люка, и ваш уровень жизни. Так чему мы завидуем? Высокие – люди, и Средние – люди. Высокие подчиняются тому же Уставу, что и мы, со своими поправками, многие из которых едва ли легче наших. Мы обеспечиваем их и свою жизнь, они обеспечивают нашу и свою безопасность – это известный всем вам баланс Системы. Молодые люди, нам не нужно становиться кем-то другим, чтобы сделать свою и чью-то еще жизнь лучше, тем более, вы сами уже достаточно взрослые, чтобы понимать, что Средние такие же разные между собой как и на сравнении с Высокими. Нам просто невозможно стать для этого кем-то другим – мы живем свою жизнь, и, более того, это единственное правильное, что мы можем делать. Разумеется, Устав Великой Империи еще до момента вашего рождения уже определяет ваше место в Системе, но важно то, что каждый может сделать это место лучше – для себя, тех, кто его окружает, и тех, кто придет однажды ему на смену. Поэтому важнее всего то, что в ваших головах, потому что именно оно – единственное – будет с вами всю жизнь, на этом ваша жизнь и будет строиться. При этом мы можем по-прежнему исправлять то, что не дает нашей жизни быть лучше. «Быть Высоким» не решит никаких проблем, если вы сами не умеете или не хотите их решать. Ну что, поняли, каких примерно ответов я от вас жду?

Неуверенное «да» тут и там.

- Славно. – Ия, наконец, позволила себе отойти с середины классной комнаты (ведь нет более верного способа усыпить ребят, чем сидеть весь урок за своим столом) и вернуться к доске, всё еще не садясь, ведь на прощальной фразе всё равно нужно снова встать. - Подготовить к пятнице, крайний срок – понедельник, но только с уважительной причиной. Подумайте. Вам не нужно ни считать, ни зубрить, ни прописывать буквы – подумайте, и будьте уверены, это самое сложное из заданий, которое вы когда-либо получали в школе - и не важно, что задано оно на уроке общеклассного сплочения, а не математики или родной речи. На сегодня все свободны, помним, что завтра дежурство, приносим бейжди, приходим на пятнадцать минут раньше. Храни Империя грядущую встречу.

«Храни Империя грядущую встречу» - хором отозвались ребята, шумно поднимаясь из-за парт и вытягиваясь по стойке «смирно».

Да уж, и правда любопытно, что из всего этого получится.

Убрав в сумку ежедневник (толстый, бумажный ежедневник, который она чудом умудрилась купить в одном маленьком магазинчике, еще когда жила в пятнадцатом квартале), телефон и прочие немногочисленные мелочи, девушка, окрыленная, отправилась домой. Всё шло так, как и должно было быть – всегда. Лучше некуда. По-настоящему.

Удивительное дело - если ощущать себя влюбленной в Ладу она уже почти привыкла (а можно ли к этому привыкнуть?), то влюбленной во всю жизнь…

Невысокая тоненькая женщина, стоявшая, ожидая, на проходной возле лифта в их доме, кажется, даже не взглянула на Ию, когда та поздоровалась с ней. Стараясь быть незаметной, девушка внимательно рассматривала ее, пока они поднимались вместе на девятнадцатый этаж. Удивительно, насколько Лада похожа на свою мать – фигура, волосы, тонкие черты лица… Ия вдруг спросила себя мысленно, какими будут они обе (сама она) лет через двадцать, в возрасте Дары Карн? Не о том, будут ли они вместе, будут ли у них дети от других мужчин, но о том, что однажды ей, Ие Мессель, восемнадцатилетней, наверняка будет тридцать, сорок, пятьдесят лет, и мысль эта, такая естественная, отозвалась в ней странным смущением. С какими чувствами она будет вспоминать тогда эти дни?..

Отец, как всегда, когда бывал дома по вечерам, курил на кухне под тихое бормотание телевизора. Есть не хотелось, Ия заварила чай и, стараясь выглядеть как можно более спокойной и уравновешенной, опустилась на табурет рядом с ним.

- Скажи, пап, - начала Ия, на удивление себе самой, решительно и прямо, с такой непривычной для нее самой беззаботностью в голосе, - если бы что-то в твоей жизни можно было бы изменить, что бы это было? Что бы ты выбрал?

Грегор Мессель медленно подвернул лицо к дочери и взглянул на нее разом задумчиво, пристально и словно бы оценивающе.

- Знаешь, - быстро пояснила Ия, вдруг чувствуя себя маленькой девочкой, а не старшим учителем и классным руководителем, - мы с ребятами делаем проект-исследование, хотим выяснить, кому в какой возрастной категории что важнее в жизни. Они и своих родителей спросят… Вот мне и интересно, есть ли у тебя что-то такое?

- Я бы нашел любые причины, чтобы не выйти на работу в один из дней много лет назад. – Произнес он сухо, но в этих словах Ие отчетливо услышались нотки почти даже не скрываемой горечи, однако, куда больше, чем это, девушку потряс сам факт того, что Грегор Мессель вообще ответил на ее вопрос. - Или, как минимум, сел бы в другую машину на обратном пути. Только сейчас, Ия, моё сожаление уже ничего не изменит. А детям о таком еще рано думать. Интересно спросить, что бы изменила ты.

В десятую долю секунды мурашки покрыли всю поверхность тела девушки.

- Попыталась бы найти с тобой общий язык лет на пятнадцать раньше. - Тихо выдохнула она. Неужто и в её голосе тоже проскользнули нотки такой же горечи?

***

Виктор позвонил в начале последней недели ноября и сообщил задыхающимся шепотом, что угодил в больницу раньше срока. Извинился добрую сотню раз, снова вдруг перейдя на “Вы”, и, совсем закашлявшись, наконец, замолчал.