Литмир - Электронная Библиотека

- …да, - где-то на заднем плане негромкий голос соседа звучал монотонно и усыпляюще, хотя, судя по всему, он достаточно горячо о чем-то спорил со своим собеседником, - по мере угасания активность в инфралимбической зоне возрастает, потому что она является своего рода тормозом для миндалевидного, а целенаправленное раздражение нейронов инфралимбической зоны приводит, соответственно, к угасанию страха… - удивительно, как можно говорить с человеком на одном языке и при этом не понимать ни слова из сказанного им.

Думая о Стефе и Дени, Пан всё равно вспоминал в первую очередь Марка, с которым знаком, не считая, конечно, родителей, дольше, чем с кем бы то ни было еще, - уже больше четырех лет. Но снова переложить на него ситуацию братьев никак не получалось. А Алексис?.. Алексис явно видит в них нечто совсем другое, проводит слишком жуткую параллель, после которой озвучивает еще и не менее жуткие просьбы.

Нет, лучше сдохнуть, чем довести себя до седативов и того состояния, в которое впал один из братьев.

А еще лучше продолжить жить, что бы ни случилось. Только от мысли, что он уже никогда в жизни нигде не почувствует себя в безопасности, становилось здорово не по себе.

- …понимаешь, - продолжал где-то на задворках сознания голос Антона, - получается, с одной стороны, уменьшенная амигдала, с другой – отсутствие белка статмина. Если мы говорим об амигдале, вопрос повышенной агрессии никуда не девается, и его надо решать. Если мы говорим об изъятии статмина, мы говорим о ликвидации – ну, или уменьшении – проявления врожденного страха и формирования приобретенного, а еще о социальной активности и об отсутствии «материнского долга»… Нет, нет, у нокаутных по статмину экземпляров гиппокамп и пространственная память не нарушены, и к обучению они одинаково способны… А? Ага. Ага. Ладно, хорошо, давай. Да, до завтра.

…А ведь этот человек старше всего-то на каких-нибудь лет пять, но для него почему-то такие вот разговоры в порядке вещей. Жуть. Пану почему-то очень слабо верилось, что хоть через пять, хоть через десять лет он сможет понять хотя бы на пару слов больше, чем сейчас. Пять лет. Смешно, Алексис ведь тоже старше него на те же пять лет… Хотя с ним общаться немногим проще.

- ….да? Эй, Пан, ты завис? – Антон щелкнул пальцами напротив его лица, заставляя тотчас опомниться. Оказывается, сосед уже к нему обращается…

- Да. – Холодно отозвался мальчишка, не взглянув на молодого человека, стремительно поднявшись с кровати. - Пойду-ка разомнусь, мозг плавится.

- Эй, всё в порядке? - Как бы ни смягчался тон его голоса, верить тому, кто так запросто говорит о ликвидации формирования приобретенного страха, как-то не очень получается.

- Да, в полном, - просто отозвался Пан, натягивая футболку вместо форменной рубашки. Кажется, взгляд золотисто-медовых глаз Антона ощущался каждой клеткой тела как укол иглы.

Если спуститься на первый этаж, но не выходить из проходной, а пройти мимо лифтов и повернуть налево, попадешь в общие залы: один из них напоминал, пожалуй, переговорную - две пары диванов с двумя низкими столиками меж ними возле окна с одной стороны, и три компьютерных стола с другой; второй зал был оборудован как малый спортивный - с несколькими турниками, парой беговых дорожек и велотренажеров, боксёрской грушей в дальнем углу и настольным теннисом напротив входа. Кажется, с того самого дня, как Пан переехал в общежитие Высокого Сектора, он ни разу не видел (и не слышал) этих комнат пустующими - в какое бы время дня или ночи он ни проходил мимо. (Ночью, конечно, он там и не оказывался, однако табличка на двери, гласящая “Соблюдайте тишину после наступления комендантского часа”, ясно давала понять, что жизнь кадетов в это время вполне может только начинаться).

Удивительно, но первый, кого Пан, спустившись, увидел среди немногочисленных присутствующих в малом спортивном зале, был Колин Кое.

- О. - Сказал тот, замедляя темп беговой дорожки. - А я тебя тут не видел раньше…

- Просто по улицам шляться слишком холодно стало, - тихо произнес мальчишка, - а шляться где-то хочется.

Колин взглянул на него с едва уловимой тенью беспокойства.

- Всё настолько?..

- Да нет, - отмахнулся Пан, - если я не могу объяснить суть проблемы, значит, и проблемы нет, сам дурак.

Колин только качнул головой.

- Виктор Берген - полумертвый, Алексис Брант – дёрганый, Ники Даниш с какого-то перепугу вдруг тихий и вежливый, ты еще туда же… Осеннее обострение у вас всех, что ли? Ты видел, да, что с Мастером Бергеном творится? - Куда тише спросил Колин, отводя глаза в сторону. - Все зеленеет и сереет с каждым днем. Дышит как пылесос. И почти не разговаривает, да? У нас же уже все его занятия перешли в режим самостоятельных… Было бы интересно, не будь так жутко…

- Угу… - слабо отозвался Пан. Алексис, кажется, говорил что-то о лёгких, тогда, когда не позволил ему закурить в парке, да только Пан, разинув рот, конечно, тогда всё это пропустил мимо ушей, чем теперь оказался немало раздосадован.

- Ни фига тебе не инте’есно, Пан, - сокрушенно выдохнул Колин, внезапно отчаянно картавля, - и опять ты где-то не здесь, как в начале года, когда я всё не мог понять, что с тобой не так. Когда тебе инте’есно, у тебя глаза го’ят - а сейчас ты спишь на ходу.

Пану вдруг подумалось, как, наверное, на самом деле тяжко Колину приходится - и еще придется, - когда, как ты ни управляй своими эмоциями, а твоя несчастная буква «р» тебя вся равно сдаст, если ты заинтересован в разговоре хоть чуточку больше, чем хочешь то показать.

- Слушай, может, нам тебя Антону сдать на опыты, а? - С напускной задумчивостью произнес мальчишка, уводя разговор в менее опасное русло. - Выправит тебе твою “р”…

- Угу. Он мне еще что-нибудь вып’авит заодно. Извилины, нап’имер. Вып’ямит и назад ск’утит. Спасибо, мне и так неплохо. - Мрачно отозвался Колин. Темные глаза его блестели смехом.

========== Глава 44 Danse Macabre* ==========

[*”Пляска смерти”, сюжет средневековой живописи, призванный напоминать человеку о быстротечности его жизни и всеобщем равенстве перед лицом смерти.]

- Итак, молодые люди, предлагаю вам принять участие в небольшом проекте, который мы озаглавим… - Ия задумалась на мгновение. - «Сделай мир лучше»? Или «Что мы можем»? Слишком банально, да? Тому, кто придумает достойное название проекту, полагается пять дополнительных баллов. – Главное – начать с интриги, а когда хотя бы в десяти из двадцати пар глаз напротив появится тень любопытства, можно приступать и к сути. – Итак. У каждого из вас бывало в жизни что-то, что вы хотели бы изменить, правильно? Может быть, необдуманный поступок, может быть, неоправданная ложь, может быть, затаённые невысказанные слова, не дающие по ночам уснуть, а может, вы всю жизнь хотели понянчиться с младшим братом как взрослые, но почему-то не решались спросить у родителей разрешения. У нас в классе есть четыре человека с записями об актах агрессии в личных делах, но я не собираюсь утверждать, что для них именно это – то, о чем им стоит жалеть. Не поймите меня превратно, - пояснила она, заметив несколько недоуменных взглядов, - есть в жизни каждого человека поступки куда менее значимые с первого взгляда, но которые могут в дальнейшем повлиять на его жизнь куда в большей степени – а запись в личном деле и без того служит достаточным наказанием со стороны общества на протяжении всей жизни. Сегодня мы говорим о том, что важно лично для каждого из вас, а не только для всей Империи. Как бы странно и даже неправильно это ни прозвучало, но в этот раз мы постараемся выйти за рамки шаблона «Благо для Империи есть благо для каждого из нас» и рассмотреть собственную жизнь чуть в отрыве от него. Кроме того, вы можете так же привлечь к проекту своих родителей, узнать, чего не хватило им или в чем ошибались они, и что хотели бы передать вам вместе с прочим своим опытом. Ведь не обдумав и не проанализировав собственные ошибки, мы никогда не сможем сделать из них никакого полезного вывода, верно? Считайте, что урок общеклассного сплочения в этот раз будет так же частично и уроком внутрисемейного сплочения, что тоже никогда не бывает лишним. Так вот, часто ли вы говорите с родителями о подобных вещах? Думаю, что нет, потому что мне самой тоже было когда-то одиннадцать лет. Однако задуматься о сказанном родителями всё же бывает полезно чаще, чем нам всем кажется в этом возрасте.

110
{"b":"752704","o":1}