-- Я понятия не имею, что за "подвиг" мы должны совершить! Никакого наме...

   Речь оборвалась, и три человеческие фигуры замерли в том положении, в котором не до конца отзвучало слово "намека". Причина -- неожиданно раздавшийся отчетливый стук в дверь. Тут же еще один. Выпускники девятой школы переглянулись, обменявшись застывшей мимикой на лице. У Контагина фильтр сигареты прилип к нижней губе, и теперь она нелепо свисала, готовая вот-вот сорваться.

   -- Кто бы это? -- почти шепотом спросил Косинов. Как будто остальные знали ответ! И сразу же изложил собственные версии: -- А если сам Сочинитель стихов? Может, сын Гаврилова? Помните, тот рассказывал...

   Стук повторился в третий раз. И посильней.

   -- Ладно, я открою. -- Квашников поднялся, спешно сунув в рот остаток сигареты.

   Вот она, последняя затяжка! Как не хотелось совершать ее в столь нервозной обстановке... Он затушил окурок и направился к двери, задерживая подольше табачный дым в легких. Но у самого порога вдруг остановился в тревогах и раздумьях.

   -- Иваноид, что-то не так? -- Из комнаты высунулась взлохмаченная, веками не ведающая расчески голова Контагина.

   -- Если что-то пойдет не так, на моем лице появится гримаса ужаса. Следи за его выражением. -- После этих напутственных слов пару раз щелкнул дверной замок.

   В мире прекрасных грез и безудержных мечтаний появилась аномалия. В подъезде стоял Шестиглазый, почти неподвижно -- памятником собственному существованию. Его лысая, потемневшая от химических опытов голова с длинной бородой слегка склонилась, двое очков медленно сканировали пространство, а огромные глаза под ними немигающе смотрели вперед. Аж жуть брала. Но Квашников лишь разочаровано вздохнул.

   -- Вы зе мои младсые, м-ня, наутьные сотрудники? -- Статуя пошевелилась. Надетый на нее синий халат поменял геометрию своих складок. Неестественно громоздкие тапочки потерлись один о другой.

   -- Ну, типа того.

   -- Поднимитесь ко мне на третий этаз, есть дело. -- Скрипучий старческий голос отдал свой приказ, после чего Чичиков развернулся и шаркающей походкой кандидата в покойники направился в сторону лестницы.

   Секунд пять не отпускало чувство, что к ним явилось привидение профессора. Может, он уже помер там, надышавшись разных химикатов? Квашников прошелся на кухню, потом обратно к двери и снова на кухню. Посмотрел в застывшую морду оленя с ветвистыми рогами, на которых до сих пор висела ленточка с выпускного, поправил ее и сел на ближайший стул.

   -- Надо идти! -- уверенно заявил Косинов. -- Вдруг это как-то связано с нашим заданием?

   -- Да идем, идем.

   По лестнице до третьего этажа поднимались молча, каждый со своими мыслями, среди которых не находилось ни одной радужной. Все вокруг было окутано тревогой и подозрениями. Чуть приоткрытая дверь квартиры N9 молча приглашала войти внутрь. И вот опять болезненно пожелтевшие стены, прожженный во многих местах линолеум, но главное -- запах "наутьных" экспериментов, который можно спутать только с запахом элитной помойки. Вся таблица Менделеева ударила в нос, от чего постоянно хотелось чихнуть. Чичиков колдовал у одного из столиков, заставленных мензурками, но слух по старости еще не растерял и быстро обернулся, когда гости вошли. Первым делом он выставил костлявый морщинистый палец в сторону Квашникова:

   -- А этот субъект, м-ня, потему в одних трусах и басмаках?

   Контагин за ответом в карман не полез:

   -- Он с другой планеты, там все так ходят.

   -- А-а-а... -- понимающе протянул Шестиглазый и несколько раз кивнул. Все четыре линзы поиграли оранжевым светом, который источала эксцентричная люстра (та, что с птичьей клеткой вместо абажура). -- Я позвал вас сюда для того, тьтобы отметить отень вазное событие в истории. День розденья!

   Профессор взял со стола три продолговатые пробирки с бесцветной жидкостью и раздал их своим "младшим научным сотрудникам", четвертую оставил себе. Контагин нюхнул пару раз, пожал плечами и несколько разочаровано произнес:

   -- Простой спирт.

   -- Да-да, спирт. -- Шестиглазый весело поморщился, при этом его верхняя губа отошла к ноздрям, приоткрывая практически беззубый рот. Зрелище, надо сказать, для тех, кто тверд духом. Нос крючком, как у бабы Яги, придавал его физиономии черты соответствующих сказочных героев.

   -- А чей день рожденья отмечаем? Ваш?

   Косинов задал, казалось бы, очевидный вопрос, но Чичиков почему-то вспылил. Он принялся топать ногами, брызгать во все стороны ядовитой слюной и гневно кричать:

   -- Нет! Нет! Нет! Неузели вы думаете, м-ня, сто я позвал бы вас из-за таких пустяков?! Мы отметяем день роздения насэй Вселенной!

   -- Круто! -- прокомментировал Контагин и еще раз с сомнением заглянул в свою пробирку.

   -- Я сказу тост! -- Профессор приподнял целебную жидкость на уровень своей головы и, насколько это возможно с его косноязычием, принялся отчеканивать слова: -- Ровно 13 миллиардов 700 миллионов 213 тысять 857 лет, два месяца и 11 дней назад, как показывают мои растеты, произосол Больсой Взрыв и образовалась наса Вселенная. Это было в ноть с тетверга на пятницу, как сяс помню, все вспыхнуло, заискрилось, засверкало так... Выпьем зе за это!

   Косинов чуть не одурел от потока информации, но спирт из пробирки выпил. Остальные последовали его примеру.

   -- Закусить в нашей Вселенной, разумеется, нечем... -- произнес Квашников, поморщившись.

   -- Не, нетем. Мозете занюхать аммиаком, если хотите.

   -- О нет! Спасибо, не надо.

   Контагин подумал: а что, прикалываться -- так прикалываться до конца! Он вытер пропахшие спиртом губы и спросил: