Сухие ветки быстро прогорели, оставив после себя меланхолично рдеющие осколки. Бледно-матовый дым еще немного поиздевался над чувствами обоняния и улетел в небо к своим праотцам -- почившим вулканам и лесным пожарищам. Косинов допил последние несколько глотков портвейна и выпалил на одном дыхании:
-- Да, мы слегка блуданули... ну... в общем, заблудились, правильно. Как ни крути, более мягкой формулировки не придумаешь.
-- Ну началось! -- Квашников зло сплюнул в пустоту.
-- Пинзаданза! -- Контагин при всякой казусной ситуации не упускал возможность вставить свое любимое слово. Им же сочиненное, им же великий русский язык обогатившее. -- И что теперь делать? О, отчаяние... разливаем еще по одной! А кстати, где недостающее звено человеческой эволюции?
-- Чего?
-- Идеальномыслящий, говорю, куда делся?
-- Пошел поднять уровень мирового океана, -- с подчеркнутым пафосом произнес Квашников и расценил это как спич для следующей долгой и смачной затяжки.
-- Это как?
-- Ну отлить человеку приспичило! Зомби, ты человеческих аллегорий вообще не понимаешь, я погляжу.
Следующая порция спиртного и вправду показалась почти медом: никто уже не морщился, не язвил. Приятная истома прокатилась по телам выпускников, и те даже как-то по-новому глянули друг на друга. Только сейчас в нос ударил смолистый запах сосен. Пьяное солнце кое-как вскарабкалось на линию горизонта и, точно прилипнув к нему, совсем не собиралось двигаться дальше. В это чудное бархатное утро лень одолела даже небесные светила. Радужный свет затопил своим естеством всю поднебесную: краски наконец засияли в полную силу, шелест хвои, несуразный по определению, вдруг зашептал что-то ласковое, льстивое для слуха. Сосны вокруг сразу как-то подобрели, налились пастельными полутонами, простирая всюду любопытные ветви -- всюду, куда только могли дотянуться.
-- Я так и не получил ответ: в какую сторону идти? -- Квашников сделал последнюю затяжку, после чего окурок совершил настоящий акробатический трюк: пулей метнулся чуть ли не к вершине дерева и оттуда, прыгая с ветки на ветку, умело спланировал на зеленый батут травы. Браво.
-- Да не парься ты, Иваноид. -- Косинов в очередной раз откинул прядь волос, постоянно закрывающую ему пол лица, и невинным, почти детским взглядом посмотрел на остальных. Его глаза цвета аквамарина просто очаровывали и подчас обезоруживали собеседника. -- Мы не могли отойти от дороги больше, чем на полтора километра. Просто пойдем сейчас по собственным следам на траве, а там глядишь попутку поймаем.
Квашников сделал размашистый жест руками, невесть что означающий. Он несколько раз беззвучно открывал и закрывал рот пока, наконец, не подобрал нужную для диалога реплику:
-- Вот, Косинус, скажи мне, убежденному троечнику: перед нами была гладкая заасфальтированная дорога, ведущая прямо в город, а рядом находился болотистый лес... Зомби, ты подтверждаешь?
-- Еще как подтверждаю! -- Контагин сделал столь сильное ударение на последний слог, что он невзначай прокатился эхом по всему лесу: "ждаю... ждаю... ждаю...".
-- А теперь вопрос повышенной сложности, -- продолжал Квашников слегка заплетающимся языком: -- Каких чертей, каких сволочей мы поперлись по лесу, когда рядом была дорога. А?? Напоминаю как это было. Кое-кто из нас четверых решил развести лирику: "перед нами два пути, изберем -- каким идти..." Чьи слова, Косинус? Один путь "гладкий, прямой" (асфальтированная дорога), а другой "тернистый, полный опасностей и испытаний" (дремучий лес). И нет, лядь, чтобы пойти по накатанной магистрали и быть уже дома, нужно было избрать "тернистый" путь, да еще и заблудиться на нем!
-- Слушайте, вас за уши никто не тянул! -- Косинов заговорил на полтона выше, что выдавало его легко возбудимую натуру. В глазах, кои очаровывали многих девушек, появился какой-то инфернальный блеск, и лицо враз утратило присущую ему миловидность. -- Вы хотели, чтобы выпускной запомнился вам на всю жизнь? Хотели! Вот и получайте! Романтика у ваших ног! Мы одни во всей вселенной!
Зеленая вселенная, "раскинувшаяся у ног", продолжала пестрить своими тонами и сакральными звуками. На хмельную голову краски казались излишне напыщенными, а звуки непривычно резкими и детально отчетливыми. Квашников даже расслышал, как где-то бесконечно-далеко долбит по дереву дятел: тук-тук... тук-тук-тук... И в его взбудораженной фантазии тут же возникла слегка комичная картина: пьяный дятел стучится в дупло к своей жене. "Тук, тук, тук, -- говорит дятел, -- жена, открой мне!" Жена дятла отвечает: "не, дятел, не открою, потому что ты -- дятел, да еще и пьяный!" А тот снова: "Тук, тук, тук... жена, открой! Я сделаю тебе праздничный тык, тык, тык!" Жена дятла в ответ: "Не, не открою. Иди, дятел, долбись в другом месте!" Заглядывает дятел в дупло, а там его жена и другой дятел... Квашников улыбнулся собственным мыслям.
-- Иваноид, ты чего лыбишься? Не Дурак ли ты?
Вопрос остался без ответа. Тут и у Контагина проснулся основной инстинкт, он достал из кармана мятую-перемятую пачку "Балканской звезды", смачно покрутил перед носом податливую сигарету, с наслаждением истого табачного гурмана сунул ее в рот и мысленно попросил у Квашникова летающую зажигалку. Он единственный в классе, кто профессионально умел пускать дым кольцами, за это зрелище некоторые даже готовы были заплатить. Сизые торообразные облачка, одно за другим, поплыли по воздуху -- все выше и выше, возомнив, что скоро станут настоящими облаками, но они быстро редели и рассеивались в хаосе фисташковых красок, что в изобилии предоставлял взору лес. Солнце уже на целый дюйм поднялось над горизонтом, изрядно при этом похудев: из огромного размазанного по пространству желтка оно стало маленьким слепящим шариком, чьи воинственные лучи пробивались сквозь гущу хвои и затверделых стволов. Его свет давно развеял ночь на мелкие осколки воспоминаний...
Косинов вдруг приподнял правую бровь чуть выше левой -- заметил что-то необычное.
-- Да никак новые сигареты прикупил? "Балканская звезда", надо же! Зомби, ты праздник себе устроил в честь выпускного? Где же твоя любимая "Прима-ностальгия"?
Контагин уже неоднократно отвечал на подобные вопросы, и всякий раз примерно одно и то же:
