-- Хорошо! Только как мы... -- Косинов ткнул себя в грудь всеми десятью пальцами, -- должны были до этого догадаться?

   Дмитрий поморщился, поправил бескозырку, пожал двумя вершинами здоровенных плеч и спокойно сказал:

   -- Ну, наверное... надо было очень-очень, даже ОЧЕНЬ хорошо подумать! Вас же только что из школы выпустили!

   Моряк ретировался, исчезнув в миниатюрных закоулках своей квартиры, и желания увидеть его в третий раз ни у кого не возникало. Да и Косинов понимал, что если сейчас ему попросту легла удачная карта, в следующем заходе за какой-нибудь "подсказкой" он может лишиться последнего имущества -- телефона. Контагин, проявляющий свое любопытство на каждом углу и на каждом столбу, прислонил ухо к двери квартиры N10 и тут же состроил выразительную гримасу, по которой можно было однозначно судить -- гулянка продолжается, песни все еще поют, стучать бесполезно. Становилось просто интересно: этому маразму когда-нибудь наступит конец?

   Повторно увидеть клоуна было уже не так страшно. Импресарио собственной глупости вышел в знакомом красно-синем шутовском одеянии, как будто до этого он спал на одном боку в разлитой синей краске, а затем перевернулся в лужу с красной. Возможно, клоуны таким образом размалевывают себя конкретно для того, чтобы по цвету определять -- где у них правая рука, а где левая. И если штанина, к примеру, синяя, то танцевать нужно именно с этой ноги.

   -- Оп-ля! Зрители пришли! -- Гаер выкинул обе руки вверх, помада на его губах поплыла в широченной улыбке, растянувшись чуть ли ни от одного уха до другого.

   -- Здравствуйте, Лукреций... -- начал было Квашников.

   -- Э, не-ет! Лукрецием меня звали полчаса назад, а сейчас мое имя... м-м-м... -- Вечно Веселый постучал пальцами по накрахмаленной бороде. Его взгляд, отражаясь от потолка, был направлен внутрь себя, любимого. -- Мое имя Ксандр! Да, Ксандр! Так царя одного величали.

   -- Хорошо, Ксандр, мы нашли ответ на вашу загадку.

   -- Да?! Весело! Весело! -- Клоун снова принялся отбивать чечетку, сложив руки на бока. Не доставало его коронной фразы: "заметьте, я не требую с вас никаких денег". Башмаки, как и прежде, неуклюже пытались копировать дурачество разноцветных ног.

   Иваноид закрыл глаза и помотал головой, думая, что таким простым обрядом отгонит от себя наваждение реальности. Потом произнес, читая с подсвеченного телефона:

   -- Это Бонифациониус Либертинус Лаакромэнтагесниколасада, -- даже не запнулся ни разу.

   -- Правильно! Правильно! -- шут захлопал в ладоши. -- А вы долго думали?

   -- Ровно три дня и три ночи.

   -- Вы заслужили порошок радости, сейчас принесу.

   Стразу три облегченных вздоха последовали за хлопком двери. Оказывается, к любым мозгам (в том числе и загримированным) нужно попросту подобрать свой ключ. Ксандр вынес небольшой пакетик с порошком белого цвета и как-то бесшумно исчез. Абсолютно тихо: без песен и плясок, и о его существовании в ту же секунду забыли. Контагин покрутил пакетик перед лицом и странное дело: в его зрачках цвета дегтя тот не отразился даже маленьким бликом. Вообще, зрачки Зомби умели избирательно отражать окружающие их предметы -- все лишнее и ненужное в них исчезало как в двух черных дырах.

   -- Думаете, кокаин?

   -- Я думаю только одно, -- Квашников небрежно отобрал у него дозу, -- скорее бы слинять отсюда.

   Предстояла встреча с самым умным обитателем кунсткамеры, и уже начинали молиться на голые стены, чтоб она оказалась последней. На сей раз в квартире N9 долго не открывали. Ученый скорее всего уснул в царстве химических формул или переосмысливал все бытие мироздания (а это, поверьте, очень длительный процесс). Лишь четвертый по счету возглас:

   -- Порошок у нас! -- возымел ответное действие.

   Сначала показались четыре линзы, далее два огромных глаза и лишь затем профессор выполз целиком. Длинная седая борода походила на помойную метлу: к тому же в ней застряли крошки еды и прочий мусор. Лысина, отражая свет недалекой лампочки, казалась самой ясной частью тела (почти лучезарной). Походка старого ученого -- та еще история: возникало ощущение, что он не шагает, а путешествует внутри громоздких тапочек, волоча их за собой. Ходит в них словно на лыжах, шлифуя бетонированный пол. Чичиков принялся усиленно щуриться, глядя то на одного, то на другого гостя. И чего щуриться? Плохо видит -- надел бы сверху еще одни очки, восемь глаз куда лучше шести... Но впечатление от внешности добила его фраза:

   -- Вы кто?

   Контагин отвернулся и плюнул в дальнюю стенку. Со всей откровенностью и злостью.

   -- Ваши младшие научные сотрудники, полчаса назад у вас были! -- Квашников говорил громко, чуть ли не орал.

   -- Вы от Михал Савелитя?

   -- Именно! Порошок радости принесли! -- Иваноид выдохнул эти слова прям в лицо забывчивому старику.

   -- Ах, да-да-да! -- Чичиков шлепнул себя по лысине, и в его голове щелкнул какой-то переключатель. -- Вспомнил!

   То, что происходило дальше, нужно было снять на сотовый телефон. И, если б не подступающее состояние астении, наверняка так бы и сделали. Профессор трясущимися руками принял подарок, посмотрел на него как на колье из бриллиантов, потом прошел в свою комнату и сел за один из многочисленных столиков. Остальные направились следом, закрывая нос от непривычных запахов.

   -- Я б здесь давно подох, -- бросил короткую фразу Квашников.

   Но Чичиков, видать, совсем уж потерял интерес к своим "научным сотрудникам", сгреб в одну груду часть пустых склянок, освобождая место на столе, и высыпал на его поверхность весь порошок. Иногда с его беззубого рта срывалось нечто "м-ня... м-ня... м-ня-м-ня...", словно он не произносил, а разжевывал какие-то звуки. Откуда ни возьмись появилась тонкая стеклянная трубочка, один конец которой сразу был засунут в ноздрю. Другим концом Шестиглазый принялся втягивать порошок да еще сопел при этом как паровоз. Пять-шесть затяжек, и глаза Евгения Чичикова закатились, заискрились... Блаженная улыбка отпечаталась на морщинистом лице, унося научного руководителя в синтетическую нирвану. Профессор принялся раскачиваться вправо-влево, что-то мурлыкая под нос. Даже линзы очков по-особому засверкали отраженным светом. Когда старичок вновь потянулся к порошку, Квашников даже испугался: