Вечерняя фантазия В синем растворяются деревья, Обнимает вечер города; Распушила сизонькие перья Ночь-голубка в линиях гнезда. Как горох, огни янтарных окон — Словно смотрят голуби из тьмы. А на подоконнике высоком Лунный свет серебряной зимы. Завалило пылью двор и садик Белой пылью северных широт; И она примнётся и осядет, В ложный пух июльский перейдёт. В грёзах летних брызжется слезливо Солнце, заточённое в фонарь; Тишина засахаренной сливой Катится в июль через февраль. Скука терпеливою наседкой Птичку-лето выведет под сны, Словно утро за оконной сеткой Ночь-голубка из яйца-луны. Различимей с каждою минутой (В первый миг подобные крупе), Трещинки, проклюнутые утром На её пятнистой скорлупе. Времена года Январь хрустальным был, звенел Сосулек падающих звоном; Февраль – жестоким, но влюблённым На красных лицах пламенел. Март вешний плавился, как лёд, Апрель стучал клюкой-капелью; А Май рядился к новоселью И отправлял жуков в полёт. Июнь с Июлем – близнецы — Кормили ягодами с грядок, И Август сытен был и гладок, Дав урожая образцы. Сентябрь, обзаведясь мелком, Учил, Октябрь рыдал дождями; Ноябрь же, запасшись дровами, Сидел за книжкой вечерком. Декабрь придумал свой сюжет, Подсмотренный однажды в щёлку: Поставив срубленную ёлку, Навесил множество примет — Сосульки, ягоды, цветки… И через дождик серебристый Неслись куда-то фигуристы, Летели птицы и жуки. Виноград Не погуби меня, гроза, Ломая тело-деревце, Я виноградная лоза, Я молодая дéвица. Нещадно ливень исхлестал Своею плетью водною, Не испугал его запал — Я стану многоплодною. Одарит солнце лаской дня, Сотрёт дождинки-слёзоньки — Нальётся сок внутри меня: Душистый, сладкий, розовый. И, как сосок, возьмёт в роток Ребёнок виноградину; И лаком для скворца кусок, Без ведома украденный. Найдёт и отдых, и досуг В беседке, мной овитою, Юнец влюблённый, нежный друг, С сердечною обидою. Ни губ, ни рук мне не дано Прильнуть к нему доверчиво, Но выпьет он моё вино И просидит до вечера. С лица прогнав печали плен, Как злое наваждение, Он скажет: «Будь благословен За это наслаждение, Растущий сладкий виноград, Дающий утешение: От солнца – тень беседке в сад, И радость угощения! Не погуби тебя мороз! Не дуйте, ветры, с силою! Я б посадил одну из лоз И над своей могилою. Не погуби тебя гроза! Но, влагой окроплённою, Ты да закрой мои глаза Своей рукой зелёною». Лимонад
Был в Санкт-Петербурге час третий лишь, Когда, уловив запах кофе, Решил Александр Сергеевич Заглянуть к «Беранже и Вольфу». И нет лучше улицы Питерской И места, поэту приятней, Чем в этой любимой кондитерской Ждать друга с газетой бесплатной. Он спасся кафе посетителем От снега над Невским проспектом… Как был лимонад обольстителен — Любимый напиток поэта! Вот взять бы перо и бумаги лист, И запечатлеть вдохновенье… Для счастья-то, в общем, пера нет лишь — Остановись же, мгновенье!.. …И входит, как Каменный гость, Данзас, И рад ему Пушкин, возможно, И вроде бы всё не в последний раз, Но как-то вдруг стало тревожно; Как будто вмешалась реальность в сон, Которой ему и не надо… И понял вдруг Пушкин, что в жизни он Вкуснее не пил лимонада… Дуэль Не колебался, обещая Прибыть к обеду ровно в три. …И зажигались фонари, Ему дорогу освещая, Деревья звездно серебрились, Для той аллеи став каймой, Ждать до минуты… До какой, Чтоб эти двери растворились? Под позолотой купидона Часы пробили ровно три; Снаружи падал снег. Внутри Такое же молчанье дома. И, теребя руками шёлк, Она ждала, готовясь плакать, Но тут звонок изволил звякнуть, И доложили, что пришёл. Когда он вешал шапокляк На гвоздь, торчащий непристойно, Она была почти спокойна, Но проступил на щёчках мак. Он попросил «чего поесть» И сел к столу, сюртук оправил, Как будто в мир тонов и правил Он снова возвратился весь Оттуда, где тех правил нет, Смерть предусмотрена законом, На убивание знакомых Никто не смотрит сквозь лорнет. «Убит?» – она ему. – «Убит. Ма шер, сегодня вы прелестны. Да, я стрелял не очень честно, Такой вот сделался кульбит. Однако мне важна семья, Когда бы я помедлил первый, То этот сумасшедший, нервный… Ну да, я редкая свинья. Взглянуть в глаза его жене Уже, наверно, не осмелюсь. Ты не вини напрасно, прелесть, Иди, не думай обо мне». Он на тарелку посмотрел, Пред ним roast-beef окровавленный[6], Но не было тоски вселенной, Её разящих сердце стрел. Он мало ел и пил вино, Привычно сидя у камина, И жизнь была его хранима, Как драгоценность всё равно. вернутьсяЦитата из «Евгения Онегина» (А. Пушкин). |
