– Ну и денёк, – пробормотала Василиса, вот уже несколько минут продолжая вытаскивать из своих пшеничных волос застрявшие листья. После двух часов жарких скачек в компании сумасшедшей девчонки она наслаждалась этой мирной, а главное, тихой поездкой в автомобиле со своей подругой.

Ребекка поёрзала на пассажирском сидении, всё ещё ощущая в купальнике речной песок. Она мечтала поскорей оказаться дома, чтобы смыть с себя последствия этого поистине удивительного дня. И всё же эта случайная встреча оставила приятные впечатления, и она была уверена, что будет с улыбкой вспоминать о ней многие недели, если не годы. Когда Шейла попыталась натравить на Лису ужа, ей с Анитой пришлось присоединиться к их веселью, главным образом после того, как Лиса запустила бедную жабу в лицо Шейлы. Они больше не могли спокойно наблюдать, как эти подростки продолжают издеваться над живыми существами. Девушки ещё немного поплавали, затем перекусили и неохотно решили разойтись, так как их свободное время приближалось к концу. Ребекке нужно было встретить сына после школы искусств, а Лисе заехать на работу и проверить парочку заказов для завтрашней встречи с клиентом.

Лиса посмотрела на задумчивую подругу, прежде чем игривая усмешка растянула её губы.

– Ты могла бы предупредить меня, что познакомилась с такой привлекательной девушкой.

Ребекка, приподняла брови, посмотрев на подругу:

– Я говорила тебе об этом.

– Но ты не сказала, что она лесби, – парировала Лиса.

Глаза Ребекки теперь напоминали глаза загнанного оленя. Она не с первого раза смогла правильно сформулировать вопрос.

– С чего ты так решила?

Лиса засмеялась, услышав столько удивления в голосе старой подруги.

– Рыбак рыбака, как говорится. И если с её самовлюблённой подружкой не нужно никаких радаров, чтобы понять очевидное, то у них обеих есть одна маленькая деталь, которая говорит громче любых слов.

Ребекка теперь казалась полностью смущенной, она в нерешительности ждала продолжения, заставляя ухмыляющуюся Лису выждать ещё более долгую драматическую паузу.

– У них обеих было по кольцу на большом пальце.

Ребекка нахмурилась, не понимая, как простые украшения могли рассказывать им о чём-то подобном.

Лиса закатила глаза, вернув своё внимания на дорогу.

– Это что-то наподобие старого маяка для наших сестёр. Раньше носить отличающие знаки было популярной фишкой, кольца на больших пальцах входили в их число. Очевидно, этим двоим нравится выделять свою позицию.

– Но ты не носишь ничего подобного, – пыталась разобраться Ребекка.

– Это потому, что я не хочу бесконечно отшивать таких мужеподобных особей вроде Шейлы, которые не думают ни о чём, кроме как затащить первую попавшуюся женщину в свою постель.

– Хм… значит… Анита лесби? – уточнила Ребекка. Она не понимала, почему эта информация так взволновала её.

– Неудивительно, что ты об этом не догадалась, моя невинная подружка. Но так оно и есть. Могу даже сказать, что у этих двоих сейчас нет серьёзных отношений.

– Откуда ты знаешь? – Ребекка боялась, что её взволнованный голос всё-таки выдавал её поднявшееся нетерпение.

Лиса хмыкнула, задев пальцами единственную серёжку в своём ухе.

– Потому-что они обе носят кольца на левой руке, а это делают лишь те, кто ищет новые приключения на свою пятую точку.

Анита перевернулась на спину и открыла глаза. Она не знала, сколько прошло времени с тех пор как легла спать, но догадывалась, что новый день наступил где-то примерно два часа назад. Все эти эмоции, которые поглощали её мысли с момента первой встречи с Ребеккой, теперь властвовали над её разумом, и, как она думала, медленно собирались её прикончить. Пульс не прекращал свой барабанный бой в висках с момента встречи с голубыми глазами, которые Анита ждала всю свою жизнь, хотя и считала это абсолютным безумием. Более того, она знала их. Помнила их обладателя. Или, скорее, те чувства, которые теперь взывали к ней, что бы то ни было.

Целый вихрь бесконечных и ярких эмоций, которые никогда не останавливали свой бег. Скованная цепь из миллиарда кусочков, где в каждом запрятана целая история из непонятно откуда взявшихся впечатлений. Всё было так интенсивно, что Анита впервые забеспокоилась за своё здравомыслие. Эта встреча взглядов будто бы открыла какие-то двери внутри неё, где маленький лучик света начал пробиваться сквозь тень развешанных паутин, из которых до этой встречи и состоял её мир. Она всю жизнь искала нечто большее. Верила в то, за что другие сочли бы её ходячим безумием, если б проникли в её голову. Она с ранних лет чувствовала себя словно разорванной надвое и всегда искала ту недостающую половинку, которая, как она верила, когда-нибудь вернётся к ней снова. Снова. Это никогда не казалось ей чем-то новым. Это как будто был старый, давно заученный сюжет: теряться и находить, расставаться и вновь обретать.

Любовь и боль всегда были совместимыми понятиями в её представлении о чём-то вечном. Она не понимала этого, и эти мысли посещали её не так редко, как бы того хотелось. Эти же чувства всякий раз приводили её к пустому холсту, предлагая единственную возможность выразить всё то, что заперто где-то очень глубоко. Та бесконечная влюблённость, которую она, казалось бы, никогда не испытывала, заставляла её брать краски в руки и открывать двери во внутренний мир, где таилось гораздо больше, чем кто-либо мог знать наверняка. Всё всегда было более чем странным, и Анита считала, что именно это запирало её сердце на замок, не позволяя что-либо почувствовать в присутствии других девушек. До встречи с Ребеккой.

– Чёрт! – Анита откинула одеяло и зажгла стоящий рядом светильник, потирая прищурившиеся от яркого света глаза. В её голове сейчас было слишком много всего, чтобы она смога уснуть в ближайшее время. Анита зашагала в свою мастерскую, где её разум всегда исцелялся, позволяя отдохнуть от того безумия, которое всё чаще начинало проникать в её жизнь.

Анита включила свет в просторной комнате и блаженно вздохнула от ощущения свободы, которая умела укутывать цветным миром её творческую душу в месте, где та всегда чувствовала себя в своей стихии. Она поставила новый холст на давно запачканный красками мольберт и пододвинула к себе небольшой столик, на котором лежал десяток разновидностей простых карандашей.

Сколько себя помнила, Анита никогда не задумывала заранее, что именно напишет на ожидающей её белой поверхности. Идеи были всегда, но лишь неизвестность добавляла ей интереса к предстоящей работе. Та самая необходимая ей увлечённость появлялась только после полного расслабления, если не сказать некой медитации, которая позволяла её рукам порхать над белоснежной бумагой и выражать всё то, что любые слова были бы бессильны выразить.

Анита позволила своим чувствам открыться, и только после этого рука подняла карандаш, и на безупречном холсте появились первые линии. То видение, которое светилось в её мыслях, начало постепенно заполнять пустое пространство, лишь в этот миг оставляя все вопросы и тревоги где-то там, с обратной стороны закрытой двери, где её продолжал ожидать реальный мир.

– Не говори мне не трогать её, я к ней не лезу! Это она меня достаёт, – проворчала Шейла, кинув резиновый мячик так сильно, что Мерлин, прежде чем броситься вдогонку, посмотрел на неё, как будто говоря: «Ты в своём уме?»

Анита остановилась, чтобы сделать пару снимков того вдохновляющего сиренево-розового заката, который этим вечером несомненно был способен покорить сердце любой романтической натуры.

– Ты цеплялась к Лисе по любой мелочи. И если бы я не знала тебя лучше, то решила бы что она тебе очень сильно понравилась, и теперь ты бесишься потому, что Лиса не вешается тебе на шею, как все те двуногие представители прекрасного пола из клубов с арахисом вместо мозгов.

Уши Шейлы покраснели, когда она услышала дразнящие нотки в голосе подруги.