На тебя смотрел побитый временем и жизнью особняк. Выглядывал из тени веток пустующими глазницами окон. Холодные стены сероватых оттенков внушали недоверие, массивные колоны, поднимающиеся с крыльца до второго этажа, отталкивали.

Где мы? Что здесь делаем?

Видимо, Чарльз сбился с пути.

Заблудился. Сейчас он достанет карту, ещё раз тщательно ее изучит, и мы поедем дальше.

Такими были твои мысли.

– Ну вот мы и приехали, – подтверждая твои опасения, дрогнувшим голосом произнёс тот.

Или не поедем…

Это тот дом?

Все твое естество напряглось.

Серьёзно?

Выйти из машины ты не решалась, впрочем, как и сам Чарльз.

Он боялся… Боялся встречи со мной…

Агнес опередила вас всех:

– Он похож на старинный замок! – на удивление радостно воскликнула она.

Ее тоненькие пальчики, не задумываясь, легли на дверцу машины, и прежде, чем вы успели остановить ее, Агнес выпорхнула наружу.

Тогда вы поняли, этот момент – точка невозврата. То, что кардинально испортит, изменит ваши жизни.

Поняли, каждый по-разному, по своим личным, лишь самим себе понятным причинам.

Двое суток ты драила три этажа. Нескончаемая пыль затягивала в недра усталости. К пальцам липли паутины.

Этот дом незаметно вползал в твою душу и тело, отбирал законное право голоса. С каждым разом ты ощущала свою слабость перед величием особняка.

Чарльз разместил объявление на сайте о продаже усадьбы, развесил постеры по городу, но звонки не спешили поступать.

Третий день здешнего пребывания, с восходом солнца до последней звезды, ты провозилась в саду. Трава была по пояс, нестриженые кусты разрослись по стенам особняка.

Дом навевал беспокойство.

Высокие потолки, винтовая лестница, комнаты на втором и третьем этажах.

На первом находился холл в готическом стиле, украшенный керамической плиткой тёмных орнаментов. Рельефные дверные полотна выделяли кухню.

Две большие гостиные с хрустальными люстрами отнимали главное внимание. Одна зала была светлая. Высокие окна выходили на западную сторону, что позволяло зеркальной стене напротив провожать солнце. Белый рояль, колонны, изысканные статуэтки из слоновой кости придавали помещению должного шарма.

А другая зала была тёмная. Выдержанная в мрачных тоннах, с кожаными диванами и камином посередине. Старинные картины британских монархов осуждающе посматривали на жильцов своими злобными суженными глазищами.

– Мы можем выставить эти портреты на аукцион, – поделился Чарльз свою идеей. – Сойдут за антиквариат. И эти статуэтки из Японии моей бабушки. Это император Мейдзи, пять сантиметров. Белый нефрит! О, а это Хотей, один из семи Богов удачи… Думаю, мы сможем получить что-то за них.

– Но это же твоя семейная реликвия? – постаралась остановить его ты.

– Это не имеет значение.

Разговор на этом был окончен.

Далее Чарльз всерьёз занялся аукционом.

Стало понятно, вы задержитесь в этих кроях дольше, чем планировали.

Прямо так, как планировал я…

Ты не узнавала своего прежнего мужа.

Переезд сюда в Браун давался Чарльзу особенно трудно. Звонков все ещё не поступало. Ты видела, что-то гложет его внутри. Что-то сильнее, чем непогашенный кредит и трудности на работе.

Ты думала, это встреча с воспоминаниями о бывшей жене так тяжело сказывалась на Чарльзе. Но так и не решалась спросить.

Все чаще Чарльз бывал не дома, занимался аукционом, прогуливался, либо развешивал новые объявления. Пропадал за рюмкой виски в местном кабаке…

Тебе это нравится все меньше.

– Я видела его, – сообщает дрожащий женский голос по ту сторону трубки. – В Брауне…

Этого не может быть…

– Женщина, Вы ошиблись номером!

– Он жив… Он шел по улице Таун Стрит.

Не может быть…

Звонок…

Чарльз не мог забыть тот напуганный голос.

По правде, это была чуть ли не основная причина, подтолкнувшая Чарльза вернуться сюда.

В Браун.

Ко мне…

Каждый отход ко сну теперь напоминал ему погружение в логово к Дьяволу.

Нескончаемый кошмар.

Со лба стекает липкий холодный пот. Мокрая подушка обдаёт жаром затылок. Пульс бьется в ушах.

Кап… Кап… Кап…

Оживленно барабанят капли.

Перед глазами всплывают яркие кадры зияющей багровой раны на белоснежной коже. Бездыханное тело замирает, и только оживленный ручеёк тягучей, липкой жижи без конца капает струйками на паркет…

Это дождь.

Просто дождь.

Моросит прозрачными невинными каплями по оконным стеклам. Спи…

«Я его видела… В Брауне…»

Ах, Браун…

Можно уехать из Брауна. Но Браун никогда не оставит тебя…

Десять лет и двадцать три дня с той роковой ночи. Десять лет терапии, неисчислимых таблеток. Панических атак, бессонниц, маний преследования....

Он почти справился. Даже научился с этим жить.

Работа отвлекала.

Но стоило ему вернуться Браун, все возобновилось вновь.

Каждый день, как страшный сон, вкалывал дозу липкого страха с привкусом нескончаемой паники.

Он видит, видит Меня…

От этого ему жутко…

Он хотел спрятаться забыться в новом бокале Джек Дэниелс. Напиться, чтобы забыть Меня.

Но я уже в его подсознании. В каждом случайном шорохе, скрипе. Ведь я тень, следующая по пятам прошлого. Беспросветная мгла. Таинство.

Страх. Паника. Безумие.

Ему нигде не спрятаться, никак не скрыться.

…От меня…

Игра началась!

За окном бело. Январь наступал на пятки декабрю. Голые ветки одиноки, мерзнут. Ветер раздевал, снимал нападавший снег.

Зима в этом году радовала своей красотой.

Зябкий холод морозил щёки. На твою ладонь неспешно и, в то же время, стремительно прилипали мокрые хлопья.

Чарльз с полотенцем на плече вошёл в кухню.

– Итак, за императора Мейдзи на аукционе мы получили около 530 фунтов, а наш Бог удачи, Хотей, принёс 390 фунтов. Картины на аукцион не приняли, сегодня же отнесу их в ломбард, – просчитывал в голове он. – За месяц домом интересовался только один человек, который и то сорвался с крючка… Что ж, поздравляю нас, мы по-прежнему в беспросветном дерьме!

Я закрыла окно. Услышанное не радовало. Мне хотелось поскорее убраться с этого места и никогда о нем не вспоминать. Но, видимо, так быстро, как я думала, у нас ничего не получится.

– Что у нас на завтрак? – будничным тоном спросил меня тот. – Дай угадаю – это… Та-да-да-дам! Тосты!

Вот и ещё одно «доброе утро» начиналось с его глупых шуток. Он не переставал доставать меня. Все, буквально все в нем норовило вывести из равновесия: торчащие в разные стороны мокрые волосы на голове, затёкшие щелки глаз, покрасневший нос.

– Господи, когда ты стал таким?

Когда мы такими стали?

Взгромоздившись на стул, Чарльз невесело хмыкнул. Прослойка жира, нависающая поверх трусов, затряслась.

Когда он только успел так поправиться?

– Ну так что? Каков мой приз?

– Омлет с тостами, – поставила я перед ним тарелку.

– Две недели подряд?

– Ну а что ты хотел? Сам сказал, у нас кризис. Стандартный английский завтрак, – парировала я.

– Так приготовь, твою мать, французский! По хрен! Я не для того продал свою семейную реликвию, чтобы мы жрали один белок.

Я оставила его колкость в адрес матери без ответа.

Дело в том, что моя мать француженка. В отместку за мой неудачный выбор мужчины на наш первый и последний, семейный ужин с Чарльзом она принесла «французское блюдо» из лягушечьих лапок и отравила всех гостей.

С тех пор Чарльз отвешивал о моей стряпне похожие колкости: «французский деликатес, видать сварганила», «что-то лягушиными лапками запахло», «если хотите, чтобы у вас в животе заквакали жабы, жрите это протухшее дерьмо».

Так Чарльз в очередной раз пытался напомнить, как сильно ненавидел мою семью.