— И ты сдал билет? — спросил Рихард и снова закурил.

— Да, сдал, а что мне оставалось делать?! Я сдал билет, но я не сдался. У меня было много вещей, пришлось оставить их в камере хранения. Налегке я вышел в город и пошёл в контору, дающую напрокат машины.

— Ты решил, что если не можешь лететь самолетом, то сможешь уехать на машине?

— Да, прошу, не перебивай больше. Я взял машину без особых проблем, вернулся на ней в аэропорт, погрузил свои вещи и поехал. Но не успел я выехать за город, как меня задержала полиция.

— За что? — воскликнул Рихард и тут же виновато посмотрел на Шнайдера, но тот, кажется, не заметил реплики гитариста, он снова внимательно разглядывал экран своего мобильника и молчал. Прошло пару минут, Рихард молча курил и смотрел на друга, наконец, он не выдержал.

— Шнай, ты в порядке?

— Да, не хочешь ещё кофе?

— Не откажусь. Ты расскажешь дальше?

— Да, конечно. Я просто очень устал, почти не сплю, всё время в бегах. Я очень рад, что ты приехал, — он поднял глаза, и Рихарду показалось, что Шнайдер готов разрыдаться.

— Я не мог не приехать. Я ведь волновался.

Шнайдер жалко улыбнулся и подозвал девушку официантку.

========== Глава четвертая ==========

— Так за что тебя задержали? — спросил Рихард, когда им во второй раз принесли кофе.

— Не поверишь, за наркоторговлю.

— Что?! Какую наркоторговлю, ты же турист.

— В том-то и дело. Агентство, где я брал напрокат машину, было у полиции на крючке, через него совершалась доставка наркотиков из Колумбии, его владельцем был какой-то наркоторговец, уже не раз судимый и отсидевший приличный срок. Выйдя из тюрьмы, он решил открыть легальное заведение для нелегального бизнеса. На машинах, в тайниках, они возили наркотики через мексиканскую границу. Сдавали машину в аренду таким идиотам, как я, и туристы провозили наркоту, даже не догадываясь об этом. На протяжении всего пути эти ублюдки пасли свой товар, ехали сзади на другой чистенькой машине и смотрели как бы чего не случилось. В Америке же машину уже ждали, ты приходил, сдавал документы, отдавал ключи, благодарил за чудесную поездку, даже не догадываясь, что только что совершил преступление. Всё чистенько, агентство не причём. Всё это я узнал уже позже, в полиции.

— Этого не может быть.

— И, тем не менее, так оно и было. Меня остановили на выезде из города, попросили предъявить документы. Я спокойно вышел из машины, и тут меня скрутили. На моих глазах все мои вещи высыпали на дорогу, порылись в багажнике и в каком-то тайнике, под запаской, нашли этот проклятый кокаин. Его там было несколько килограмм. Такое можно увидеть разве что в кино. Я, когда понял, что это, чуть сознание не потерял. Полицейский орал что-то по-испански и тряс этими мешками у меня перед носом. Я ничего не мог понять, говорил, что не знаю языка, что взял эту машину напрокат, пытался показать им документы, но думаешь, меня слушали? Никто ничего не хотел слышать, они усадили меня в свою машину и отвезли в участок. Я просидел в камере до поздней ночи, а полицейские проходили мимо и смотрели на меня с ненавистью, будто я повинен во всех смертных грехах.

— Как ты оттуда выбрался?

— Так же нелепо, как и попал. Ночью в участок привезли того человека, который сдавал мне машину, его поместили в ту же камеру. Увидев меня, он сказал полицейским, что я и есть тот сеньор, которому он по ошибке дал не ту машину. И тогда со мной стали говорить. Сразу нашёлся полицейский, говорящий по-английски, меня отвели в приличный кабинет, напоили чаем, выслушали мою историю и, извинившись, отдали вещи, документы и с миром отпустили. Правда, половина вещей пропала, наверное, осталась там, на дороге, но мобильный был цел. Как только я вышел из участка, эта девушка опять позвонила и сказала, что Бог помог мне, заставил раскаяться в грехе того, кто его совершил. Но в будущем Бог не будет так добр, если я попытаюсь снова выбраться из Перу. Я смирился, сдался и спросил, чего она хочет. И знаешь, что она сказала?

— Понятия не имею.

— Ты думаешь, она объяснила мне, чего ей надо? Нет, и не подумала. Она сказала мне: «У тебя была вещь, которая принадлежала мне, очень дорогая, но ты не стал брать её, а положил туда, где нашёл, и тогда я узрела тебя, и Бог узрел тебя. Бог выбрал тебя, и ты поможешь мне обрести покой». Ну, или что-то в этом духе. После этого она отключилась.

— И что это значит? Какая вещь?

— Я сам не могу понять, уже неделю ломаю голову над этим вопросом. За это время она позвонила мне лишь два раза. Первый раз она сказала, что я могу позвать одного из своих друзей, чтобы он помог мне, тогда я смог позвонить тебе, а во второй раз она позвонила за три часа до твоего прилёта и сказала спуститься вниз и купить в лавке старьёвщика книгу, любую.

— И чего? Ты купил?

— Купил, даже не выбирал — схватил первую попавшуюся, — открыл её и нашёл карту и пару исписанных листков.

— И где это теперь?

— Всё это у меня, это была карта проезда к аэродрому, на котором ты приземлился, а на листках была исповедь пилота, который каждую неделю летал из Нью-Йорка в Лиму и возил наркотики на маленьком полуразвалившемся самолёте.

— Что? И здесь наркотики. Шнайдер, ты, конечно, извини меня, но всё это звучит как-то неправдоподобно. Это похоже на роман о Джеймсе Бонде, но никак не на реальную жизнь.

— Я прекрасно понимаю, как это звучит, поэтому я и позвал именно тебя, а не кого-то другого.

— Почему меня?

— Рихард, ведь именно ты говорил, что чувствуешь присутствие мертвецов в Берлине, поэтому не можешь писать там свои песни, я подумал, что только ты сможешь понять меня.

Рихард уставился на Шнайдера, но тот говорил совершенно серьёзно, ни тени улыбки не было на его лице.

— Ты же знаешь, зачем я это делаю? Это просто PR-ход, это просто слова, они ничего не значат! Я могу говорить что угодно — для журналистов и это совершенно не значит, что я действительно так думаю. Шнайдер, ты же почти двадцать лет в этом бизнесе и должен понимать!

— Я понимаю, — совершенно спокойно сказал Шнайдер, — но если ты так сказал, это уже о многом говорит.

Рихард ещё раз внимательно посмотрел на друга, на этот раз он не сомневался — Шнайдер сошёл с ума. Тот словно прочёл его мысли.

— Считаешь, я безумен? — спросил он.

Рихард на секунду растерялся, не зная, что ответить. Он не собирался говорить своему другу, что считает его сумасшедшим, он боялся реакции, которую могут вызвать такие слова. Собравшись с мыслями, он сказал:

— Все мы немного безумцы, в той или иной мере, и ты не можешь не понимать этого. Потому что мы фанаты своего дела. Я помешан на музыке, как и ты, как и Тилль, да как любой из нас. Но я считаю это, — он на секунду задумался, — святым безумием. Благим безумием, называй, как хочешь. Что со мною стало, если бы у меня отобрали музыку? А что было бы с тобой? Я не знаю, но думаю, я был бы опустошён, раздавлен, растоптан. Лишь пустая оболочка, и ничего внутри. И думать так тоже безумие, не находишь? Но это уже неотделимо от меня, а разве в этом нет безумия? Учёные, увлечённые своей работой, исследователи, актёры и мы — музыканты. Но, чёрт подери, ведь это высшее счастье иметь возможность заниматься тем, что ты любишь и тем, что для тебя важно… Но твои слова. Понимаешь, если бы мне было восемнадцать лет, может, они произвели бы на меня впечатление, заставили сорваться с места и с горящими глазами искать ответов. Но секреты и мистика уже не так занимают меня как раньше, и вся эта история звучит настолько книжно, настолько неправдоподобно, что я… как бы тебе сказать, я сомневаюсь не в правдивости твоих слов, а в том, что ты всё правильно понял и истолковал, — Рихард замолчал и внимательно посмотрел на Шнайдера. Он ждал, что тот взорвётся, начнёт кричать или обиженно отвернётся, но лицо Шнайдера оставалось таким же спокойным, как и минуту назад.

— Рихард, — тихо сказал он, — не важно, сколько тебе лет, когда ты наяву сталкиваешься с необъяснимым, то снова становишься маленьким ребёнком, боящимся темноты под своей кроватью и шороха в ночи за окном. Ты не можешь поверить, покуда сам не увидишь, и даже увидев, всё ещё не веришь и сомневаешься, но потом тебе приходится мириться с необъяснимым, ты привыкаешь, и тебе кажется удивительным, что кто-то не может поверить тебе.