Сумма, которую назвал Эмиль, заставила Рихарда усомниться в собственном финансовом благополучии. Он вежливо поблагодарил ушлого колумбийца и сказал, что этот вариант ему не подходит. Но, уже через пять минут, когда очередной воришка чуть не умыкнул его сумку прямо из-под носа, Рихард решил, что полетит. В конце концов, потом можно потребовать половину суммы у Шнайдера.

На удивление Эмиль снова оказался поблизости, словно знал: богатый американец (Рихард верил, что все тут воспринимают его только так) всё равно согласится.

Через час, злой и невыспавшийся после ночного перелёта, Круспе садился в маленький самолёт, стоявший на самой дальней полосе, проклиная Шнайдера и его отпуск, в стране, куда, как оказалось, не так просто попасть.

Рихард спустился по трапу, тут же снял куртку (стояла невыносимая жара) и огляделся. Всего две посадочные полосы, разделенные дикорастущей травой, которая от палящего солнца уже давно превратилась в бесцветное сено. Кособокий, такой же бесцветный, домишко-диспетчерская, а кругом, куда не глянешь, грязно-жёлтый песок, и всё это обнесено невысоким проволочным забором. Это был самый кошмарный аэродром, который он видел на своём веку, а повидал он их очень много.

Горячий ветер подул в лицо, принеся с собой зловоние общественного туалета и протухшей рыбы. Гитарист поморщился и закрыл нос рукой. Ему срочно нужно было найти машину до Лимы и убираться из этого Богом забытого места.

— «Я встречу!» — вслух сказал Рихард и сплюнул в песок. — И где же ты меня встретишь?

Он достал мобильник и набрал номер Шнайдера. Телефон Кристофа по-прежнему был выключен. Тревога в душе Рихарда всё нарастала. Он ещё не успел убрать телефон, как почувствовал лёгкую вибрацию на ладони, кто-то звонил ему в столь ранний час. Рихард взглянул на экран и замер в изумлении. Это был Шнайдер. Не веря своим глазам, он нажал на кнопку приёма вызова и приложил телефон к уху.

— Да? — сказал он.

— Рихард, ты прилетел?

Это, без сомнений, был Кристоф Шнайдер. Рихард прекрасно знал его голос и не мог спутать ни с кем другим.

— Да, — ответил он, — я звонил тебе секунду назад, твой телефон был выключен.

— Я знаю, он не выключен, потом объясню. Где ты?

— Не знаю, кошмарный аэродром, прямо в джунглях, на две грёбанные полосы. Я летел частным рейсом из Боготы. Этот Эмиль, будь он неладен, забыл предупредить, что мы приземлимся в какой-то жопе.

Рихард огляделся в поисках названия или какого-нибудь ориентира, но кроме одиноко стоящего домика, самолёта, на котором он прилетел, и грязного песка, здесь ничего не было. Пилот уже вышел из кабины и скрылся в неизвестном направлении. Казалось, что на много километров вокруг нет ни одной живой души, ни одной заасфальтированной дороги и, конечно же, никаких такси. Немного подумав, Рихард добавил:

— И, чёрт меня побери, я понятия не имею, как отсюда выбраться.

— Я знаю, где ты, оставайся на месте, буду минут через пятнадцать, — Шнайдер повесил трубку, оставив Рихарда в полном одиночестве посреди пустынного аэродрома.

Что бы не говорил Шнайдер, Круспе не мог оставаться на месте. Его сводили с ума запахи. К ароматам туалета и рыбы добавился запах подгорелого лука и ещё едва уловимый запах пота. Рихард поморщился и понюхал собственные подмышки, но воняло не от него.

Гитарист понятия не имел, что здесь, в этом выжженном солнцем и, казалось, стерильном месте, может так мерзко вонять, но мечтал выяснить, чтобы как можно дальше убраться от источника. Закинув на плечо легкую дорожную сумку, он устало побрёл к единственному строению.

Дом некогда был ярко-жёлтым. Рихард понял это лишь когда вплотную подошёл к нему. Под узким козырьком крыши, где всегда была тень, кое-где ещё остался этот цвет, словно пятна опасной кожной болезни на бледном лице. Единственное окно изнутри было завешено облинявшей и такой же бесцветной, как и всё здесь, занавеской. И с улицы невозможно было понять, есть ли кто внутри. Окно было приоткрыто, и занавеска зловеще колыхалась на ветру.

Нерешительно Круспе подошёл к двери и постучал. Постояв пару минут и так и не дождавшись ответа, он снова постучал, на этот раз сильней. Ему показалось, что где-то в глубине дома он услышал шаркающие шаги. Сам не зная почему, Рихард похолодел от ужаса. Ему напрочь расхотелось знакомиться с обитателями этого жилища. Он повернулся, чтобы бежать и прямо перед собой увидел Шнайдера.

От неожиданности гитарист даже вскрикнул. Когда Рихард в последний раз видел ударника, это был статный цветущий красавец сорока с небольшим лет, с обаятельной улыбкой и пронзительным взглядом голубых глаз. Сейчас же перед ним стоял иссушенный, загоревший дочерна, очень худой, сутулый мужчина с испуганными, потухшими глазами. Рихард на пару секунд подумал, что это галлюцинации или дурной сон, но Шнайдер протянул руку и коснулся его плеча.

— Эй, ты чего? Это я, — сказал Кристоф и вымученно улыбнулся.

Улыбка сделала его лицо ещё более пугающим, она была скорее похожа на гримасу боли, чем радости.

— Что с тобой случилось? Ты выглядишь… — он хотел сказать «дерьмово», но осёкся, — таким худым.

— Потом, всё потом, идём скорее, пока нас не увидели, — Шнайдер резко развернулся и пошёл прочь.

— Постой, что происходит, объясни мне! — крикнул он другу вслед, но тот лишь махнул рукой и продолжил идти, не сбавляя темпа.

Рихарду ничего не оставалось, как пойти следом. Он нагнал Шнайдера и пошёл рядом. Они вышли за забор, и Рихард увидел, что к аэродрому ведёт заросшая травой узкая дорога, а чуть в стороне, под единственным деревом, стоит полуразвалившаяся колымага серого цвета.

— Это что, такси? — спросил он.

— Да, идём быстрее, не пойму, как тебя сюда занесло?

— Я летел частным рейсом, — повторил Рихард то, что уже говорил по телефону. — И, между прочим, заплатил за этот полёт астрономическую сумму. И ты должен мне половину.

— Я отдам тебе всё, если мы вернёмся домой.

— Что значит «если»? — Рихарду не понравился тон, с которым Шнайдер это сказал, ему снова стало не по себе. — Ты хотел сказать «когда»?

— Я сказал «если»? — изумился Шнайдер и, повернувшись на ходу, взглянул на Круспе. — Когда, конечно, когда… хотя… я тебе позже всё расскажу, сам решай.

— Шнайдер, завязывай меня пугать, я и так здесь от страха чуть не обделался. Прилетел на какой-то заброшенный аэродром, пилот тут же убежал в неизвестном направлении, будка эта стоит сиротливая, — Рихард обогнал Шнайдера и остановился у того на пути, загородив дорогу.

— Я и говорю тебе, сматываться отсюда нужно. Это опасное место, — ответил Шнайдер и, обойдя Рихарда, пошёл дальше.

Круспе не на шутку разозлился и воскликнул:

— Да чёрт тебя побери! Я лечу сюда из Нью-Йорка! Бросаю все дела! Долбанные три часа ищу билеты в эту сраную Лиму, а их днём с огнём не сыщешь! Звоню знакомой в Берлин, и она даже не посылает меня, что удивительно — ведь там глубокая ночь! С её помощью, покупаю билет до Боготы, в грёбанной криминальной Колумбии! А ты знаешь, какое это жуткое место?

Шнайдер смотрел на него, но никак не реагировал, и тогда Рихард продолжил.

— Какой-то мошенник, в аэропорту, продаёт мне билет на эту развалюху, — он указал рукой на одиноко стоящий самолет, но его жеста никто не увидел. Шнайдер уже отвернулся и быстро шёл к машине.

Поняв, что кричать всё равно бесполезно, Рихард всплеснул руками и пошёл вслед за Кристофом, продолжая бормотать под нос проклятия. Рихард надеялся, что в машине Шнайдер объяснит ему, что всё-таки случилось. Его надежды не оправдались.

За рулём старой, дышащей на ладан, пропахнувшей бензином и дешёвым табаком, машины, сидел такой же старый и прокуренный водитель. Когда они подошли ближе, он завёл машину и с огромным трудом выехал на дорогу. Рихард с сомнением смотрел на это действо. Шнайдер же не выражал никаких признаков беспокойства, и, когда водитель, наконец, справился со своей колымагой, преспокойно уселся на заднее сидение. Круспе с тоской оглянулся на аэродром и Сесну, которую он ещё несколько минут назад считал самым отвратительным средством передвижения в мире, и, тяжело вздохнув, сел рядом с Кристофом. Кашляя, чихая, рывками, автомобиль тронулся с места.