— Я из Америки, с Севера; но родители мои из России, они бежали из страны, когда начался террор. Я была тогда ещё ребенком, почти ничего не помню, но говорили, это было очень страшно. Тогда все бежали. Все, кто хотел жить свободной жизнью. Я благодарю Господа Бога, что сейчас у меня есть такая возможность.
— Какой террор? — не понял Шнайдер.
— Красный террор, — ответила девушка и замолкла.
Шнайдер изумлённо посмотрел на незнакомку. На вид ей было не больше двадцати пяти лет, и она никак не могла застать волну эмиграции из России после прихода к власти большевиков. Она не могла даже застать период правления Сталина, в те годы тоже террора хватало. Он не мог понять, о чём она говорила.
— В каком это году было? — спросил он, но девушка предпочла не отвечать.
«Сумасшедшая», — подумал Шнайдер и прибавил газу, желая побыстрее отделаться от странной попутчицы.
Девушка прикрыла глаза, откинулась на сиденье и, казалось, уснула. Шнайдер тоже вскоре расслабился. До отеля оставалось минут пятнадцать быстрой езды. И вдруг незнакомка резко открыла глаза и прямо подпрыгнула на сидении.
— Поворачивайте, сейчас же! — закричала она и начала вырывать руль из рук Шнайдера. У неё были очень холодные руки, как у покойницы.
— Эй, эй, успокойся, оставь руль, здесь некуда свернуть! — Шнайдер пытался отбиваться и одновременно следить за дорогой.
При всей её субтильности, у девушки была железная хватка, она тянула руль на себя, тем самым подвергая их риску разбиться всмятку о первое дерево.
— На встречную полосу. Сворачивай же, Кристоф! — она закричала прямо ему в ухо.
«Откуда она знает моё имя?» — пронеслось в голове у барабанщика. Он продолжал отбиваться и наконец смог справиться с сумасшедшей.
С огромным трудом он смог вернуть машину на свою полосу и затормозить, а когда он повернулся к девушке, чтобы высказать всё что о ней думает, то на пару секунд даже не поверил своим глазам.
На сидении рядом с ним сидел разлагающийся труп. За одно мгновение отвратительный сладковатый запах гниющей плоти заполнил машину, в пустых глазницах покойницы копошились белые черви, падая ей на колени, они расползались по всему салону. Платье её, еще минуту назад белое и чистое, вдруг, прямо на глазах, рассыпалось в прах, открыв взору ударника отвратительные почерневшие кости, кое-где покрытые ошмётками бурого мяса. Шнайдер на ощупь открыл дверцу со своей стороны, благодаря Бога за то, что с его дверью всё в порядке, и попытался выбраться наружу. И тут труп повернул к нему голову: ещё больше червей полезли из глазниц, из ушей, изо рта.
— О, Боже, — Шнайдер всё ещё не мог вылезти наружу, ноги не слушались его, а труп тем временем медленно поднял руку и потянулся к нему.
Вонь стала невыносимой, и Шнайдер с трудом сдерживал тошноту. Белёсые черви заползли на его рубашку, и он начал стряхивать их. Всё же, он выбрался из машины, отступил на пару шагов, а потом, развернувшись, побежал прочь.
Не думая ни о чём, он выбежал на встречную полосу и тут услышал шум автомобиля, а через пару секунд ночную дорогу осветили фары.
========== Глава вторая ==========
Самолёт приземлился на маленьком аэродроме, где-то на окраине Лимы. Рихард был единственным пассажиром. Нанять частный самолёт для перелета из Колумбии в Перу оказалось дорогим удовольствием, а лететь на старой полуразвалившейся Цесне, борясь с приступами тошноты и головокружения, было занятием не из приятных. Он был зол и мечтал поскорее поговорить со Шнайдером — нарушителем его спокойствия.
Шнайдер позвонил Рихарду вчера, связь была отвратительной, сквозь треск и шум Рихард смог разобрать лишь: «Приезжай немедленно в Лиму, прямо сейчас. Это очень важно, я встречу».
Взволнованный гитарист попытался выяснить у Шнайдера, что же случилось, но их разъединили. Он тут же перезвонил, но мобильный Кристофа уже был выключен. Рихард был не на шутку напуган, ведь Шнайдер должен был вернуться из Перу ещё полторы недели назад, он знал это потому, что они договорились встретиться в Нью-Йорке. Кристоф позвонил ему и сказал, что перед возвращением домой хочет заглянуть к Рихарду, проведать его, поделиться впечатлениями. Круспе был приятно удивлён таким поступком друга. Было странно, что Шнайдер вдруг вспомнил о нём и пожелал встретиться, ведь в последнее время они почти не общались; но он не раздумывал над этим, пока Шнайдер не пропал. В назначенный день Кристоф не прилетел. Его телефон не отвечал, в отеле, где он остановился, сказали, что сеньор Шнайдер съехал три дня назад. Рихард пытался дозвониться до друга, но потерпел фиаско.
К удивлению лидер-гитариста другие участники группы не разделяли его опасений. Когда на пятый день после исчезновения Шнайдера Рихард позвонил Тиллю и стал сбивчиво рассказывать о случившемся, вокалист спокойно ответил, что у Шнайдера есть право на личную жизнь. Они почти всё время на публике. Если барабанщику захотелось уединения, возникло желание послать всех к чертям, отключить мобильный или скрыться в Перуанских джунглях, то в этом ничего странного, а уж тем более, опасного, нет. А Рихарду не стоит так волноваться. Примерно то же он услышал от Пауля и Оливера. А Флаке так вообще назвал его параноиком. Клавишник посоветовал Круспе вернуться поскорее в Берлин, чтобы избавиться от дурного влияния нервных и раздражительных жителей Нью-Йорка, для которых поход к психоаналитику такое же обычное дело как утренний кофе, на что Рихард очень оскорбился, но виду не подал.
В течение следующей недели он звонил Шнайдеру регулярно, но ничего не менялось. Телефон по-прежнему был отключен и барабанщик не объявился. С каждым днём Рихард всё больше и больше паниковал. Воображение рисовало ему ужасные картины: Шнайдер мёртвый лежит где-то в джунглях Перу, и жирные мухи облепили его вздувшееся от жары тело, а ночные хищники обглодали лицо, и уже никому никогда не найти его. Рихард гнал дурные мысли прочь, но они возвращались с завидным постоянством. Он стал плохо спать. Ему снились кошмары, где он пытается спасти ударника из когтей леопарда, но не успевает, и того, ещё живого, но уже обречённого на смерть, хищник утаскивает в джунгли. Рихард просыпался в холодном поту, с мыслями о Шнайдере, весь день думал о нём и засыпал с чувством приближающейся беды. Так было, пока Шнайдер вдруг не позвонил сам. Рихард, несомненно, был очень рад, что его предчувствия не оправдались и Кристоф жив. Но то, что сказал Шнайдер, напугало Круспе ничуть не меньше, чем любой ночной кошмар.
Весь вечер взволнованный Круспе пытался достать билет на самолёт до Перу (ему даже в голову не приходило отказаться от поездки), но к ночи он понял, что это невозможно. Словно злой рок мешал ему. Билетов до Перу не было — ни прямых, ни чартерных, ни в бизнес-классе, ни в эконом. Тогда он позвонил своей знакомой, работавшей в турагентстве, в Берлин. Из-за разницы во времени Круспе разбудил её, но, на удивление, Анна, даже спросонья нашла решение за пару минут. Она посоветовала купить билет до Колумбии или Эквадора. А там, на месте, взять билет на местные авиалинии и долететь до Лимы. Круспе поблагодарил её, и уже через пару часов садился на самолёт «Нью-Йорк — Богота».
Он никогда раньше не был в Колумбии и слышал о ней лишь в криминальных сводках. Но почему-то решил, что, несмотря на это, без проблем сможет найти там самолёт до Лимы. Это было большой ошибкой. Рихард безобразно говорил по-испански, а колумбийцы оказались не столь милы, как он ожидал. Через час бесплодных попыток найти транспорт до Лимы он отчаялся и сел на диванчик в зале ожиданий, обхватив голову руками.
И тут появился Эмиль, словно вырос из-под земли. Рихард сразу понял, что этот парень с лоснящимися черными волосами и бегающими глазками на остром лице хитрый делец и, возможно, даже преступник, но у Круспе не было выбора. Эмиль, с заискивающей вежливостью гиены, узнал, не хочет ли сеньор лететь прямо сейчас на прекрасном самолёте, который отправляется прямиком в Лиму? Круспе, разумеется, хотел. Эмиль долго расписывал удобство и комфорт лёгкой авиации, а также таланты пилота, и тогда Рихард решительно перебил его и спросил о цене.
