— А что будет, если я забуду об этом сказать?

— Тогда еда будет настолько острой, что ты не сможешь проглотить и кусочка.

Официантка принесла кофе, поставила его на столик и тихо ушла.

— Ладно, давай теперь забудем о местных обычаях, и ты мне расскажешь, наконец, что происходит, — Рихард сделал маленький глоток и поставил чашку на стол.

— Хорошо, я расскажу. Умоляю тебя, дослушай до конца и не перебивай.

Рихард утвердительно кивнул, закурил, и приготовился слушать.

— Это началось сразу после того, как я позвонил тебе в Нью-Йорк и договорился о встрече. Утром, я взял напрокат машину и поехал в Канту, это город на востоке от Лимы. Скажу тебе честно: к тому времени, я настолько устал от людей, что хотел просто побыть в одиночестве. Хотел насладиться быстрой ездой, и при этом, с осознанием того, что ты никуда не спешишь и не опаздываешь. Хотел знать, что смогу свернуть на любую манящую меня дорогу, и никто не скажет с упрёком, что это отличается от экскурсионного маршрута. Я приехал в Канту к обеду, перекусил взятыми из отеля сандвичами и с огромным удовольствием осмотрел окрестности. Боже мой, Рихард, — Шнайдер неожиданно оживился.

Рихарду казалось, что ударник готов говорить о чём угодно, только чтобы не рассказывать главного.

— Ты не представляешь, какие замечательные кактусы растут в тех краях, их называют колючки Раимонди. Здоровые, около десяти метров в высоту — это что-то. Это нужно видеть, незабываемое зрелище. Говорят, что они цветут раз в сто лет, и после этого погибают, — Шнайдер вдруг замолчал, взял в руки мобильный телефон и внимательно посмотрел на экран.

К ним подошла официантка и поставила перед Рихардом тарелку с горячей и аппетитной яичницей. Когда девушка отошла, Рихард попросил:

— Шнайдер, продолжай.

— Да, извини. Я возвращался из Канты, когда уже стемнело. Дорога была пустынной, и я развил приличную скорость. И тут, прямо перед моей машиной, появилась девушка. Я ударил по тормозам, но эта проклятая развалина проехала ещё пару метров, прежде чем остановиться. Я был уверен, что сбил несчастную, но когда вышел, то никого не нашёл. Тогда я поехал дальше и через некоторое время снова увидел девушку, мне показалось, ту же. Но я решил, что просто немного переутомился. Она стояла на обочине и голосовала. Я подобрал её, она просила довести её до города.

— И ты согласился?

— Да, надо было ехать дальше, но меня замучила совесть. Она села впереди, на заднем сидении у меня лежал плед, корзинка с провизией, тёплая куртка, стояли бутылки с водой. Сначала всё было нормально, я спросил, откуда она; оказалось, что из Америки. А потом… она сказала, что в детстве бежала из России, когда начался красный террор. Я ещё подумал, что это как-то нелепо. Она была совсем молодая, и этот террор… это ведь было в начале двадцатого века. Я решил, что она просто не в себе и молча поехал дальше, и…

Шнайдер замолк и посмотрел на Рихарда. Тот как раз заканчивал свой завтрак.

— Знаешь, ты бы доел.

— Почему? — не понял Рихард, кладя в рот кусочек прожаренного бекона.

— Дальше история будет весьма неприятной.

— Ничего, говори, я переживу.

— Ладно, как знаешь. До отеля оставалось совсем немного, и вдруг эта девушка закричала, чтобы я свернул. Я так растерялся, сворачивать было некуда, и я продолжал ехать, она вцепилась в руль и пыталась повернуть его. Тогда я остановил машину, повернулся к ней и увидел мертвеца.

— Чего?! — Рихард отодвинул тарелку и испуганно посмотрел на ударника: его опасения подтвердились, Шнайдер, по всей видимости, был не в себе.

— Рихард, я же просил не перебивать меня и дослушать до конца.

— Хорошо.

— Да, я увидел мертвеца. Я не знаю, как такое возможно, но эта девушка, она разлагалась на моих глазах, а потом полезли черви — мерзкие, белые, жирные. Они заползали на мою рубашку, и там так воняло, как в аду, — Шнайдер сглотнул, передёрнул плечами и продолжил. — Я выскочил из машины, побежал прочь и тут увидел, что по дороге кто-то едет. Я слышал шум машины, видел фары, хотел уже побежать навстречу, но тут осознал, что что-то не так. Когда я понял, что происходит, было уже поздно. Водитель грузовика уснул за рулём и выехал на встречную полосу, он протаранил брошенную мной машину и проехал ещё метров двести, прежде чем смог затормозить. Моя машина превратилась в груду покорёженного металла, а я так и стоял на дороге с идиотским выражением лица. Но, понимаешь в чём дело, если бы я не выскочил из машины, или сделал бы это двумя минутами позже, то сейчас ты бы носил цветы на мою могилу.

Рихард хотел было что-то спросить, но Шнайдер остановил его рукой, сделал глоток кофе, который уже давно остыл, поморщился и продолжил:

— Поздно ночью я вернулся в отель и попытался забыть всё, что со мной произошло. Это было нелегко. Я долго бродил по номеру, пытался читать, смотреть телевизор, пару раз укладывался в кровать, но эта ужасная мёртвая девушка стояла перед моими глазами. Тогда я пошёл в бар и напился. Напился до чёртиков и, довольный, пошёл спать. Проснулся я через пару часов. Звонил телефон в номере, и я проклял того, кто посмел перевести на меня звонок в такое время. Обычно в отелях в такое время постояльцев не беспокоят, но если уж это случается, то на это должна быть какая-то веская причина, чрезвычайное обстоятельство. Всё ещё пошатываясь, я добрёл до телефона, гадая, что же могло стрястись. Я поднял трубку и услышал женский голос. Не знаю, как я узнал его, но я был уверен, что это та самая девушка с дороги. Было очень плохо слышно, сплошные помехи и шум, но её слова я разобрал: «Я спасла тебе жизнь, теперь ты должен дать мне упокоение. Помоги мне». Она говорила по-немецки, хотя в машине мы говорили по-английски, и я не упоминал, что я немец. Я закричал в трубку, чтобы меня оставили в покое, и это совсем не смешно, но она уже отключилась. Я почти мгновенно протрезвел, включил свет и перезвонил портье, чтобы узнать, откуда был звонок. Но портье ничего не знал, в мой номер никто не звонил. Мне стало нехорошо. Я сидел на кровати и чувствовал, как трясусь от страха. Я пытался найти объяснение, но его не было, и тогда я снова лёг спать. Уснул, как ни странно, сразу и проспал до обеда. А на следующий день я съехал из отеля и перебрался в Лиму, я ведь жил тогда не здесь, а в курортном местечке Серро Азуль, это на юге в полутора часах езды от столицы. Я решил, что последние два дня проведу в Лиме, поброжу по городу, посмотрю достопримечательности. Я поселился в отеле «Santa Cruz», здесь, в районе Мирафлорес. Тут всегда весело и шумно: множество ночных клубов, театров, ресторанов и главное, никаких мёртвых девушек. Я спокойно провёл эти два дня до отлёта, но мне не суждено было покинуть Перу. Я выехал из отеля заранее, за час, меня предупредили, что в Лиме из-за автомобильных пробок добраться до аэропорта весьма проблематично. Я взял такси и поехал. Но опоздал в аэропорт на десять минут, проклиная всех, я решил лететь другим рейсом, но, тут, оказалось, что у меня нет с собой документов, и я не мог купить билет. Пришлось возвращаться в отель. В номере ещё даже не убирались, мои документы лежали на тумбочке возле кровати, и я удивился, как мог не заметить их, когда уходил. Я взял документы, снова поехал в аэропорт, купил билет на ближайший рейс до Нью-Йорка, и тут началась гроза, все рейсы отменили. Пришлось сидеть в зале ожидания на своих вещах всю ночь. На утро погода наладилась, и я уже собирался улетать, но с самолётом что-то случилось, и нас попросили подождать ещё. Я ждал, и тогда она позвонила снова, на мобильный.

Шнайдер всё это время смотрел на океан, но тут он повернулся к Круспе, тяжело вздохнул и продолжил.

— Номер никогда не определяется, деньги за звонок не снимают, я не знаю, откуда и как она звонит, я вообще не знаю, как она это делает. Прорываясь сквозь помехи, она сказала мне, что я не должен улетать. Я узнал этот голос сразу и жутко напугался. А её слова напугали меня ещё больше. Я попытался возразить, сказал, что должен улететь, но она была непреклонна. «Если ты сядешь в этот самолёт, он разобьется», — сказала она и отключилась.