— Уф… Шнай, извини, мне нужно срочно отлить. Всё-таки мы выпили слишком много кофе, — Рихард виновато улыбнулся и встал из-за столика.
— Туалет внутри, — Шнайдер указал рукой на двери кафе. — Зайдёшь и сразу налево. Там увидишь.
Внутри кафе оказалось огромным. Высокий потолок, украшенный рисунками ручной работы, изображающими океан во всей его красе, стеклянные круглые столы, справа, на возвышении, синтезатор, подключенный к двум здоровенным и неуклюжим колонкам, в глубине почти не заметный на первый взгляд бар. Здесь пахло кофе и выпечкой. Сейчас внутри почти не было посетителей, но Рихард представил, что вечерами, когда заходит солнце, нарядные туристы заполняют это кафе, на столиках горят свечи, и музыка льётся из открытых окон. На Рихарда никто не обратил ни малейшего внимания. Бармен продолжал лениво протирать бокалы, а официантки лишь мельком взглянули и тут же вернулись к оживлённому разговору. Он повернул налево и, как и сказал Шнайдер, увидел дверь в туалет.
Зайдя в кабинку, Круспе закрыл дверь на задвижку и достал мобильный телефон. Идя сюда, он был полон решимости позвонить всем участникам группы и в срочном порядке позвать их в Перу, чтобы помочь ему вытащить обезумевшего Кристофа в аэропорт, уговорить его сесть в самолёт, а если понадобиться, то затащить силой. Но сейчас он не знал, что будет говорить им. Пауль, несомненно, поднимет его на смех, Флаке посоветует перебраться в Берлин, потому что на него плохо влияет не только Нью-Йорк, но, по всей видимости, и любой другой город, находящийся за пределами Германии. Олли предложит успокоиться и поговорить со Шнайдером, а Тилль… А вот что скажет Тилль? Рихард почему-то думал, что на этот раз солист не пошлёт его, к тому же он знал слабость Тилля к Южной Америке и решил сыграть на этом. Он набрал номер и стал ждать. Сначала не было даже гудков, но, когда Рихард уже решил отключаться, пошёл слабенький сигнал. Он прикинул в уме разницу во времени — в Берлине сейчас должно быть около четырёх часов вечера.
Тилль, наверное, дома, смотрит телевизор, развалившись в удобном кресле — наслаждается законным отдыхом. Гудки шли, но никто не брал трубку.
— Проклятие, — тихо выругался Рихард и, подождав ещё немного, отключил телефон.
Он закрыл крышку унитаза и уселся на неё, не зная, что же делать дальше. Он снова набрал Тиллю, но на этот раз даже не смог дозвониться, не было сигнала. Здесь сильно пахло чистящими средствами, и Круспе чихнул. Посидев ещё пару секунд, Рихард поднялся и уже потянулся к задвижке на двери, как телефон в его руке зазвонил. Он посмотрел на номер и чуть не вскрикнул от радости — это был Линдеманн.
— Алло, Тилль, я так рад, что ты перезвонил, — сказал он, не дожидаясь пока вокалист скажет хоть что-нибудь.
— Это не Тилль, — ответили женским голосом. — Не звони ему, это бесполезно.
— Что? Кто это? Девушка, дайте трубку Линдеманну.
— Его здесь нет, слава Господу. Но он будет здесь, как и ты, правда, очень нескоро.
— Почему? Где он? И вообще, почему вы пользуетесь его телефоном?
— Это не его телефон, это вообще не телефон. Ты видишь то, что хочешь видеть. В тебе сильна вера, хотя ты сам об этом не догадываешься.
— Что значит «не его»? И вообще, вы что там совсем с ума все сошли. Хватит меня разыгрывать, он мой друг, меня зовут Рихард Круспе, вы должны знать, кто я. Позовите Тилля, и хватит этих шуточек.
— О, маловерный, ты был призван сюда помочь, но что ты делаешь? Ты смотришь в глаза его и говоришь, что любишь его как брата, а сам бежишь прочь и хочешь словом очернить его. Покайся, приди к нему и покайся.
— Да что за бред? Где Тилль, чёрт подери?! Прекратите эти шутки. Я не знаю, кто вы, да и не хочу знать, мне глубоко безразлична ваша судьба. Но если вы сейчас же не дадите трубку герру Линдеманну, то клянусь небом, я устрою вам такую весёлую жизнь, что вам и не снилась!
— И сказал Иисус: «А я говорю вам: не клянитесь вовсе — ни небом, потому что оно престол Божий; ни землёю, потому что она подножие ног его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоска сделать белым или чёрным». Не делай вид, будто не понял, кто я, я знаю о тебе всё, все твои страхи и сомнения, все твои тайны и желания. Вернись за столик и покайся перед другом своим во лжи своей. Помоги ему, он не справится один. Его душа рвётся домой, но я не могу отпустить его, пока не могу. Поддержи его, не дай сойти с ума от одиночества, не дай сотворить грех смертный. Я говорю тебе, мысли о самоубийстве уже посещали его. И посещали не раз. Не дай искусителю нашептать на ухо ему заманчивых слов. Кристоф ждёт тебя, так приди к нему.
— Я не верю в тебя! Я не верю! — Рихард отключил телефон и со всей силы швырнул его об пол. От удара телефон разлетелся на части.
— Ты не хочешь верить, но ты веришь! — услышал он. Голос шёл отовсюду: из холодных бетонных стен, из кафельного пола, из вентиляционных решёток, из открытого окна, заглушая шум проезжающих машин и щебетание птиц.
— Оставь меня в покое! Замолчи, — он закрыл уши руками и снова сел на унитаз, уткнувшись головой в колени.
— Помоги мне найти успокоение, и я помогу тебе, — голос звучал теперь в его голове. — У вас есть карта, так не теряйте время.
Рихард вскочил на ноги, нащупал задвижку, выскочил из кабинки и выбежал из туалета. Официантки разом повернулись. Одна из них, та, что обслуживала их, поднялась с места и направилась к нему.
— Всё в порядке, сеньор? Вам плохо? Позвать врача?
— Ничего не нужно, — сказал он и медленно пошёл на улицу.
========== Глава пятая. ==========
Они сидели в маленькой уютной гостиной, склонившись над низким деревянным столом и внимательно разглядывали мятый жёлтый листок, лежавший на нём. На листке синей ручкой неумело была нарисована карта. Лима была отмечена большим жирным крестом, аэродром был обведён кружком, и рядом, маленьким буквами, была сделана приписка на английском языке: «то самое место».
Шнайдер тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана.
— Да ни черта тут нет, — сказал Рихард через пару секунд и, схватив листок, бросил его на пол.
Шнайдер молча встал, поднял листок с пола и бережно положил обратно.
— Да выброси ты его нафиг, всё равно никакого толка, — Рихард с ненавистью посмотрел на стол.
— Не горячись, нужно просто понять. Она не зря говорила про карту.
— Зря, не зря, всё равно нам не понять.
— Может, стоит съездить туда ещё раз. Может, мы чего-то там не заметили?
— Нет! Только не туда. Мне хватило сегодня с утра.
— Рихард, может, тебе поспать? Ты такой раздражительный. А вечером съездим на аэродром, посмотрим, что там. Я тут уже почти две недели, а она мне ни одной зацепки не дала. А тебе открытым текстом всё рассказала.
— Да прям уж и всё, чего она сказала-то? Карта у вас есть! И чего мне эта карта, ей разве что зад подтереть. Слушай, давай улетим нафиг. Возьмём билет, и к чёрту эту мертвячку с её загадками. Что я, миссионер какой-нибудь, мне, что, нечем больше заняться? И не будем её слушать, самолёт разобьётся, пароход потонет. Плевать, поехали, — Рихард с тоской посмотрел на Шнайдера.
— Нет, я не поеду, — холодно сказал он. — Хочешь, уезжай. Я остаюсь.
— Шнай, ну… не, ну серьёзно, поедем.
— Я вроде бы сказал «нет», — он взял карту со стола и снова стал разглядывать её.
— Я не могу уехать без тебя. Она, между прочим, сказала мне, что ты тут о самоубийстве помышлял. И чего, ты думаешь, я тебя брошу, чтобы через пару дней получить твоё тело в гробу?
— Она так сказала? — Шнайдер удивлённо посмотрел на Круспе. — Это ложь, я никогда о таком не думал.
— Да не важно, просто я без тебя не поеду.
— Да не уедем мы отсюда, — взорвался Шнайдер, — не уедем! Мы даже позвонить никому не можем, эта тварь словно все телефоны глушит. Я тебе всё уже рассказал, чего ты ещё хочешь услышать. Я не хочу сидеть в местной тюрьме до конца дней, не хочу утонуть в море или разбиться на самолёте. Не хочу. Я не меньше тебя мечтаю выбраться из этого проклятого места, из этого съёмного дома, за который каждый день приходится платить кругленькую сумму. Мне надоела эта жратва, мне надоел этот проклятый океан, будь он неладен. Мне надоело это солнце, я не могу его уже выносить. Мне все тут осточертело. Давай не будем тратить время на эту бесполезную болтовню и займёмся уже чем-нибудь. Сказала она картой пользоваться — будем пользоваться, лишь бы быстрее отсюда убраться. А сейчас я пойду спать, я уже две ночи на ногах, и у меня всё двоиться перед глазами. Если хочешь, тоже поспи. Здесь три спальни, одна наверху, две внизу. Там всё застелено и чисто. Я пошёл наверх, меня часа три не трогай. Держи, может, чего придумаешь, — он протянул Рихарду листочек с картой и медленно пошёл по лестнице на второй этаж.
