— Ты никогда не угощал нас, засранец, — сказал он и отшвырнул пустую бутылку.

Огонь занялся быстро, Санчо поджёг бумаги на столе, тяжёлые шторы, попробовал поджечь даже обивку кресел, но у него ничего не вышло, тогда он схватил чемоданчик и бросился бежать, сначала в коридор, потом вниз по лестнице, а потом прочь из офиса. Он снова не заметил Софии, пробежав мимо, не заметил, потому что не ожидал увидеть кого-нибудь в офисе.

Зато она заметила его, улыбнулась и, перекрестив его вслед, тихо сказала:

— Прощаются тебе грехи твои, иди с Богом, — после чего она исчезла.

На улице Санчо сбавил темп, он спокойно прошёл сквозь толпу, вышел в сквер и направился в сторону широкой и оживлённой улицы. На душе у него было спокойно, он чувствовал, что отомстил за своих братьев, исполнил свой долг и получил за это свою награду.

Через четыре часа некий мистер Санчо Борхес из Боливии садился в самолет до Веракрус в центральном аэропорту Лимы, в руках он держал новенький кейс, в котором лежала смена белья, носовой платок и бумажник с новой пластиковой картой, на которой было чуть больше двухсот тысяч долларов.

***

Рихард подъехал к дому на такси. Мария, превратившаяся вдруг из обычной официантки в какую-то пародию на обольстительную женщину, вышла чуть раньше (правда, только после того, как он клятвенно заверил её в том, что окончательно вспомнил, где живёт), чему Рихард был несказанно рад. Они ехали не так долго, но он уже успел устать от неё. Мария беспрестанно говорила, как бы ненароком поглаживала его руку, заглядывала в глаза, она даже поцеловала его на прощание, правда в щёку, но как-то очень уж приторно у неё это получилось. Может быть, она не раздражала бы его столь сильно, если бы не мысли о Шнайдере. Ему снова представлялись всякие ужасы: похищения, убийства, жертвоприношения. К тому моменту, когда он подъехал к дому, он накрутил себя настолько, что с трудом мог сдерживаться, чтобы не выпрыгнуть из машины и не броситься бежать к дому. Но он сдержался: спокойно расплатился с таксистом, медленно вышел на улицу, аккуратно прикрыл дверь и пошёл в дом.

Перед домом был небольшой садик, несколько деревьев с густой кроной, извилистые узкие дорожки, клумбы с яркими сильно пахнущими цветами и маленькая беседка, старая, но при этом очень аккуратная и чистая. Там-то Рихард и увидел Шнайдера.

Круспе прибавил шагу и заметил, что Шнайдер в беседке не один, рядом с ним сидел какой-то совершенно незнакомый мужчина в кипенно-белом костюме.

— Шнай! — крикнул он.

Кристоф обернулся и помахал ему рукой, его загадочный собеседник тоже повернулся. Это, несомненно, был индеец. Густые прямые чёрные волосы, уложенные на прямой пробор, тёмные, почти чёрные глаза, тяжёлые веки, полные губы и гладкая смуглая кожа. Рихард на секунду остановился, вспоминая слова женщины в архиве. «Индеец какой-то. Спрашивал меня ещё, не знаю ли я чего про какого-то Шляндера или Шнайдера». Значит, он нашёл их. Только зачем Шнайдер понадобился какому-то индейцу, не автограф же брать.

Рихард быстрыми шагами направился в беседку. Индеец очень вежливо улыбнулся и сказал на чистейшем английском:

— Добрый день, мистер Круспе. Я же не ошибся, вы мистер Круспе? А я Райми, — мужчина поднялся с места и протянул Рихарду руку.

— Не ошиблись, — Рихард немного с опаской ответил на рукопожатие.

— Вам будет удобно, если я буду говорить на английском? — спросил Райми.

— Вполне, а что, у меня есть выбор? Испанского я не знаю.

— О, я понимаю, просто, если вам сложно общаться на чужом языке, я мог бы говорить на немецком. Ваш друг, Шнайдер, сказал мне, что прекрасно владеет английским, и я позволил себе говорить на этом языке, но если вам не очень удобно, то перейдем на немецкий, только боюсь, — Райми смущённо потупил взор, — моё произношение может вас оскорбить. Я слышал что вы — немцы — очень трепетно относитесь к произношению.

— Господи, кто же вам сказал такую глупость? — спросил Шнайдер.

— Мне сказали об этом во Франции, — ответил Райми.

— Бред это полный, все знают, что французам не стоит доверять, — Рихард сел на скамью рядом со Шнайдером и посмотрел на него. — Где ты был?

— Рихард, долго рассказывать, давай потом. Сейчас Райми объяснял мне, что узнал про нашу Софию. Кстати, как в архиве? — Шнайдер взглянул на всё ещё стоящего Райми и сказал. — Садитесь, что вы стоите, садитесь, пожалуйста.

Райми сел.

— В архиве? Я ушёл оттуда, ничего не узнав, мне женщина там сказала, что тебя искал кто-то, и я испугался за тебя и решил пойти домой. Всё же, где ты был?

— Простите, что перебиваю, — Райми дружелюбно улыбнулся. — Но боюсь, я и есть причина ваших тревог. Я приехал в Лиму и действительно пошёл в архив, а там действительно спрашивал про вашего друга. Извините, что напугал вас, просто мне необходимо было отыскать мистера Шнайдера во что бы то ни стало.

— Шнайдер, ты мне ответишь? — Рихард проигнорировал извинения индейца.

— Да не важно, где был, там всё сгорело.

— В смысле?

— Простите, что я снова влезаю, я могу объяснить. Думаю, я знаю немного больше, чем вы, потому, что вот уже два дня я занимался тем, что расследовал всё это странное и запутанное дело.

Рихард отметил про себя, что этот Райми, пожалуй, слишком много говорит.

— И что же вы нашли? — спросил он.

— О, это очень интересно. Вы знаете, я же родом из Сьерры, наша деревушка стоит на берегу Амазонки, а вокруг непроходимые леса — Эль-Инферно-Верде, мы называем их так, и там, в лесах, творились страшные вещи. Но я не знал, не знал ничего, пока она не пришла и не рассказала. Хотя она и не рассказывала, нет. Она просто дала мне имя. Ваше имя, — Райми указал на Шнайдера, Рихард заметил, что барабанщик вздрогнул. — И она отправила меня вам на помощь. Я искал долго и нашёл много. В архиве, говоря с людьми. Вы знаете, когда ты уже не голодранец, с тобой намного охотнее разговаривают и, что самое интересное, хотят помочь, дают имена других людей и так до бесконечности.

— Вы уж меня простите, что перебиваю, — сказал Рихард, а про себя отметил, что почему-то перенял манеру Райми извиняться. — Но не могли бы вы рассказывать чуть быстрее?

— О, извините. Я просто узнал так много и так сразу, и вообще, нет, простите, я снова начинаю безудержно болтать. Просто вот уже несколько месяцев я не уезжал из родной деревни и так истосковался по общению с цивилизованными людьми. Я же учился в Париже, я вообще-то хирург. А тут я бруджо.

Рихард взглянул на Шнайдера, тот, казалось, даже с удовольствием слушал Райми.

— Кто такой бруджо? — спросил Рихард.

— Колдун, знахарь, лекарь, шаман. Зовите, как вам нравится. Хотя, знаете, я предпочитаю, когда меня называют врачом, я всё же не какой-нибудь шарлатан, я врач, и в этом моё призвание. Я, когда в детстве мечтал получить образование, не собирался становиться врачом. Я мечтал о карьере учёного, историка, географа. Но потом подумал и решил, что моё призвание быть врачом

— И всё же давайте вернёмся к Софии, — аккуратно предложил Шнайдер и улыбнулся. — Вы говорили, что она была христианкой, и вы поняли это потому, что нашли её Библию.

— О, нет-нет. Не потому, что нашёл Библию, а потому, что нашёл Библию на русском. Да и не в этом дело, об этом просто писали в газетах, она была дочерью миссионеров-христиан, я вот только не могу понять, почему ей нет успокоения.

— Эй, какая Библия? — Рихард посмотрел сначала на Шнайдера, потом на Райми.

— О, вы же не знаете, простите меня, пожалуйста, вас не было с нами, когда я рассказывал Шнайдеру историю своей жизни, особенно последние недели, перед тем, как она посетила меня и потом после.

— Я расскажу потом, — перебил его Шнайдер и грозно посмотрел на Круспе. — Давайте сразу к делу. Я знаю, почему ей нет покоя, ей нужно какая-то вещь, она говорила мне ещё давно, и я так и не понял, какая точно.

— Может, это и есть Библия? — предположил Круспе.

— Нет, тогда бы она попросила у меня, но я не слышал ничего ни о какой вещи, это что-то другое, — Райми замолчал на секунду и вдруг совершенно неожиданно сказал. — Вам нужно поехать со мной.