На втором этаже был небольшой коридорчик, в конце которого Шнайдер увидел двустворчатую деревянную дверь.

— Как тебе мой офис? — спросил Иисус, остановившись.

Шнайдер удивлённо посмотрел на него, казалось, этот человек издевался над ним.

— Нормально, — буркнул он.

— Тебе не нравится, но, тем не менее, тебе придётся заглянуть в мой кабинет, — улыбнувшись, сказал Иисус и пошёл к дверям.

— Как будто у меня есть выбор, — тихо сказал Шнайдер и пошёл следом.

В кабинете было душно и сильно пахло табачным дымом. Шнайдер удивлённо посмотрел на неубранную пепельницу, полную окурков, она стояла посреди широкого деревянного стола рядом со стопкой каких-то бумаг. Иисус поймал взгляд Шнайдера и спросил:

— Не куришь?

— Нет, бросил.

— А я всё никак не могу, приучался с малолетства к срани этой и всё никак не отделаюсь.

— Послушайте! — Шнайдеру надоел этот бесполезный разговор. — Вы не для того меня сюда привели, чтобы рассказывать о ваших вредных привычках и показывать мне свой офис, вы хотели поговорить, так говорите!

Иисус снова пристально посмотрел на Шнайдера.

— А ты нахал, приятель. Ещё какой. Наверное, ФБР от тебя в восторге.

— Кто?

— Хватит! — Иисус, как и раньше, совершенно без перехода, перешёл на крик. — Не думай, что я кретин! — он прошёл к креслу и сел в него. Шнайдер остался стоять посреди кабинета.

— Не нужно строить из себя идиота! Я давно знаю, что ты работаешь на ФБР, знаю ещё с того момента, когда тебя замели с этим героином.

— Я не работаю на ФБР, — Шнайдер понимал, что оправдываться бесполезно, он понимал, что Иисус даже станет слушать его, но эти слова сами вырвались.

— Я сказал, хватит! — Иисус побагровел и ударил кулаком по столу. Пепельница подпрыгнула, и пара окурков упало на стол. Иисус равнодушно стряхнул их на пол. — Теперь послушай меня, засранец. Я очень не люблю, когда какой-нибудь говнюк пытается кинуть меня, а ты пытаешься, и ты говнюк. Но, — Иисусу сделал паузу и улыбнулся. — Но ты мне интересен. Поэтому ты ещё жив.

— И чем же я интересен вам? — Шнайдер сел в кресло напротив Иисуса. Он сам удивлялся своему хладнокровию.

— А тем, что я могу с твоей помощью выйти из всего этого дерьма чистеньким. Понимаешь?

— Нет, — честно ответил Шнайдер.

— Тупица, — беззлобно сказал Иисус и закурил. — Я заплачу тебе больше, чем они, не думай, что я беден. ФБР наверняка сказали тебе, что я на грани разорения. Мои клубы давно не приносят дохода, мои поставки перекрыли. Но это они так думают. Эти агентства — полное дерьмо. Мелкое дерьмо. Это было так, для развлечения. Я и денег-то с них особенно не имел. Да и клубы эти, что мне за дело до них. Ходят сынки богатеев, ходят потому, что я могу предложить нечто большее, чем выпивку и стриптиз. Эти сопляки все давно сидят на хмуром, а у их отцов носы в муке. Папашки покупают у меня, сынки покупают у меня. А ещё и девочки, хотя это уже мелочь. Мне до шлюх этих, в принципе, нет особого дела. Это просто вопрос чести. Всё принадлежит мне, значит, и шлюхи тоже мои. Ты знаешь, что шеф полиции покупает у меня муку?

— Понятия не имею, — ответил Шнайдер. Он вообще мало разбирался в сленговых названиях запрещённых веществ, и слова Иисуса звучали для него полным бредом, но понимал, что он говорит не о хлебопекарной муке.

— Так вот, знай. Шеф этой грёбанной Перуанской полиции нюхает мою муку и трахает моих шлюх, когда его толстая жена не знает, — Иисус затушил сигарету в пепельнице и поднялся с кресла. — Ты всё ещё не веришь мне, думаешь, я приукрашиваю, завираю, пытаюсь запудрить тебе мозги. Я покажу.

Иисус прошёл к сейфу в углу кабинета, набрал комбинацию цифр и открыл его. Шнайдер внимательно следил за ним. На столе остался лежать пистолет, Шнайдеру не стоило особого труда вскочить с кресла и схватить пистолет, но он боялся, что тот не заряжен. Иисус не выглядел идиотом, и, может, это была лишь уловка.

— Смотри, — Иисус достал из сейфа несколько пачек стодолларовых банкнот и швырнул их Шнайдеру. Барабанщик поймал одну пачку, другие упали на пол к его ногам.

— И что? У вас есть доллары, и что дальше? — Шнайдер поднял деньги с пола и положил их на столик рядом с собой.

— А то, — Иисус отошёл от сейфа, — что я заплачу тебе больше, чем эти засранцы из Бюро, и ты скажешь им, что я чист, как стекло. Что ты следил за мной и говорил с моими людьми, но я чист, как стекло. Я дам тебе имя, ты назовёшь его. Человек это большой, и они поверят. Короче, друг, ты станешь работать на меня. Шнайдер молчал.

— А потом ты уедешь в Европу и станешь моим человеком там. Я давно хотел начать бизнес в Европе, всё случая подходящего не было. Вот он и настал, мать его, случай этот.

— Я не наркоторговец, вы что предлагаете мне торговать этим дерьмом у себя на родине? А зачем мне это?

— Нет, ни в коем случае. Ты будешь моими глазами, ушами. Ты ведь музыкант, и круг общения у тебя соответствующий. Увидишь, кто хочет что купить, ты ему и намекнёшь, что знаешь, где чистый товар есть. Будешь моим торговым представителем. Спрашиваешь, зачем тебе это? А затем, что ты будешь получать огромные деньги, такие деньги, которые тебе и не снились. И не говори, что тебе это не нужно, что ты и так богат и популярен. Я знаю, что всегда есть что-то, чего нам не купить, всегда есть что-то, чего ты хочешь, а денег на это никогда не хватает. Есть дорогие яхты, есть золотые прииски, есть крупные отели на побережье, которые словно только и ждут того, когда ты их купишь. Я знаю, потому что сам такой. Ты даже не представляешь, какая это охренительная штука — большие деньги. Не те деньги, которые ты зарабатываешь на своих поганых концертах, а настоящие деньги, о которых ты даже не мечтал, — Иисус засмеялся.

Шнайдер хотел было ответить ему, но тут заметил, что позади Иисуса из ниоткуда появилась девушка-призрак. Иисус, кажется, не замечал её, он предался своим мечтаниям о том, как здорово пойдёт его бизнес в Европе.

— Твои друзья ведь покупают кокос, а какой? Говёный. А почему говёный? — Иисус замолчал на секунду и тут же продолжил. — Потому что у вас нет хороших поставщиков. Пока товар доходит до Европы, — а он приходит к вам в основном из Индии и России, — его уже двадцать раз разбавят и испоганят. Нашего товара у вас там почти нет, потому что нас не пускают. Но я знаю, как найти ходы. Это, может, не будет легко, но я найду. Я покорил Южную Америку, и Европа тоже будет моей. Какого хрена здесь так холодно? — Иисус зябко повёл плечами и обернулся. Позади него стояла София.

Шнайдер видел, как Иисус молнией метнулся к столу, схватил пистолет и два раза выстрелил в девушку. Выстрелы оглушили Шнайдера, он машинально закрыл уши руками и пригнулся.

Привидение никуда не делось, она по-прежнему стояла у стены и с доброй улыбкой смотрела на Иисуса.

— Что за дерьмо такое?! — закричал Иисус.

Шнайдер услышал этот крик и отнял руки от ушей.

Иисус, казалось, забыл о существовании Шнайдера, он попятился к выходу, держа девушку призрака на прицеле. Она не шевелилась, пока он не переступил порог, тогда она медленно пошла за ним.

— Изыди! Изыди! — заорал Иисус и снова выстрелил.

— И даровал Бог милость тебе свою и отводил от тебя руки врагов твоих, но не видел ты его, — сказал девушка.

— Заткнись, — Иисус снова выстрелил и побежал прочь по коридору.

Шнайдер поднялся с кресла и осторожно пошёл следом. Он видел спину девушки, она медленно шла по коридору и говорила:

— Ты грешен, так покайся! Кровь невинных на руках твоих, кровь детей на руках твоих, и зелье сатанинское разносишь ты средь праведников, как заразу опасную. Отрекись от зла, покайся, и Бог простит тебя, как прощал самых грешных сынов своих. Прейди к Богу, покажи веру свою, покажи раскаяние твоё.

Иисус остановился перед лестницей, глаза его были абсолютно безумны, рот растянулся в страшной усмешке.

— Ты с того света вернулась, вернулась, чтобы забрать меня, мама. Я не хочу тебя видеть, убирайся, убирайся к отцу, уйди. Я давно не маленький и тебе не испугать меня.