Райми разыскал книгу, она хранилась в хижине старого бруджо, замотанная в холщовый мешок. Он размотал мешковину и осторожно раскрыл книгу. Райми не знал русского языка, но имел о нём общее представление. Он узнал книгу, это была маленькая карманная Библия на русском языке. Райми смутно помнил, что в конце пятидесятых в Лиме был построен первый и единственный православный храм. Говорили, что его построили русские эмигранты на свои деньги, чтобы вдали от родины можно было молиться своему Богу. Райми даже вспомнил имя — Алексей Николаевич Чегодаев, но кем был этот человек и имел ли он ко всей этой истории хоть какое-нибудь отношение, индеец вспомнить совершенно не мог. В России исповедовали множество религий, но это, несомненно, была книга, почитаемая православными христианами. Амулет (Райми понял, что это, скорее всего, крест) индейцы трогать побоялись и оставили его на убитой. Её труп был спрятан в лесу. Индейцы издревле боялись умерших, они верили в то, что мёртвый может восстать и прийти к ним в час отдыха, чтобы забрать с собою их дух, но это касалось лишь дживаро.

Смерть белого человека не считалась чем-то особенным, белый человек не мог стать духом и вернуться с того света, поэтому индейцы не стали хоронить девушку, они скинули её тело в овраг и завалили ветками и листьями. А сверху, чтобы дикие звери не добрались до трупа, навалили тяжёлых камней. Точного места смерти девушки никто не знал, одни говорили, что это было недалеко от Лимы, другие называли местом смерти пустыню Сан Хосе, третьи, их было большинство, говорили, что девчонку убили в Эль-Инферно-Верде, тропических лесах недалеко от Икитоса. Райми был склонен верить последним: их поселение, расположенное на востоке страны в районе Сельвы в верховьях Амазонки было слишком удалено от столицы и пустыни, и индейцы никак не могли бы попасть туда, разве что по рекам. Но он знал, что многие из местных жителей никогда не покидали своей деревни. Он был первым за много десятилетий, кто рискнул и отправился в большой мир. Скорее всего, бандиты привезли девчонку сюда сами и отдали индейцам. Он не мог понять, почему нужно было прибегать к таким сложностям, ведь её вполне можно было застрелить, но мальчик объяснил ему. Со слов его деда, который в те времена был ещё молод, вожак бандитов был суеверным человеком, и он боялся, что кровь христианина (мальчик говорил: «кровь волшебницы») на его руках станет его проклятьем, и поэтому он решил отвезти девушку подальше и умертвить чужими руками.

Райми занялся расследованием. Ему пришлось поехать в Лиму, дорога вымотала его, он добирался на лодке Икитоса, потом пересел на маленький самолёт и к ночи был в Лиме. Пришлось снимать номер в отеле, а наутро он пошёл в архив и разыскал всё, что мог, о смерти этой девушки. Её звали София Вацлевич, он нашел её фотографии в старых газетах. В марте 1941 года дочь известного православного миссионера, беженца из России, Петра Вацлевич, пропала в Перу. Они с семьёй приехали в декабре 1941 в Южную Америку, чтобы проповедовать православие индейцам и наставлять их на путь истинный. Был большой скандал, католики были против, и в газетах встречались гневные заголовки: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходи», «Православные христиане нарушают заповеди Господни» и тому подобное. К марту, когда София пропала, католическая общественность уже успокоилась, тихая православная семья не делала ничего плохого. Они мирно жили в маленьком домике в Лиме и не пытались проповедовать свою религию. О них даже забыли, пока отец не обратился в полицию и не заявил о пропаже дочери. В газетах мелькало её лицо. Миловидная белокурая девушка улыбалась со старых фотографий, Райми узнал её — не было сомнений, к нему явился дух Софии Вацлевич. Тело девушки так и не нашли, вскоре о ней забыли. Шла война, и такие мелочи, как внезапная пропажа двадцатипятилетней православной христианки, быстро забывались. Райми читал дальше; в газетах, датированных 1946 годом, он прочёл, что семья Вацлевич покинула Перу (это было чуть больше, чем за десять лет до строительства храма, и значит, внезапно вспомнившийся ему русский мужчина с трудно выговариваемым именем никак не мог участвовать в этой истории), отправившись в США. На этом все упоминания об этой семье обрывались.

С девушкой было понятно, Райми не мог понять только одного — почему её душа до сих пор не может найти покоя. София при жизни была набожной христианкой, это было ясно из статей о её жизни, он думал, что её родители, скорее всего, служили молебны за упокой, и по всем канонам православия душа её должна была давно отправиться на небо. Хотя Райми ни в чём не уверен. Девушка не была похоронена по православным обычаям, её кости до сих пор лежали где-то в лесах Амазонки, если, конечно, звери ещё не растащили их, и, может быть, это и было причиной. Райми понял, что самому ему не разобраться, нужна была помощь православного священника, но он никак не мог пойти в церковь. Он был бруджо, а для них это было страшным грехом. Он говорил с духами, ну, или делал вид, что говорил, использовал заклятья индейцев, повелевал зверем. Конечно, он мог бы и промолчать, прийти в церковь и поговорить со служителем, но это претило его принципам, и тогда он решил искать некоего Шнайдера. Того человека, на которого и указала ему покойница.

Со Шнайдером было сложней. Он порылся в книгах, но ничего не нашёл. Тогда он решил обратиться к помощи новейших технологий. Он зашёл в Интернет и набрал в поисковике «Кристоф Шнайдер». Оказалось, что людей с таким именем в мире очень много, один был даже барабанщиком известной группы, о нём было больше всего информации. Райми прочёл про этого Шнайдера, он жил в Германии и, следовательно, не мог иметь к его делу никакого отношения. В Лиме тоже нашлось несколько Шнайдеров, да только вот ни одного Кристофа. Райми зашёл в тупик.

Рами вышел в город и пошёл гулять по набережной. Он прокручивал в голове всю эту историю, снова и снова возвращаясь к загадочному Шнайдеру. Девушка сказала, что он должен указать Шнайдеру путь, но как он мог это сделать, если он понятия не имел, кто такой Шнайдер и где его найти. В раздумьях он забрёл в безлюдный сквер и присел на лавочку. Рядом с ним сидели два пацанёнка и о чём-то оживленно разговаривали. Райми не слушал их, пока вдруг не услышал фамилию «Шнайдер».

— Ты прикинь, — говорил один, — я тебе мамой клянусь, это он и был.

— Да ты врёшь, чего Шнайдеру здесь делать. У них сейчас нет тура.

— Да не тупи, я Шнайдера в лицо по-любому узнаю. Я вышел из магазина и смотрю, он стоит на дороге, один, и тачку ловит.

— Тебе показалось.

— Да не показалось мне. Я же не кретин. Я к нему подошёл и спросил.

— Чего спросил?!

— Спросил, он это или нет.

— И чего?

— Чего, чего. Оказалось, он.

— Да ладно?

— Прохладно, я даже автограф взял.

— Покажи.

— Он дома у меня, в тетрадке. Я из школы с ранцем шёл, и у меня ничего, кроме тетрадок, не было. Вот я ему одну и дал.

— Дурак, в тетрадке это не круто!

— Эта нормальная тетрадка с Rammstein на обложке, с фотографией их.

Райми повернулся к ребятам.

— Молодые люди, простите за беспокойство, вы говорите о Кристофе Шнайдере?

Мальчики посмотрели на него с недоверием, наконец, один из них сказал:

— Да, а что?

— Это ударник известной рок-группы?

— Не рок, дядя. Они не рок играют, а индастриал-метал, — сказал тот парень, что видел Шнайдера.

— Не важно, но вы говорите о нём?

— Ну, о нём, и чего дальше? Нельзя что ли?

— Да нет, можно. Просто я понял, что этот человек сейчас здесь? В Перу?

— Ну да, я его видел и автограф брал, — мальчик почесал нос и посмотрел на друга. Было видно, что их напрягает разговор с малознакомым человеком.

— Вы уверены, молодой человек?

— Слушайте, дядя, я уверен. Вам-то чего? Вы чего — фанат?!

— Нет, мне просто очень надо поговорить с вашим Шнайдером. Вы случаем не знаете, где он живёт?

— Эх, дядя. Если бы я знал. Это лучшая группа в мире, и я всю свою жизнь мечтал познакомиться с ними, если бы я знал, я бы сейчас тут не сидел.