— Я не вожу уже много лет, я слеп и стар. Ничем я вам помочь не могу. Идите пешком по дороге и выйдете на трассу, — старик сел на табурет, вытянув перед собой ноги, и Шнайдер обратил внимание на то, что его домашние тапочки продрались на больших пальцах, и в эти дырки были видны кривые жёлтые ногти.

— У вас нет сердца. Неужели вы не понимаете, что я уже не в состоянии идти, мне холодно, меня знобит, я, в конце концов, голоден, — Шнайдер не удержался и посмотрел на мясо в тарелке. — Я хочу выпить горячего чая. Вы можете дать нам хотя бы это? Мы заплатим вам, у нас есть деньги.

— А что это с твоим другом, чего это он уставился на дверь в мою спальню? И почему у него губы разбиты? Ягуар двинул в челюсть? — спросил старик, проигнорировав просьбу Шнайдера.

Кристоф снова повернулся к Рихарду, тот, как и минуту назад, не отрываясь, смотрел на дверь.

— Рихард, чего ты там стоишь? — позвал он, но Круспе даже не пошевелился. Глаза его были полузакрыты, руки плотно сцеплены в замок на груди. Поза была такой неестественной и странной, что Шнайдер испугался, не случилось ли с Рихардом чего-нибудь ужасного. Он сразу подумал о девушке-призраке, огляделся, но никого не увидел. Тогда он подошёл к Круспе и потряс того за плечо.

— Рихард, что с тобой?

Круспе не отвечал и не поворачивался.

— Рихард, — крикнул Шнайдер, продолжая трясти его за плечо. Наконец, Круспе, словно очнувшись от глубокого сна, медленно повернул к нему голову.

— Что? — спросил он.

— Что ты там увидел?

Круспе снова посмотрел на дверь, но на этот раз она уже не завораживала его. Он провёл рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и, повернувшись к Шнайдеру, глупо улыбнулся.

— Нет, ничего. Задумался просто.

— Да он у вас чокнутый совсем, — сказал старик и, с трудом поднявшись с низкого табурета, пошёл к двери в спальню. — Я сделаю вам чаю, вы выпьете его, съедите мясо и уберётесь из моего дома вон. И меня больше ничего не интересует. И, между прочим, у меня ещё есть сердце, что бы ты не думал, — он повернулся к Шнайдеру и ткнул в него кривым пальцем. — Нечего меня обвинять.

Старик скрылся за маленькой дверью, оставив Шнайдера и Рихарда.

— Он сказал, мы можем есть его мясо? — тихо спросил Шнайдер и, оторвав взгляд от тарелки, взглянул на Рихарда. Фраза получилась неоднозначной, но лидер-гитарист не обратил на это внимания.

— Мне тоже так показалось. Так может нам… — Рихард не договорил; сглотнув слюну, он медленно подошёл к столику и наклонился над тарелкой. Запах сводил с ума.

— Думаешь? — Шнайдер стоял у него за спиной и тоже с вожделением смотрел на аппетитный кусок.

— Тьфу ты, Шнайдер. Какого чёрта, мы что, нищие совсем или голодные? Не станем же мы объедать старика.

— Так мы же заплатим. И к тому же я действительно очень голоден, зверски просто, — словно в подтверждение его слов желудок издал протяжный стон.

Рихард посмотрел на Шнайдера, потом на тарелку, потом снова на Шнайдера и, не выдержав, взял тарелку в руки.

— Пополам, не смей всё сжирать. Я тоже голоден как пёс дворовый. Не думал я, что когда-нибудь до такого дойду. Ходим по домам и попрошайничаем.

— Вилки нет, — Рихарду было уже глубоко наплевать на сомнения, терзающие барабанщика.

— Так, может, подождём его, — Шнайдер кивнул головой на дверь, куда ушёл старик.

— А если он передумает? Нет, не буду я его ждать, — Рихард взял кусок одной рукой и откусил.

— Я же сказал, мне оставь!

— Я оставлю половину, — Рихард говорил с набитым ртом, и оттого его речь стала малопонятной.

— Я не буду надкусанное тобой есть, что за хамство, Круспе?! Оторви кусок и дай мне.

— Как я его оторву?! На, сам рви, тоже мне, брезгливый какой! — Рихард протянул Шнайдеру кусок, не выпуская его из руки. Кристоф взялся за краешек и потянул, но мясо было жирным, и пальцы соскользнули.

— Так ничего не получится. Дай мне его в руки, и я разломлю.

— Нет.

— Что значит «нет»?!

— Ты его уронишь, — Рихард под шумок откусил ещё раз.

— Да хватит жрать уже, это, между прочим, я уговорил его отдать нам мясо, пока ты любовался его дверью. Если бы не я, ты бы этого куска не получил, — Шнайдер протянул руку и снова ухватился за краешек. На этот раз Рихард решил не препираться и отпустил руку. Мясо выскользнуло из пальцев Шнайдера и плюхнулось на грязный деревянный пол, прямо им под ноги.

— Ну, что я тебе говорил?! — сказал Рихард.

— Чёрт, — Шнайдер нагнулся и аккуратно поднял кусок с пола, оглядел со всех сторон, отряхнул налипший сор и, немного подумав, откусил.

Мясо было жилистым и жирным, песок скрипел на зубах, но Шнайдеру показалось, что ничего вкуснее он за свою жизнь не ел.

— Ты же не хотел надкусанное мною есть, — Рихард огляделся в поисках салфетки или полотенца, но ничего подходящего не было.

— Жрать хочу, сил нет, отстань.

В комнату вошёл старик, неся в одной руке чайник, а в другой — сковороду, полную жареной картошки с мясом. Шнайдер вздрогнул и убрал руку с куском за спину, сам не понимая, зачем он это делает. Рихард подошёл к ударнику, встал рядом и загородил собой. Старик с сомнением посмотрел на Шнайдера, пытавшегося воровато спрятать обгрызанный кусок, на пустую тарелку на столе и вдруг громко расхохотался. Всё ещё смеясь, он поставил чайник и сковороду на газету, взгляд его снова упал на пустую тарелку, и он засмеялся пуще прежнего.

— А что вы смеётесь? — не выдержал Рихард.

— Вы что, сожрали его? Вы его сожрали?

— Ну, да, извините, конечно. Но вы же сами сказали, что мы можем съесть ваше мясо.

— Моё мясо?! — старик согнулся пополам от хохота. — Да откуда же у меня мясо, вон кости одни да кожа, — он оттянул дряблую кожу на руке и отпустил.

— Ну, в смысле мясо, которое вы пожарили.

— Нет, я не могу, — старик уселся на табурет, всё ещё сотрясаясь от хохота. Рихард со Шнайдером переглянулись.

— Да что всё-таки случилось? — Шнайдер положил недоеденный кусок на тарелку.

— Это мясо для пса! Оно плохое. А вы его сожрали, — старик снова засмеялся и принялся стучать ладонями по бёдрам. — Мясо для моего пса. Вот для вас, — он указал рукой на сковородку. — Я же пошёл греть, зачем же вы, — он не смог договорить, потому что очередной приступ безудержного смеха согнул его пополам.

— Нормальное мясо, вполне свежее, — Рихард был растерян.

— Да нет же, я же его специально для собаки покупаю.

— А, простите, зачем вы его жарите? Собакам вредно жареное. Да и где, собственно, этот пёс? — Шнайдер не верил старику, хотя последний кусок всё равно застрял у него в горле.

— Да любит этот паршивец жареное мясо, варёное не жрет, поганец такой, приучил сын, вот и жарю. Пёс с сыном уехал, скоро вернётся. Кстати, вам нужно убраться до того момента, когда он приедет. Сын не обрадуется незваным гостям, — старик уже не смеялся.

— Ваш сын на машине? — Рихард был рад сменить тему.

— Да, но не смейте его ждать, он всё равно не повезёт. Ешьте и проваливайте. Сейчас я вилки и кружки принесу, — старик посмотрел на грязные, вымазанные жиром руки барабанщика и с улыбкой добавил, — и салфетки. А ты, вообще, иди лицо умой, а то на разбойника похож, — сказал он, снова повернувшись к Рихарду, и указал рукой на маленькую дверь, рядом с входом.

========== Глава двенадцатая. ==========

***

Иисус всё ещё сидел за компьютером, изучая биографии участников Rammstein, когда позвонил Санчо. Он ждал звонка от Родригеса, поэтому, когда увидел номер, сразу почувствовал неладное.

— Да?

— Иисус, у нас тут жопа полная. Родригес убит.

— Что значит «убит»? Кто его убил? — Иисус посмотрел в окно, на яркие огни ночного города, ожидая услышать, что на его ребят вышли ФБР, он уже начал продумывать план побега, подсчитывая в уме, сколько денег у него есть в наличности и сколько он успеет перевести в наличность до отъезда.

— Шнайдер. Его убил этот Шнайдер.

— Шнайдер?! Он же музыкант! — Иисусу ожидал услышать что угодно: детективы из Америки, конкуренты из Мексики, но не фамилию того, кто добродушно улыбался ему с фотографии на мониторе. Под фотографией он прочёл: «Кристоф Дум Шнайдер, родился 11 мая 1966 года в Берлине, рос в многодетной семье, отца своего не видел…».