— Да, — тихо сказал Рихард. Он хотел выключить телевизор, но тут ведущий, всё тем же заговорщицким тоном сообщил, что ходят слухи, будто у Ангелы Веспе был любовник из очень известных рок-музыкантов. И, может быть, здесь дело в ревности, ведь о многочисленных и бурных романах Ангелы в светской тусовке ходили легенды. Полиция разрабатывает различные версии, и эта не самая плохая. Тот же источник сообщил, что музыканта (имени его они пока не могут сообщить, но не исключено, что в скором времени телезрители узнают его, если не будут переключать канал и будут следить за выпусками передачи) уже допрашивали, но его влиятельные друзья вытащили его из полиции. Ведущий сообщил, что он надеется, в скором времени справедливость восторжествует и виновный (ему не помогут ни связи, ни деньги, ведущий усмехнулся, будто бы сам не принадлежал к светской элите) понесёт наказание. Ведь делом жизни Ангелы было именно открытие истинных лиц сильных мира сего, и она положила свою жизнь на борьбу за правду и справедливость, не боясь ни влиятельных друзей, ни наёмных убийц, ни ревнивых любовников.
— Твою мать! — воскликнул Круспе и схватил телефон, он чувствовал острое желание кому-нибудь позвонить. Немного подумав, он набрал Тилля. Тилль сбросил его звонок, тогда он позвонил своему адвокату и сорвал зло на нём. Адвокат в основном молчал и иногда извинялся, хотя Рихард прекрасно понимал, что тому глубоко наплевать на него, и все его слова ничего не значат. Адвокат не сожалел и уж тем более не раскаивался. Добившись, наконец, от адвоката заверения в том, что тот немедленно разберётся с этим делом, съездит в полицию и позвонит на телевидение, он успокоился. Разговор вымотал его, голова снова разболелась. Круспе сходил на кухню, выпил стакан холодной воды и вернулся в гостиную. Передача продолжалась, сюжет про Ангелу закончился, и теперь ведущий рассказывал об одной очень известной женщине, жене влиятельного бизнесмена, которую вроде бы подозревают в неверности мужу. Снова никаких имен, а лишь намёки и красивые слова, наполненные пафосом и по сути лишённые смысла.
Было уже пол-пятого, и Рихард решил поужинать. Он прошёл на кухню, в прихожей на секунду задержал взгляд на картине, висевшей на стене напротив зеркала. Это была плохая, дешёвая и безвкусная картина. Сельский пейзаж: широкая, полноводная река, с крутыми покатыми берегами, и поле, покрытое миллионами жёлтых одуванчиков. В небе над полем парила какая-то неизвестная науке неумело нарисованная птица. Картина была исполнена в ярких, кричащих тонах. Одуванчики были такими жёлтыми, что на них было больно смотреть, река была настолько синей, что при долгом рассмотрении казалось, будто ты смотришь на отполированную поверхность автомобиля. Облака в небе, подкрашенные розовым (видимо, художник замыслил изобразить нежно-розовый рассвет) напоминали сладкую вату на палочке. Рихард повесил картину здесь только из уважения к Ангеле. Она подарила её незадолго до смерти, сказала, что это подарок на День Рождения, принесла на месяц раньше, извинилась, что так поспешила. Круспе хотел было закинуть её в шкаф, но в последний момент передумал, совесть не позволила, и повесил на стену. Он вспомнил, как вчера Томас Гельден с интересом разглядывал её. Ну, что же, картина была ему под стать, такая же дешёвая, унылая и безвкусная.
На кухне Рихард избавился от остатков вчерашней пиццы, выбросил батарею пустых пивных бутылок, смахнул крошки со стола. В холодильнике он нашёл немного засохший сыр, покрутив его, он решил, что это будет отличным дополнением к спагетти.
Приготовление пищи в тишине и одиночестве вернуло его к мыслям об убийстве Ангелы. Он вдруг остро почувствовал боль утраты. Вчера, когда он только узнал о смерти подруги, он испытал лишь страх, противный, липкий, трусливый страх, сейчас же было грустно. Может, эта нелепая картина на стене разбередила воспоминания о множестве прекрасно проведённых вместе вечеров, может, он просто слишком долго был без женщины, но что бы то ни было, Круспе сейчас безумно жалел, что отказал Ангеле тогда, в её квартире. Ведь останься он на ночь, девушка была бы жива. И сейчас ему не приходилось бы как бобылю есть на пустой кухне недоваренные спагетти с несвежим сыром.
Ужин был невкусным, и он, не доев, выбросил его в мусорное ведро. В квартире стояла звенящая напряжённая тишина. Рихард прислушался, было слышно, как соседка снизу напевает какую-то народную песню. Фрау Штольц была глуховата, и иногда её пение было слышно даже в его квартире.
Он подумал о фрау Штольц. Ей было за семьдесят, но она была ещё бойкой и деловой старушкой. Жила одна в своей квартире, ни мужа, ни детей. Всхоленное одиночество, тысяча часов, потраченные на саму себя… Рихарду вдруг стало страшно, он представил себя в семьдесят. Да, у него были дети, но они были уже взрослыми и вряд ли…
Его тягостные размышления прервал телефонный звонок. Рихард пошёл в гостиную. Звонили на мобильный, и номер звонившего был ему не знаком. Почему-то он снова подумал о маньяке и о том, что Тилль в последнее время ведёт себя как-то странно.
— Алло, — сказал он.
— Герр Круспе, — голос звонившего был ему знаком, но он не мог вспомнить, где его слышал.
— Да, это я.
— Марк Мерхен, я расследую убийство Ангелы Веспе, помните, мы вчера с вами говорили.
— Да, помню, — Рихард усмехнулся. Видимо, его адвокат добрался до полиции. Рихард сел в кресло и закинул ноги на подлокотник.
— У нас появились некоторые улики, и я был бы вам очень признателен, если бы вы подъехали в участок.
Рихард даже растерялся, он ждал извинений, а не новых улик.
— Герр Круспе, вы слышите меня?
— Да, я вас слышу, какие улики?
— Это не телефонный разговор, вы должны сами увидеть. Это имеет к вам прямое отношение, иначе я бы вас не побеспокоил. Я прекрасно понимаю, что вы занятой человек.
— Вы снова обвиняете меня? Я видел эту идиотскую передачу, час назад. Почему вы проговорились, почему вы рассказали прессе обо мне, я к этому убийству никакого отношения не имею. Единственная моя вина в том, что я был не в то время и не в том месте. А эти журналисты намекали, что я у вас в списке подозреваемых, что я — любовник Ангелы! — Рихард спустил ноги на пол и облокотился о спинку кресла.
— Я ничего об этом не знаю, герр Круспе. Я не разговариваю с прессой, для этого у нас есть сотрудники, это не моя компетенция. Я занимаюсь расследованием убийства, свои претензии будьте любезны предъявлять тем, кому они предназначены.
Круспе замолк на секунду, не зная, что ответить. Мерхен тоже молчал, тогда Рихард тихо сказал:
— Извините, я не знал. Мой адвокат уже занимается этим.
— Вот и хорошо, оставим это тем, кому за это платят. Так вы могли бы подъехать в участок? Я сегодня до восьми работаю, вы успеете?
Рихард взглянул на часы, было пятнадцать минут шестого.
— Да, вполне успею.
— Замечательно, я буду вас ждать. Скажите, что вы ко мне, и вас проведут в мой кабинет. До свидания, герр Круспе.
— До встречи, герр Мерхен.
Рихард убрал телефон в карман, взял со стола ключи от машины и пошёл к выходу.
========== Глава четвёртая. Письмо и немного лжи. ==========
В кабинете Мерхена горела люминесцентная лампа, создавая иллюзию дневного света. Комиссар сидел в большом кожаном кресле и курил тонкую сигару. Мерхен был ослепительно красивым мужчиной, Рихард думал, что, наверное, женщины от него в восторге. Отлично сложенный, высокий, с широкими плечами, копной светло-русых аккуратно зачёсанных на прямой пробор волос и пронзительными голубыми глазами — Мерхен казался скорее работником модельного бизнеса, чем комиссаром полиции. У него были огромные, непропорционально большие ладони, и при этом аккуратные, ровные пальцы и ухоженные ногти. Тоненькая сигара в его пальцах выглядела нелепо. Сам Рихард сидел в кресле для посетителей в конце Т-образного стола и внимательно читал письмо, написанное от руки.
Когда он только пришёл в кабинет, и комиссар показал ему этот листок, аккуратно упакованный в целлофан, ему стало нехорошо. Это не ускользнуло от глаз полицейского.