В серых глазах историка порой возникала легкая растерянность, и голос его был слишком мягким и спокойным. Поэтому он рассказывал тему, а мы его игнорировали. Весь урок я нагло переписывалась с Ларсом, он рассказывал о делах ресторана. К ним приезжало много туристов, особенно тяжело перенесли делегацию китайцев. Те слишком громко говорили, смеялись, и вообще вели себя дико. Я представила обычно невозмутимые лица финнов и едва сдержалась, чтобы не засмеяться на весь класс. За спиной активно перешептывались Стеф и Фред, и мне хотелось тоже с кем-то пообщаться, пусть это и будет далекий Ларс.

Перед началом следующего урока Марина напомнила нам о том, что срок подачи заявки на элективный курс подходит к концу.

– Если вы не выберете курс, то мы с Верой Сергеевной лично отправим вас на тот электив, где меньше всего людей, – торжественно возвестила одноклассница.

Мне совсем не хотелось, чтобы староста решала мою судьбу. Снова мысли вернулись к музыкальной группе. Фред говорил мне о призвании, о том, что хочешь делать, даже если ничего не получишь взамен.

Для меня это пение. Пусть мой талант пока и идет лишь на пользу школьной жизни, так будет не всегда. И участие в группе будет интересной возможностью стать частью команды. Может, репертуар у нас будет современнее. И это даст мне шанс идти дальше, не стоять на месте. Вспомнив уверенный голос Фреда Лайтхарта, я преисполнилась решимости пойти в музыкальную группу.

Оставалось узнать про форму заявки. Все документы ответственная Марина отправила в нашу классную беседу. Там же я нашла описание электива и увидела, что кроме стандартной подачи, нужно будет сходить на прослушивание. Мне, как вокалисту – предстояло исполнить любую песню длительностью не более 5 минут.

На этом я основательно загрузилась. У меня были песни собственного сочинения, но я понимала, что они далеки от идеала. И если выйду на отбор с ними, то в лучшем случае мне просто вежливо откажут, а в худшем заставят поклясться на крови, что я больше никогда не буду петь и писать стихи.

Оставшиеся уроки я придирчиво выбирала песню, которая бы раскрыла меня с лучшей стороны. После напряженного кастинга осталось всего три песни. Я отправила фаворитов Асе и Ларсу, спросить их мнение. Можно было и к Стеф обратиться. Однако ее сегодняшнее поведение на детской площадке меня неприятно удивило. Она не подшучивала, а будто нарочно пыталась поставить меня в неловкое положение перед Фредом! Зачем это – непонятно. Уж я-то ей точно не соперница.

Несмотря на то что всю воду откачали,  первый этаж был закрыт для уроков, а потому английский у нас проходил на третьем этаже. Оставалось отсидеть эти 45 минут, и можно было идти домой!

Перед последним уроком я зашла в туалет. В классе сидеть было невыносимо. Стефания делала вид, что не замечает меня, она была поглощена одним только Фредом. Я чувствовала, как горят мои щеки. То ли от смущения, то ли от злости, что она так себя ведет. Хотя почему меня это задевает? Если они друг другу нравятся, пусть общаются. Тем более, у Стеф никогда не было парня. Она не знает, как приятно, когда кто-то  сильный и милый обнимает тебя за талию, прижимает к себе для поцелуя, пишет «доброе утро, солнышко», провожает домой, дарит цветы, которые украшают комнату своим прекрасным видом…

Я постаралась не думать больше о Стеф и Фреде. Вода из крана не текла, я достала влажную салфетку, чтобы протереть руки. Меня привлек клокочущий звук, раздающийся прямо из ближайшей раковины. Как будто вода там была, но не в самом кране, а бурлила в сливном отверстии. Я осторожно подошла к источнику неприятного шума. Тут рокочущее звучание раздалось и из других раковин. Звук хлюпающей грязи. Запахло болотом и гнилью, настолько сильно, что меня начало тошнить, в горле образовался маслянистый комок.  В следующее мгновение раковины взорвались отвратительной зеленой жижей, как болотные гейзеры. Жидкость заливала пол, стены, зеркала. Повсюду была вонючая грязь и комки серой и бурой массы. В уголке зеркала я увидела собственное растерянное и испуганное лицо. Затем отражение скрылось под расползающейся грязью.

От ужаса я взвизгнула и рванула к двери, случайно столкнувшись со своей одноклассницей Аленой, которая как раз заходила в туалет.

– Подожди, там грязно! – предупредила я, вцепившись в теплую и надежную руку девушки.

– Где? – спросила Алена, поправляя кудрявые волосы.

Я оторопело уставилась на помещение. Белый и рыжий кафель на полу, на стенах та же белая плитка. Грязные зеркала с остатками губной помады. Серые раковины, испещренные мелкими трещинами. Разрисованные неприличными надписями кабинки. Ни одного зеленого пятнышка, напоминающего о том, что я здесь видела! Усиленно моргнув несколько раз, я снова растерянно оглядела совершенно обычный школьный туалет. Это как вообще? Только что я видела, как фонтан мерзкой жижи вырвался из раковин и испачкал стены и зеркала. Куда все подевалось?

– Но я…, – только и удалось выдавить мне.

– А, ты про раковины, – Алена подошла к одной из них, – Наверное, из-за аварии. Я скажу Марине, пусть передаст кому надо.

Слава Богу, она тоже это видит!

Несмело я подошла к раковинам, которые буквально минуту назад исторгали зловонную жижу. И правда, на глянцевой поверхности были следы грязи, только остатки эти были уже засохшими, не зелеными, а бурыми. Всего лишь несколько пятен вместо комков земли и литров жидкости.

Боже, у меня что, глюки? Я пью слишком много кофе? Или наоборот, слишком мало?

– Леся, все нормально? – Алена легонько коснулась моего плеча, – Выглядишь неважно.

– Да, все хорошо, спасибо, – я вышла из туалета, покачиваясь от потрясения. Расскажу кому – не поверят. Все, что осталось кроме воспоминания – засохшая грязь и едва уловимый запах тухлых яиц. А Алена даже не поморщилась, будто всего этого не было.

Я вошла в класс иностранного языка и мешком упала на свое место. Перед глазами все плыло, их залили реки темно-зеленого цвета. Оставалось беспомощно моргать, вдыхать воздух полной грудью, надеясь, что вонь из раковин исчезнет сама собой. Почему запах настолько стойкий, что даже когда я ушла из туалета, он все равно меня преследует? Я легла на парту, закрыв голову руками. Перед глазами прыгали ядовито-зеленые кляксы.

– Олеся, – кто-то очутился рядом и положил руки на мои плечи. Запах мятной жвачки оповестил меня, что это был Андрей. В багровом свитере одноклассник смотрелся очень мило, а в глазах были искреннее беспокойство и забота, – Что с тобой? Тебе нехорошо?

– Да, – я с усилием кивнула. Отвергать сейчас его помощь было бы бессмысленно. Голова по-прежнему кружилась, во рту пересохло, я чувствовала, как потеют руки и как лоб покрывается испариной. С каждым вдохом меня все еще сопровождал запах сырости, тины и болота. Старого такого, вонючего, в котором утонуло много живности…и где она тихо гниет…Да, моя фантазия никогда не облегчает мне жизнь. К горлу подступил едкий комок. Хоть бы не вырвало прямо в классе! Вот будет позор!

– Может, пока урок не начался, тебе домой пойти? – Андрей был очень взволнованный. И постоянно   трогал мой лоб.

– Ты сейчас отключишься!

– Нет, – я покачала головой, с усилием выпрямилась, – Это просто давление упало, все в норме.

Напугавшие меня зловонные реки исчезли, в классе пахло как и всегда, ни намека на тот потусторонний аромат. Андрею знать о сюрреалистичной сцене с раковинами не нужно. Да и он бы никогда в это не поверил.

– Хочешь пить? У меня есть вода с лимоном, – бывший парень отпустил меня и тотчас же вернулся к своей парте за водой, не дождавшись ответа.

Сзади меня коснулась рука Фреда – твердая и теплая, я сразу поняла, что это он, не Стеф. Развернулась к новенькому вполоборота, чтобы меня не увидели в таком плачевном состоянии.

– Ты как? – его глаза внимательно следили за мной, как врач следит за больным, – Выглядишь бледной.

– Я всегда такая, – отмахнулась я. Не нужна мне его помощь! Пусть лучше продолжает миловаться со Стеф.