Мух нет история проста – учебник без обложки отложен на потом, и красными тетрадь чернилами пестрит, с упорством неотложки компостеры в висках бьют дырки для наград, рассвет раскроен в кровь, и ночи наживую сметали через край, и день на волоске, забытом не тобой, играю – не живу я, и фоторобот мой на розыскной доске, ушедшие в тираж ничейной потеряшкой, печатные глаза, один и тот же цвет, зажатые в руке газетою вчерашней, которой лупят мух, но мух то вот и нет, придет ни с чем отряд сермяжных добровольцев, погреет над огнем озябшее нутро, нечаянно с водой повычерпает солнце и жадно, через край, ведро, как реку вброд. На заре проснулась в четыре от ничего неделанья искала себя под ковриками и за стенами шкафы перетряхивала и крутила лампочки путала место определения тапочки к семи собралась причесала нутро косматое а как рассвело гремела в хлеву лопатами гуляла собак рисовала по-новой стертое но что-то пошло не так… сцуко я же мёртвая. Заноза мне дверь пора захлопнуть за собой, но нет ее, не вырваться из круга, мне одиночество – надежная подруга, я так устала и хочу домой. забросить в топку прошлую себя, смотреть на голубую панихиду, ногтем прижать душевную хламиду и никогда не вспоминать тебя. да, больно с корнем выдирать нутро, без антидепрессантов и наркоза, и понимать, что в заднице заноза - есть я сама, ни кто-нибудь никто. ткань отомрет, обдует шелуху, распишется отчаяние рубцами, глаза закрою, чикну ножницами, уху сварганю, подкую блоху, и буду жить, не думать ни о чем, и в соснах трех позволю заблудиться тому, что раньше где-то было птицей, по ветру хвост и морду кирпичом. а ночь нагрянет – упаду ничком, лицом зароюсь в листьях прошлогодних, мне будет сниться завтра и сегодня, как дурочка дружила с дурачком. Выхожу за какой-нибудь мелочью Выхожу за какой-нибудь мелочью Забываю зачем через пять минут Я за дверь а мороз змеем в щелочку И сидит ну и пусть значит ждут * * * Подостывшие к вечеру трупики под кровать мной запинанных снов где-то там между этими хлюпиками запылилась издохла любовь я ее достаю куцым веником и как дохлую крысу ногой я боюсь их до оп*здинения а она оказалась живой еле дышит черна и уродлива выбит глаз запеклась на губе кровь ? варенье из черной смородины? юшка красная по бороде я перчатки одела из латекса морду в сторону мечусь за хвост двумя пальцами как же мне пакостно на кровати лютует мороз а любовь мне в глаза очень жалостно (я глаза от нее отвожу) заползла под кровать и там сжалась вся: «не убий я тебе пригожусь» А был ли мальчик
а был ли мальчик или два прихлопа, притопа два и пыль до потолка, кольцо на пальчик, искренность холопа, и нет и да, двусмыслие полка, читаемое станет очевидным, под свежею мазней старинный холст, и лошади, в санях тулуп овчинный, и хлыст, и в ледяных горошках ворс, полозья оставляют след двузначный, растает снег, поставят колесо, а все-таки, скажите, был ли мальчик, а может девочка здесь вовсе ни причем, стоят скульптуры дряхлые в аллеях, облуплен нос, поломано весло, и ни о чем на свете не жалеют, им повезло, а вам – не повезло Джин и бутерброд Вот и все. Мне нечего сказать. Твой ответ – пробелы и молчание. Дни – чужие, ночи – одичалые. В минус сорок даже снегопад Не рискует выползти из дома. Кобели пометили луну. Солнцу оперируют саркому. Рты плюют тягучую слюну. У лопат надорванные спины, Волдыри набухли фонарей, Ночи не хватает керосина. Чешуей сверкают карасей, За капроном вымерзших колготок, Выпавшие искры чьих-то глаз. Как неограненный самородок, Выставила лампа напоказ Тонкое вольфрамовое сердце, Или это – кровеносный круг. Рвет огонь из внутренностей дверцы Самопальной печки, за испуг Саечку ехидно ставит ветер, Режут подкидного дурака. Свёкла в забродившем винегрете - Сморщенная у соска рука Левого выслушивает ритмы, Удержать пытается удар. Алкоголь меняет алгорифмы, Перегара жжёт репертуар. |
