- Раз-раз, раз-раз, - просипел он в микрофон. Я сощурилась от резкого пронзительного писка: – Тут не настроено. Виталя. Витаааля, иди сюда, скажи речь, я сегодня не в голосе.
- Давид Робертович, приехал…наконец-то - поморщился картавик и пошел к сцене.
А я так и осталась на месте, слегка поддерживая съехавшую в сторону челюсть. Генеральненький пожаловал. И только присмотревшись получше к карикатурному облезлому купидону, я поняла, что облачен он был не в набедренную повязку, а гигантский, чтоб его, памперс!
- Люля тебя в Кебаб, - только и смогла выдавить я.
***
Из динамика полился красивый бархатный голос. Даже картавость не портила имидж Виталика. Он говорил что-то очень правильное и мотивирующее, что-то про уникальность каждого из нас, про целостность команды и даже не обошел стороной столь желанные премии. Я старалась сконцентрироваться и вслушивалась в каждое слово, сказанное Игнатовым со сцены, но вместо этого думала о другом.
К примеру, издевались ли над ним в школе? Он рос с бабушкой, в бедном районе и без того небогатого города, был картавым мальчиком со смешными темными кудряшками, упертым как баран занудой и ботаником. Последнего уже хватило бы для травли, а Виталик умудрился собрать флеш-рояль. Интересно, мог ли он постоять за себя или чаще возвращался с синяками, порванными книгами и в слезах? Судя по тому, как шеф кинулся на помощь Мише, эта тема была ему ой как близка.
Коллеги вокруг взорвались от хохота после какой-то особенно удачной шутки, и это заставило меня вновь посмотреть на Виталика. Мне больше не было жалко того одинокого, обиженного мальчика – я гордилась этим невероятным мужчиной, добившимся всего трудом и знаниями.
Стоило мне об этом подумать, как кто-то дотронулся до моего локтя, и, повернувшись, я увидела Катю. Принцессы, как водится, опаздывают на бал, а Екатерина Сергеевна точно претендовала на какой-нибудь титул. Облаченная в белое, расшитое пайетками платье с глубоким вырезом на спине, она была невероятно хороша собой! Я невольно залюбовалась ее фарфоровой, будто бы безжизненной, красотой куклы за стеклом витрины: смотреть – можно, трогать – нельзя. Собранные в сложную прическу волосы демонстрировали всем трогательно оттопыренные ушки: Катя была лопоухой, но этот недостаток ничуть ее не портил.
- Катя, ты…
- Знаю, - только и ответила начальница и привычным жестом опустила глазки в пол, оборвав мой комплимент на полуслове, - я подружка Джеймс Бонда, а Виталик сам Бонд. Узнала?
- Эм… да, - протянула я в ответ.
Отчетливый голос Игнатова вдруг стал звучать все тише и окончательно потонул в общем гомоне ресторана. Шаркающие шаги, звон бокалов, настройка гитары, чей-то заразительный смех – все это слилось в один непрекращающийся пчелиный рой. Как легко и очевидно: парные костюмы, о смысле которых знали только они двое. Для окружающих – просто черный костюм и платье, покрытое пайетками, как змеиная чешуя. Так символично. Для Кати и Виталика – целая история с выбором, примеркой, подготовкой. С медленным надеванием сегодня утром и быстрым, торопливым раздеванием ночью – когда под нетерпеливыми пальцами разорвется красивая дорогая ткань наряда, сшитого точно по ее фигуре. В ушах раздавались переливы колоколов, среди которых мои собственные мысли уже затерялись.
- И впрямь, Джеймс Бонд и его подружка, вы это здорово придумали, - не своим голосом ответила я, когда поняла, что молчание затянулось.
- Моя идея. Только это тайна, Ян: Виталик не любит рассказывать про личное, - она перешла на доверительный шёпот. - А ты, кстати, сегодня тоже ничего, не ожидала от тебя такого. Рассказывай, что у тебя за костюм?!
- Кажется, это из фильма «В джазе только девушки», - откуда-то слева по-кошачьи вынырнула вездесущая Сашенька-облезлый-хвост, - правда, Януся, оттуда?
- Ага, - подхватила Катя, - была там тема с переодеванием мужиков. Ян, ты играешь саксофониста в платье или контрабасиста?
- Старого богатого миллионера с собственной яхтой, - только и ответила я, даже не пытаясь скрыть досады от такой злой шутки.
- Ян, да не сердись, мы же просто прикалываемся. Мы девочки, болтаем то-се, неужели не привыкла? – увидев мое потускневшее выражения лица, постаралась разрулить ситуацию Катя.
- Я не девочка, я женщина, - медленно ответила я, - а к унижениям довольно трудно привыкнуть, Екатерина Сергеевна.
Голос мой звучал твердо, несмотря на накатывающие слезы. Мне нравилось то, как я выглядела. ловила на себе восхищенные взгляды коллег и официантов, и глупая шутка гадюки не должна была меня задеть. Но ведь задела же, задела! Или причина испортившегося настроения была все-таки в другом? Резко захотелось домой, к детям, под уютный пушистый плед – обниматься и целовать родные мордашки. Я постаралась вытащить руку из цепкого захвата Катеньки, но та только крепче ухватилась за меня:
- Тише, вот сейчас он скажет, Ян. Сейчас скажет.
Я перевела взгляд туда, куда смотрела Гобра – на сцену. Игнатов умел держаться на публике: расслабленно и непринужденно он уже несколько минут рассказывал о пути компании, разбавляя речь действительно забавными (судя по смеху окружающих) шутками и совершенно непонятными статистическими данными. Хорош, ничего не скажешь. Наконец, закрыв очередную арку о планах на следующий год, он замер. Выдержал небольшую паузу. Я почувствовала, как ногти Кати до боли впились в мой локоть, оставляя на коже следы. Вся она напряглась и подалась вперед, как пантера перед прыжком.
- И последнее, коллеги. Наверное, самое важное из того, что могло случиться в этом году. - Виталик поискал в толпе Катю и, найдя нас, беззаботно улыбнулся. - Месяц назад Яна Птаха предложила сценарий для рекламы мебельного холдинга. Мы отсняли пробы и отправили материалы нескольким заказчикам. И сегодня получили предложение о сотрудничестве из Германии. Таким образом, Мельница выходит на международный уровень! Яна, наши поздравления, ты поставила финальную точку в этом сложном для всех нас году!
Последние слова Игнатова потонули в шуме аплодисментов и звоне хрусталя. Заиграла какая-то неизвестная мне бодрая мелодия, добавив к общей какофонии еще немного децибел. Кто-то хлопал меня по спине, кто-то пытался пожать руку и поздравить лично. Я не реагировала на собственный триумф, а замерла соляным столбом и беззвучно открывала рот, как рыбка.
И, конечно, не сразу поняла, что Катя отпустила мою руку и умчалась куда-то в сторону, так и не сказав ни слова.
Ох, Игнатов, ну и сволочь. Тебя-то она простит, а мне теперь житья не даст… Ни за что не даст…
***
Маски, размалеванные лица, блестки, парики – меня засосало в безумный водоворот. Просить о помощи бесполезно, сбежать – невозможно. Каждый знакомый и незнакомый мне человек пытался что-то сказать, с чем-то поздравить, и вскоре я перестала различать голоса, а все теплые слова зазвучали латинскими заклинаниями. То ли обласкали, то ли послали куда-то, то ли Вельзевула на аудиенцию вызвали – поди разбери. Я ничего не понимала и хотела просто выбраться из этой человекодавилки, пока в легких еще был воздух. В этот момент чья-то горячая рука коснулась спины и потянула меня к сцене. Это был перебор. Стало неприятно, и я напряглась в ответ, чтобы, наконец, дать отпор незнакомцу, но вдруг столкнулась взглядом с пугающе черными глазами Виталика:
- А ну, расступились. Яна, пойдем, с тобой хочет поговорить Давид Робертович, - он прижал меня к себе, и когда мы оказались близко друг к другу, тихо спросил: - ты как, в порядке?
Ни о каком порядке и речи не было. Мои органы сдавлены корсетом, как тисками, планируют катапультироваться через рот или другие отверстия. Ноги гудят от неудобных туфель, сердце стучит в бешеном темпе, а перед глазами прыгает белесая рябь – предвестник надвигающейся мигрени. Странный, удушливый запах окутал меня и не давал вздохнуть.
- Я вообще не в порядке. Устала, и голова болит, может… тут как-то странно пахнет, не чувствуете?