Безучастным равнодушием щурилась летучая. Тяжёлые веки надменно хмурились безднами отчаяния. Морда щерилась презрительной пропастью сомнений. Крылья размашисто чертили очередной континент надвое. Стирали в кровь сурфактанты. Фосфолипиды плющились в фосфорную кислоту.

Жирные кислоты плавили клеточные мембраны в полное ничто. Эритроциты давили в панике фосфосфинголипиды. Кариологический зев накрыл чернотой планету. Когти впились кровью до боли в иммунитет. Кашель вулканами извергал безнадёжность. Бессимптомные мысли раздавлены прессом чёрной звезды. Инкубационный чертог рушился чернильной глубиной. Рецепторный домен тектонически давил альвеолы.

Штаммы вцепились в тропосферу бульдожьей хваткой. Яростной ненавистью сгустили облака в вечную лентикулярность. Сломали Кельвина в слепой Гельмгольц всеобъемлющей рябью[14]. Здравница страха Белиц-Хайльштетен сжалась выделениями сонных страхов Адольфа Гитлера. Психиатрическая клиника Бичворт[15] сжала Австралию за Боигу.

Плотным лаком закрылось зрение, не чувствуя кожей осязаемую темноту. Самые ранние человеческие останки на озере Мунго высохли в беспамятство. Вальпургиева ночь впилась в Германию. Плясала с ведьмами и чертями на горе Герц от жути. Дракула обернулся жёсткой завистью в узкие коридоры Валахии. Костехранилище в Седлеце, в котором кресты, люстры и кубки сделаны из человеческих костей, вздрогнуло фобией.

Царство мумий в Палермо забальзамировало свои страхи для слабонервных в катакомбах. Бодминская тюрьма публично казнила свой музей в лесу самоубийств Аокигахара. Остров заброшенных кукол наступил на психику изуродованными телами.

P.S. Решил немного пошалить нуаром.

Позвонил как-то в карантине Северный полюс Южному по космической зум-связи. Тот мёрз слегка в свои среднегодовые минус 48,9 градусов. Завернулся в одеяло льда толщиной в две тысячи восемьсот десять метров. Сидел, думал о жизни, моргал спокойно днём и ночью длиной в полгода. А шёл уже второй век карантина, продлили опять.

Время тянулось медленно, как период полураспада ксенона-136 по типу двунейтринного двойного бета-распада. Который занимает в сто миллиардов раз больше времени, чем существует Вселенная. Скучновато, короче.

Не виделись они давненько, хоть и живут в одном районе. Северный – на Антарктической улице, Южный – в Антарктидном переулке. Окна Северного полюса выходили на юг, выглядываешь, а там – очаровательное благолепие!

Бирюзовое море плещется психоделично всеми цветами радуги рыбки мандаринки. Ванильные пляжи виляют призывно нежными изгибами песка Хонокалани на Гавайях. Перламутровые облака висят загадочно, как перевёрнутые НЛО. Скала Ко-Тапу фификает забавно гранями в Таиланде, острыми, как нанотрубка между ультратонкими иглами из вольфрама.

Включили друзья видео сначала чёрным, как смоль, а потом весёлым, как ретина национального парка Мон-Мегантик, небом. Начали болтать. О том о сём. Кто что почём. Плеснули немного пузырьков в бокал Марианской впадины. Чокнулись океанами безопасно, по-карантински. А потом такие: «Давай ещё магнитные полюса позовём! Чё мы вдвоём сидим, как неродные?!»

Кинули короткие ссылки длиною в 189 819[16] букв весёлым белком, чтобы читать удобнее, в вотсап по эллиптической траектории. Те вообще рядом, за углом в девяносто градусов. Северный магнитный шёл из кухни в Таймыр со скоростью шестьдесят четыре километра в год. Ссылку увидел – обрадовался! Жмакнул синим тут же. Южный тоже оторвался мгновенно от телевизора.

И понеслась зумная всеземная вечеринка!

Инвайтнули Тихий океан. Тот на диване лежал, раскинувшись между Евразией и Австралией. Сразу жёлтые полоски рыбки-бабочки со дна поднял и по ссылке загрузился.

Гору Моуаору позвали. Та глазки красила грустной Французской Полинезией. Моргнула тотчас акцептом.

Лунная радуга присоединилась гигантским водопадом радости, вообще не раздумывая. Бросила все дела в Йосемитском национальном парке.

Веселье плескалось полярным сиянием. Глаза блестели Меконга рассветами. Шутки шелестели листвой секвойи Генерал Шерман. Улыбки сверкали белыми горизонтами. Тепло накатывало девятым валом. Про всё во Вселенной забыли.

А началось-то всё с простого разговора холодных полюсов. Друзей просто вспомнили. Карантин не карантин. Веселиться всегда можно.

Карпедиемно и с удовольствием.

Вышел я как-то раз в поле погулять. В вотсапное. Карантин всё-таки. Я за безопасность и соблюдение постановлений.

В общем, вышел в свободу. Зелёного воздуха да кислорода в лёгкие набрать. Синими галочками улыбнуться цветочкам-ромашкам. Серые галки невнимательным игнором разогнать. Звонким пингом в тёплый ветер вслушаться. В свежий аромат скошенного стога сена сообщений глазами всмотреться. Жёлтым смайликом солнцу в облака подмигнуть. К аватаркам внимательно приглядеться мельком.

А вотсапное поле зудит-трещит звуками электронных цикад. Барабанит по перепонкам шумом деревьев на кромке леса. Хлорофиллом листьев шелестит пигментно-нежным. Магниевы комплексы по тетрапирролам разбросав. Закат раскинув красными крыльями горизонта. А кудрявые облака снежно-белым завиваются ввысь нежными кружевами.

И тут подмигнула мне стройная лантана, вечнозелёный кустарник. Солнечный и переменчивый цветок. Живёт где-то рядом. То ли в Венесуэле, то ли в Индии или Средней Азии. Иногда в Средиземноморье, где море и пляжи. По-разному жизнь носит.

Моргнула мгновением. На тысячную долю секунды. Веками анютиных глазок. Эпохами. Адам и Ева пошептались на ушко, надкусив яблоко. Первобытное общество тащило добычу и дам в пещеры. Древний мир на три с половиной тысячи лет застыл, до-нашей и нашей эрами. Луций Лициний Красс закрыл риторические школы цензурой. Средние века доспехами скрипнули на секунду. Новое время на пятьсот лет замерло. Новейшее с 1918 года гармонично накатило волнами эго революций и войн.

Ураган шёлковой шалью завернулся. Океаны на небо упали. Я аж фары от удивления включил. Но я же человек. Общительный. Взглянул в ярко-жёлтые глазки в тёпло-оранжевом ситце, сказал: «Здравствуйте, как поживаете?» Большим пальцем по гладкому экрану айфона лёгкие приветом месседжи тапнул. Долго общались. С начала карантина и до самого его непонятно-когда завершения.

А куда в итоге завернула свои капризные повороты история? Это отдельный этап эволюции. Неизведанный. Может, и раскроется. Она же как роза. Иногда шипы, иногда лепестки. По настроению.

Так о чём это я? Привычно, ни о чём. Возможно, про созерцание. Может, про красивые и хрупкие женские линии. Они же где-то рядом.

Не исключено, что про новую реальность, в которой мы живём. На какое-то время. Но живём.

Carpe diem.

Есть у меня знакомая художница. Зовут Наталия. Хорошее имя. Означает «рождённая в Рождество». Тёплое, как густой снег вперемешку с кудрявыми облаками в конце декабря, когда из окна смотришь возле камина.

Художница, хорошо известная в узких кругах. Прислала на вотсап новую работу посмотреть. Глубоко кисть в смысл погрузила. Метров на сорок пять в океане. А я попытался быстро набросать, хотя бы на двадцать пять, что увидел. Все имена, географически-космические факты – точны. Из открытых источников.

Это же картина планеты.

В карантине.

Планета окрасилась в чёрно-белые цвета. Взглянула профилем в небо. Глаз – как океан, раскинувшийся зеркалом на сто шестьдесят миллионов квадратных километров.