– Кто бы знал, что в такой миленькой маленькой головке умещается целая гора грубости и пошлости. Я действительно удивлен, считал тебя зашоренной скромницей, – шептал ей на ухо, – ты ведь знала, что я все узнаю, и делала все специально, для меня, да? Хотела, чтобы я прочитал, так ведь? Тебе нравится говорить такое мужчинам? Ты хотела сказать это мне? – он держал ее стальной хваткой, не давая шелохнуться. – Не понимаю я тебя, сначала говоришь, что желаешь мне счастья, а спустя несколько дней радуешься моим страданиям. Но в итоге больше всех пострадал твой безмозглый дружок. Не знаю, что случится первым – сорвет он себе спину или уволится. Тут уж я не буду ничего предпринимать. Но могу гарантировать тебе осуществление всех упомянутых в письме желаний.

– Это не я, мы просто решили пошутить. – Она быстро оправдывалась, продолжая безуспешно отталкивать его.

– Строишь из себя недотрогу, но ты не такая. Уж я-то вижу.

– Ничего вы не видите.

– О нет, не обращайся ко мне на вы больше, мы же равны. – Он опять уколол девушку ее же словами. – Так я тебя спрашиваю, любишь говорить такое? Хотела бы мне сказать это! Все что ему писала? – Он с силой сжал ее плечи, и Марианна заскулила.

– Прошу, отпустите, – в ее голосе впервые послышался страх.

– Нет, не отпущу. – Селдрион обхватил ее талию, опуская руки все ниже, сжимая ее тело, дыша ею, – Это белая акация…пахнешь белой акацией, никак не мог вспомнить этот запах. Просто сводишь меня с ума. Нельзя тебя отпускать. Ты никуда не пойдешь, и пусть эта гадюка провалится со своими клятвами.

Тут в дверь кабинета постучали. Марианна вздрогнула, а Селдрион выругался и ослабил хватку. Воспользовавшись заминкой, оттолкнувшись, она выскользнула из его рук и быстро вышла в кабинет, снимая на ходу диадему, расстегивая ожерелье и серьги. Трясущимися руками аккуратно сложила украшения на его стол, немного подождала в кабинете, поправляя волосы. Селдрион вышел за ней, бросив быстрый взгляд на оставленные украшения, затем открыл дверь. Там стоял Советник. Коротко поклонившись, бледная от волнения Марианна вышла за дверь. В коридоре ей чуть не стало дурно. Тот, кого она больше всех презирала, спас ее честь, сам того не подозревая.

Она все не могла унять дрожь, открывая дверь в свою комнату, бросаясь из угла в угол, как животное, лишившееся рассудка в тесной клетке. Руки еще жгло от боли. Должно быть останутся синяки. Он был так близко… взгляд жуткий. Теперь не отделаешься. На глаза попался край зеркала на туалетном столике в углу. Плюхнулась на пуф рядом с ним. Наконец посмотрела на себя. Совсем забегалась, это легко сказать, в комнате своей бывая лишь под вечер, забывала смотреть в зеркало. Теперь же, глядя в отражение, недоумевала. Это было уже не лицо прежней Марианны Рой, которой она себя знала. Из зеркала смотрела во всем своем блеске – Сита Дэви19. Ни одной черты не осталось от черной обезьянки, которой ее дразнили в детстве. Марианне стало жутко. Мурашки по телу, страшно было видеть незнакомку вместо себя. За неполных два месяца амрита полностью изменила ее тело и лицо. Прежняя Марианна уже не придет, и только ум еще не успел поменяться, все по привычке цепляющийся за обидное прозвище.

Девушка поспешно побежала в ванную, скинула одежду. Стояла нагая, недоумевая. Зеркало врало, этого не может быть. Это не с ней. Такого не бывает. Зачем?! О боги! Зачем Харша спасла ее таким образом. Это уже не спасение, а наказание. Такая красота опасна, ее можно приравнять к смертоносному оружию, яду, болезни. Она сеет раздоры между женщинами, вселяет похоть в сердца мужчин. Как это уже произошло с ним… Эта красота равна проклятию. Тому проклятию, о котором говорил Селдрион тогда, за одним лишь исключением. Он мог извлечь выгоду из своей красоты, а она – нет. Никто из безнадежно влюбленных в него женщин не подверг бы его насилию. И даже если бы одна из них была могучей амазонкой, все равно бы не вышло. Он убивает в танце, его не победить…Как же теперь добираться домой? По пустынным станциям железной дороги ближе к вечеру бродят невнятные тени, бывшие уголовники, пьяницы, цыгане. Как добираться домой? Сидя одной в поезде с пьяными дембелями, наглыми малолетками, которые ничего не боятся. Слышать отовсюду свист, отбиваться от настойчивых ухажеров. Это все одной. Харша скорее всего покинет ее сразу же после прохода через портал. Как жить дальше, как доехать до Москвы? Даже денег то нет, и кто их даст здесь? Можно было продать эти украшения или откупиться от насильников, если бы она не вернула их обратно. Просить у Владыки. Нет, нет, только не это. Да здесь и не пользуются ничем кроме золота и серебра для оплаты. Конечно, есть еще медь… Но кто купит у нее это золото, даже если Владыка даст его. И не просто так…Он уже не будет давать ничего просто так. Соображай, соображай. Нужен телохранитель. Может нанять какого-нибудь боксера и пусть охраняет. А если не выйдет. Где брать деньги на все это? Видимо ей придется стать женщиной бандита, богатого бандита, ведь только он сможет защитить ее. Тогда в чем разница между здесь и там. Богатые бандиты забирают себе самых лучших женщин. Как же это ужасно, отвратительно, как не хочется делать это…Может он прав, она будет чужой в том мире. Если здесь даже искушенный в прелестях жизни король покусился на нее из-за красоты, то чего стоит ожидать в мире людей. И это он, сравнивавший ее с приматом, теперь сходит с ума! Единственное решение – это обезобразить себя, исполосовать лицо лезвием, облить кислотой…А может стать мастером кунг-фу, чтобы в любой момент суметь постоять за себя. Одеть паранджу…Так постойте. Не слишком ли платье облепляло фигуру? Может надеть на себя мешок, обернуться простынями. Она лихорадочным быстрым шагом мерила пространство своей комнаты накинув халат. Волосы на голове растут по пять сантиметров в неделю. Но теперь и бритье головы не оттолкнет от нее поклонников. Каким сложным начало казаться возвращение домой, в свой мир, к родным, по которым она так тосковала, сидя здесь взаперти. Так плакала, когда Совет запретил ей возвращаться и вроде бы смирилась, что ей придется умереть здесь, но судьбоносная Харша вмешалась. Как вернуться туда, куда страшно возвращаться? Если здесь безопасней. Единственная опасность от Селдриона, да и можно ли назвать это опасностью. Ведь она не в девятнадцатом веке родилась. Нет уже у нас понятия о бесчестье. И что с того, чтобы позволить ему… Но нет, фу, он противен, такой двуличный, хитрый и скользкий как угорь. Не может разговаривать без того, чтобы не уколоть, задеть, обидеть старается все время. И взгляд его сейчас был таким…что может быть хуже. А если закрыть глаза, в принципе сойдет. Ведь любила его когда-то, с ума сходила. Почему же сейчас ровно с той же силой ненавижу. Нет, это не ненависть, это только отвращение. Столько гордыни в нем, высокомерия. Увидела все это, и красота его внешняя поблекла. Нет этой красоты больше. И что такое красота? Сосуд, в котором пустота или огонь, пылающий в сосуде? Надо бы спросить его об этом. Как он отвертится, ведь глупой обезьяной меня считал, значит для него это лишь сосуд. Не огонь. Как с таким дальше жить. Ведь намекал, что надолго все, долгосрочная дружба намечается, так вроде бы сказал. Куда мне с моими Мандельштамами и Маяковскими. Только деньги и власть, власть и деньги… Скука смертная и никакой поэзии. Странно одно, что Фислар ничего не говорил о том, как изменилась. Не замечал. Был равнодушен к красоте, не смотрел похотливо, не пачкал душу маслянистым взглядом. Может женщины его не интересуют… Это был бы лучший исход событий. Золотой павлин, это он, да, я точно знаю. Не может быть кто-то другой. Взять бы его с собой. Может защищал бы…

Две следующие недели прошли в настороженном ожидании. Владыка уехал, как говорили, на переговоры с нагами. Последние тревожные переговоры перед предстоящей войной. Марианна была неспокойна. Все не могла перестать винить себя в войне, которая начинается из-за нее, но она ничего не может сделать. Около месяца оставалось до июньского полнолуния, того часа, когда по заверению Харши, они трое должны были покинуть мир богини Алатруэ через портал. Никаких вестей не было от принцессы все это время. Селдрион обещал провести их туда, но Марианна все равно была не уверена, что он сдержит обещание.