— Но ты его совсем не помнишь! — Воскликнул Эдмунд так громко, что на них уставились две девочки лет десяти, играющие в куклы под деревом. — Я имею в виду, что тебе необязательно рисковать собой только потому, что твой отец служил, — Эдмунд понизил голос, но в нём всё ещё сквозило отчаяние.
— Я делаю это не только из-за отца, — Каспиан отвёл взгляд: разговаривать с Эдмундом, не глядя на него, было легче. — Эд, я родился здесь, это моя страна и мой долг перед ней…
— А разве эта страна была хоть раз с тобой справедлива? — Эдмунд продолжал сверлить Каспиана глазами, он чувствовал это. — Посмотри: всё, что она тебе дала — бедность, одиночество и чувство неполноценности. А ты хочешь за неё отдать жизнь.
— Эд, это решённый вопрос, ты же знаешь, — вздохнул Каспиан, поворачивая голову. — Мы уже много раз обсуждали моё будущее, и я раз за разом давал тебе один и тот же ответ. Тебе не надоело?
— Ты ведь понимаешь, почему я этого не хочу, — процедил Эдмунд.
— Понимаю. — И это было самое страшное.
В своём решении пойти в армию сразу же после приюта Каспиан не сомневался: он чувствовал, что это его призвание, то, для чего он был рождён. Шла война, и пусть Британии она пока не особо коснулась, он понимал, что это лишь вопрос времени, и что рано или поздно военные действия придут и сюда, и тогда от них деваться будет некуда. Каспиан без сомнений был готов положить своё будущее на благо страны, и единственный фактор, заставляющий его усомниться в собственном выборе, сейчас сидел рядом с ним, поджав ноги и глядя вдаль.
— Я не хочу быть эгоистом, Кас, — Эдмунд мотнул головой и невесело улыбнулся. — Я понимаю, почему ты к этому стремишься, и если это сделает тебя счастливым, я буду только рад. Но… Знаешь, как тяжело жить с мыслью, что я вот-вот тебя потеряю?
— Так ты меня уже похоронил, вот как, — Каспиан вернул Эдмунду его грустную улыбку.
— Нет, не в том дело, — Эдмунд сжал руками железный прут. — Просто война… Ну, это страшно, причём даже сейчас, когда нам пока ничего не угрожает. Ты читал газеты, которые приносит мисс Уиллис? Видел некрологи, сводки по жертвам? Я уверен, среди них было много матёрых солдатов… Я боюсь за тебя. Боюсь, что увижу там твоё имя, хоть и верю в то, что этого не случится.
— Я ведь пообещал быть всегда рядом, — Каспиан, убедившись, что на них никто не смотрит, коснулся руки Эдмунда. — И я не оставлю тебя, где бы я ни был, помнишь?
— Да, конечно. Но я предпочёл бы, чтобы ты был рядом живой и здоровый, а не…
Эдмунд не договорил, но концовку, страшную и фатальную, поняли оба. Каспиан чувствовал, что его загнали в глухой угол: с одной стороны у него стоял долг перед страной, а с другой — самое дорогое, родное и близкое, что у него было.
Карие глаза Эдмунда вдруг вспыхнули безумным огнём.
— Если ты уже решил, что уйдёшь, — срывающимся, непривычным голосом проговорил он, — то тогда… Сделаешь то, о чём я тебя попрошу?
— Конечно, — Каспиан удивлённо посмотрел на Эдмунда, не понимая, к чему тот клонит. — Всё, что ты пожелаешь, ты же знаешь.
— Запомни свои слова, — Эдмунд развернулся и спрыгнул с забора, чудом приземлившись на ноги; один из штырей полоснул его по руке, но он и вовсе не заметил боли. — Идём.
Каспиан последовал за другом, решительно направляющимся в сторону здания приюта. Мисс Уоллис проводила их удивлённым взглядом, и Каспиан мимоходом ей кивнул, не отставая от Эдмунда. Уже на полпути он понял, что идут они в спальню, которая сейчас пустовала: все их соседи проводили время во дворе за своей любимой игрой в бейсбол. Каспиан вошёл в комнату, закрыв за собой дверь, и заметил, что Эдмунд запер обычно всегда открытое в это тёплое время года окно.
— Так что ты хотел, Эд? Что я могу для тебя сделать? — Каспиан склонил голову, наблюдая за тем, как Эдмунд с безумной решительностью в глазах подходит к нему.
— Не забывай меня, — с горячностью выпалил Эдмунд, глядя на Каспиана в упор. — Всё, о чём я прошу.
В следующий момент он, подойдя ещё ближе, резко поцеловал Каспиана — так, как не целовал никогда раньше. Каспиану показалось, что его сейчас сметёт эта волна эмоций, захлестнувшая их с головой. Впервые он захотел, чтобы Эдмунд отстранился, но тот, напротив, прижался к нему, а его руки почти невесомо скользнули по спине Каспиана, обжигая кожу сквозь ткань казённой рубашки.
И именно в этот момент Каспиан понял, зачем Эдмунд его сюда привёл и что хотел у него попросить.
— Эд, хватит, — он мягко, но решительно отстранил Эдмунда от себя, стараясь не обращать внимание на безумные искорки в потемневших глазах.
— Кас… — процедил Эдмунд с плохо прикрытой болью.
— Я уверен, что правильно догадался о твоих намерениях, — Каспиан говорил твёрдо, зная, что по-другому не сможет переубедить Эдмунда. — И не собираюсь делать то, что ты от меня ждёшь.
— Ты обещал, что сделаешь всё, что я попрошу.
— И я впервые нарушу данное тебе обещание. Эдмунд, пожалуйста, пойми, почему я это делаю, прежде чем злиться. Это делаешь и говоришь не ты. Остынь, и тогда мы сможем обсудить всё начистоту.
Каспиан присел на первую попавшуюся кровать и опустил взгляд, слыша, как Эдмунд шагает к окну и останавливается возле него. Сейчас Каспиану казалось, что они поменялись местами: всегда здравомыслящий Эдмунд превратился в безумца, маниакально преследующего свою навязчивую идею, ну а Каспиан, которому были свойственны и импульсивность, и несдержанность, сумел сохранить сознание трезвым. Мысль о том, что случилось бы, уступи сейчас Каспиан Эдмунду, колола иголкой, не давая расслабиться.
Каспиан почти сразу смог принять мысль, что их отношения с Эдмундом вышли на новый, незнакомый им обоим ранее уровень. Как ни странно, это получилось достаточно просто: чувства, которые обрели взаимность, сглаживали неправильность и неловкость происходящего. Конечно, на людях они вели себя абсолютно как прежде, не позволяя себе ничего лишнего, но наедине… Они целовались, лежали рядом, и Каспиану было этого более чем достаточно, а все мысли о чём-то большем пресекались в его сознании на корню. Ему казалось, что и Эдмунд разделяет его мнение, однако теперь Каспиан чувствовал: Эд изменился. Чем неумолимее приближался момент расставания, тем меньше Эдмунд напоминал себя прежнего, рассудительного и не по годам смышлёного мальчишку. Эти метаморфозы пугали Каспиана, но он ничего не мог с этим поделать, кроме как тысячу раз повторять Эдмунду очевидные истины. Впрочем, судя во всему, это ничерта не работало, раз Эдмунд теперь притащил его сюда, чтобы попросить…
Им нужно было поговорить, но Каспиан не мог найти правильные слова, чтобы объяснить свою позицию. Эдмунд, кажется, не слышал его, предпочитая сходить с ума в одиночестве, и между ними впервые выросла стена. Каспиан желал не этого, особенно теперь, когда им было так важно сохранить гармонию.
Каспиан поднял глаза, упёршись взглядом в идеально прямую напряжённую спину Эдмунда. Он смотрел в окно, судорожно вцепившись руками в подоконник, и в отражении на стекле Каспиан видел, как лицо Эдмунда перекосилось то ли от боли, то ли от злости. Это выглядело страшно.
— Эд, — мягко позвал Каспиан, желая хоть как-то исправить, сгладить то, что между ними произошло. Эдмунд не ответил, продолжая пялиться в окно. — Эд, давай поговорим, пожалуйста.
— Ты хочешь со мной разговаривать? — Эдмунд не повернулся; его голос надрывно звенел. — Не смей меня жалеть и утешать. Я придурок.
— Ты вовсе не придурок, — Каспиан уже с горечью предвкушал очередной тупиковый разговор.
— Придурок, полный кретин. Идиот, — Эдмунд болезненно усмехнулся. — Кас, ты хоть осознаёшь, что я у тебя только что попросил?
— Я всё понял, Эд, — Каспиан старался придать тону мягкость. — Мы все ошибаемся.
— Да, это так. Но не каждая ошибка заслуживает прощения, — Эдмунд нервно передёрнул плечами; движение напоминало конвульсию. — Я чёртов эгоист, и понял я это только теперь. Я мог всё испортить, понимаешь?
