Дабы мне сподручней было, я позвал горничную на помощь:

— Я сейчас подниму её, а ты смени простынь на чистую. — тихо приказал ей.

Она кивнула и принялась исполнять поручение. Я аккуратно, боясь разбудить, взял на руки Анну Аврору. Моя невесомая Эрлин, укутанная в простынь, выглядела, как спящий ангел. Невольно залюбовался ею, не боясь быть пойманным. Святые Бескрайнего Севера, как непривычно в открытую рассматривать Анну Аврору без опаски быть уличенным в этом, как преступник. Хоть целый день гляди и слова никто не скажет. Надо будет заказать её портрет себе на стол.

— Н-нет, — промямлила вдруг во сне моя жена.

Её прекрасное личико скривилось, брови свелись не переносице.

— Джордж… Не выйду… — тревожно произнесла она во сне.

— Т-шш, — стал убаюкивать её на руках, словно малое дитя.

Мне не хотелось её будить. Вдруг она не уснёт после этого кошмара?

— Я здесь, Анна Аврора. — сказал я, поцеловав её в лоб. — Я не отдам тебя Джорджу. Я здесь.

Она затихла, услышав мой голос, и я бережно уложил её на чистую простынь. Служанка молча стояла, ждав дальнейших указаний. Кивнул ей, чтобы она ушла. Меня вдруг погрузило в смутные мысли. Эту счастливую ночь омрачили воспоминания о брате. Джордж… Почему я не уберег её от Джорджа? Почему я не уберег его от него самого?

Уснул поздно, но по старой военной привычке всё равно встал рано. Чувствовал себя, как варенный, но отсыпаться буду потом. У меня, как у императора, есть обязательства. И прежде всего закончить с этой свадьбой. Я, безусловно, рад этому событию. Но постельные эпизода сего празднества меня радуют куда больше, нежели дневные развлечения. Шум, гам, музыка, толпы гостей. И траты! Везде огромные траты! Мне ещё думать, как восполнять казну после войны. Отстроить хотя бы то, что было разрушено. Кроме того, у меня грандиозные планы по постройке мельниц, мануфактур, школ, приютов. Я прямо смотрю и вижу в каждом блюде из заморских продуктов какую-нибудь не напечатанную книгу или не выкованный меч. Ничего не мог с собой поделать. Привычка питаться кашами и простым мясом от меня ещё никуда не делась. Нет, в доме, конечно, кухарка много чего готовила. Но не так вычурно. Да и вообще последнее годы я больше провел в засадах в лесу, питаясь дичью и грибами.

Так что, морально готовясь к истерике казначея по этому же поводу, я нехотя натягивал на себя парадное убранство, подготовленное для второго дня свадьбы. Право слово, я бы так же, как и этот важный чиновник, кричал бы на весь дворец и эпично размахивал баснословными счетами. Но, как император, не могу себе этого позволить.

Закончив с одеждой, не без гордости взял в руки окровавленную простынь и вышел на балкон. Сам не знаю, от чего, но я был очень доволен собой. В саду дворца уже разгуливали гости, наслаждаясь фуршетом. Под пристальными взглядами я перевесил через перила простынь на всеобщее обозрение. Отныне весь мир теперь знает, что Анна Аврора моя. Гости восторженно захлопали и, чокнувшись бокалами, принялись отмечать консумацию браку.

Шум с улицы ожидаемо разбудил мою жену. Я надеялся, что её сон всё же крепче. Открыв глаза, она испуганно подорвалась, оглядываясь вокруг, словно боялась увидеть здесь что-то или кого-то.

— Ну-ну, чего ты? — присел рядом с ней на кровать.

— Н-ничего. — всхлипнула она, отвернувшись.

Я видел, как в её глаза наполнились влагой. Раньше, я бы просто оставил её на попечение целой вереницы служанок и фрейлин, приказав выяснить и доложить мне, что стало причиной её печали. Но теперь, будучи её супругом, я не мог спихнуть на них это бремя. Однако, справляться с этим в одиночку, мне было пока не по силам. Я не знал, что делать с женскими слезами. У нордорийцев подобные проявления чувств было огромной редкостью. И лишь по веским поводам таким как смерть или, к примеру, болезнь ребёнка. Любые другие горести они оплакивали без мужского участия. Истерики в присутствии мужчин были непозволительны. Исключением разве что служила моя Отталия. И то на пальцах одной руки можно было посчитать подобные выпады. Только вот Анна Аврора не моя младшая сестра, я не могу пообещать ей куклу, чтобы она не расстраивалась.

Будь на моём месте мой покойный отец Верховный Эльф Вальф, то непременно приказал бы ей успокоиться. Честно говоря, язык чесался сделать то же самое. Сей способ был прост и привычен мне. Но за всё это время я убедился, что приказами я многого не добьюсь от Анны Авроры. Вести себя с Эрлин, как с обычной нордорийской дворянкой не получится.

Поэтому я не придумал ничего лучше, кроме как просто усадить жену себе на колени и обнять её. Сделал только хуже. Она принялась в открытую рыдать у меня на плече. Её плач раздирал мне сердце. Что уже успело случиться, она ведь едва ли глаза открыла? А я, воин повидавший не раз смерть в глаза, спасовал. Струсил перед маленькой хрупкой эльраткой. Язык у меня не повернулся спросить о причинах её слёз. Потому что боялся услышать, что виной тому я и моя вчерашняя несдержанность. Я просто целовал её волосы и гладил по спине, пока она не успокоилась.

— Вам надо в купальню, — сказал я, отстранившись. — Я прикажу прислать фрейлин. Они помогут подготовиться Вам.

Витторио:

Празднество шло полным ходом. Всё по плану, как того требуют традиции и обычаи. Музыка, танцы, игры, великолепный банкет, фокусники, шуты. Правители государств вместе со своими семьями и приближенными праздновали нашу свадьбу. Жители империи наслаждались мясом на вертелах на городских площадях, выпивкой и прочими бесплатными угощениями. Все вокруг пело и благоухало от счастья. Даже всегда собранный и дисциплинированный Анджей напился так, что его выводили под руки подышать свежим воздухом.

И только мы с Анной Авророй сидели хмурые, как на поминках. Султан Мехмед не преминул подшутить, что я уж совсем измучил свою супругу ночью и подбодрил, мол дело молодое, немудрено засыпать на ходу, коль всю ночь провёл в компании такой красавицы.

А ведь мы пытались. Пытались натянуть улыбки до ушей и выполнять свои обязанности. Но между фальшивым смехом я то и дело поглядывал на свою жену. Выглядела она и вправду очень уставшей. А ещё, к моему ужасу, от моих глаз не укрылось, что ей больно. Едва уловимые взгляду движения выдавали мне, человеку не мало знавшему про боль, что ей сейчас не по себе. Некоторые движения ей давались с трудом, будто она осиливала себя. Но держалась при этом превосходно, продолжая общаться с гостями так, будто бы её ничего не беспокоит.

Я приказал незаметно подсунуть ей отвар, что мог бы облегчить боль. Сидел рядом с ней за столом и дышать боялся. Словами не передать, как я ждал окончания вечера, чтобы она наконец-то отдохнула.

— Прости меня. — таки набрался мужества, прошептав ей на ухо такие простые слова.

Витторио:

— Прости меня. — таки набрался мужества, прошептав ей на ухо такие простые слова.

Нашел под столом её ладонь и крепко сжал.

— Я не должен был…

— Всё в порядке. — тихо перебила она меня. — Не терзайте себя.

И позвала слугу, чтобы он что-то подал на стол, дав мне понять этим своё нежелание обсуждать это.

Во второй половине дня, ближе к вечернему шоу, мы все разошлись дабы сменить наряды на вечерние. Я быстро справился со своим незамысловатым очередным нарядом, от количества которых начинало рябить в глазах, и немедля заявился в будуар супруги. Бесчисленно количество фрейлин и горничных помогало ей справляться со сложным убранством. Расчесывали волосы, скрепляли части наряда воедино, прежде чем надеть его, шнуровали корсет и занимались прочим бездельем.

Вся эта вакханалия с переодеванием, гудевшая как улей, замерла стоило мне войти. Женщины оставили свои дела, кротко присев передо мной в глубоком реверансе, склонив при этом низко головы.

Последней, как ни странно, отреагировала Эрлин. Ей всё еще было непривычно, что она вынуждена кому-то, кроме своего покойного родственника кланяться. Да и тот, как я понял, не требовал соблюдения дворцового протокола в узком кругу семьи.