Я заварила кофе и взяла чашку. Черные узоры вокруг нежно – голубой ручки – любимая чашка Макса. Я как будто видела эту чашку в его руках, кофе по утрам и крепкий черный чай вечером.
Ароматный пар поднимался над чашкой, я смотрела на него какое-то время, потом взяла чашку за ручку и вскрикнула. Донышко чашки провалилось, на полу растеклась лужа, как большая коричневая клякса, горячие капли жалили ноги.
Руки задрожали, чашка разлетелась осколками рядом с пролитым кофе, я упала на колени, и разрыдалась, горько, взахлеб. Сейчас я не была сильной женщиной, которая занималась организацией похорон, поддержкой дочери, как будто не было этих дней самоубеждения: «ты сильная, ты переживешь это, ты справишься». Сейчас я сидела в луже кофе, и мне казалось, что сердце стало настолько огромным и тяжелым, что я просто задохнусь. Оно перекрыло легкие и гортань, и я никак не могла закричать. Чувство непоправимости. Так чувствует себя муха с оторванным крылышком, или сорванный цветок. Я знала, как все исправить, как я должна была поступить. Но уже не могла. Бессилие распухало, в какой то момент я совсем перестала дышать, мне хотелось, что бы сердце прямо сейчас разорвалось, чтобы сознание начало гаснуть, затухая постепенно, по краям, как начинает тлеть письмо, брошенное в камин. Сначала один уголок, потом другой.
Глаза Дины, выцветшие, покрасневшие от слез, как два болотных огонька вывели меня назад, на кухню. По ее щекам катились слезы, я напугала ее.
– Мамочка, мама, мамочка, пожалуйста, мамочка….– почти беззвучно.
« Давай, Фро, вставай. Ты можешь сидеть тут, пока эта лужа не впитается в фундамент твоего дома. Но ты нужна ей. Ей только десять, она одинока и напугана, не дай ей сломаться».
Я медленно вытерла слезы и обняла дочь.
– Ди, милая, помоги мне убрать тут, – в голове был абсолютная гелиевая пустота, но голос не дрожал. Каждый день, открывая глаза по утрам, я повторяла : «Сегодня ты должна улыбаться. Сегодня ты должна улыбаться свей дочери, своим коллегам. И главное, сегодня ты должна улыбаться себе.» Я верила, что Макс все еще рядом с нами, позволяла себе и Ди это маленькое утешение, как стебелек, что поможет выбраться из болота горя. Я заново училась улыбаться под осуждающими взглядами знакомых. Действительно, как можно, когда я только похоронила мужа!
Никто из них не знал, что Макс не ложился спать, не поцеловав меня в макушку и не сказав: «Милая, без твоей улыбки меня замучают кошмары». Наш маленький ритуал на ночь.
«Мое сердце состоит из двух улыбок, детка. Твоей и нашей Ди».
На рабочем столе Дины появилась фотография – ее с Максом, в фиолетовой рамке. Я сфотографировала их за несколько недель до его смерти, они готовили, все вокруг было в муке, но счастливее чем они в тот момент, я никого не видела. При взгляде на эту фотографию мое сердце превращалось в горячую лаву и заливало легкие, но Дине она помогала.
Я смогла прийти в себя только пол года спустя. Каждый день на протяжении этих месяцев проходил в режиме «Дочь – Работа». И если на работе мне удавалось отвлечься от своей беды, загружая себя задачами разной сложности, то дома, обнимая мою Ди, я все так же «болела». Но уже не только за себя – а за нее. Мы обе плакали по ночам, и она начала приходить в нашу с Максом комнату, чтоб спать со мной. Мы пытались жить нормально, насколько это было возможно.
Я взялась за большой и трудный заказ – сеть японских ресторанов. Конкуренция была большая, моей задачей было создать такую рекламу, что бы ни у кого не оставалось сомнений, что это лучшая сеть японской кухни во всем городе. Рекламные баннеры, ролики для телевидения, слоган и запись для радио – все это было изнурительно. Когда, казалось бы, все идет хорошо, возникали непредвиденные проблемы, приходилось мотаться по всему городу, сглаживать углы. Часто я приезжала домой задолго после полуночи, несколько раз даже забывала запереть офис, за что получала выговор от начальства. Через месяц тяжких трудов наше агентство получило неплохие деньги и восхитительный отзыв, а я возглавила отдел по работе с клиентами.
Дочка последовала моему примеру – загрузить себя работой – и радовала меня успехами в учебе. Однажды мы говорили о планах, и Ди сказала, что хотела бы заниматься танцами. После долгих дискуссий из множества вариантов она выбрала street – dance. Это отвлекло нас обеих, мы пили кофе, радостно обсуждали покупку одежды и обуви, искали танцевальные студии, подпевали и подтанцовывали рекламным роликам на сайтах. Впервые за долгое время мы забыли о горе. Первое занятие прошла на ура, Дина была в восторге. Одну из девочек попросили помочь Дине освоится в новой обстановке, так Ди познакомилась с Эмили. Дине нравилась Эмили, бойкая девчонка невысокого роста, с двумя блондинистыми хвостиками, ее зеленые глаза смотрели на всех вокруг так, будто она была птенцом, только что покинувшим яичную скорлупу, для которого все было внове.
Потихоньку жизнь налаживалась. И, хотя боль не забывалась, она становилась все более терпимой. Я была благодарна судьбе – за Макса в моей жизни. Правда, приходилось привыкать, что жизнь отбирает у меня любимых мужчин.
Я скучала по Максу, по его жестам, улыбкам, по нашим маленьким ритуалам. Мне хотелось прижаться макушкой к его щеке, услышать его ворчание, заварить его любимый чай. Все это было стерто одним махом, словно никогда и не существовало.
Просыпаясь по ночам, после нескольких часов сна и изнуряющего дня работы я открывала дверь в комнату Ди и подолгу смотрела на нашу дочь, что бы убедиться, что не схожу с ума, что я не придумала себе Макса. Вот наш ребенок, Макс, вот частичка тебя.
Ночью я снова становилась уязвимой и сентиментальной. Я забывала, что существуют законы физики и биологии, я чувствовала или мне казалось, что чувствую, как Макс обнимает меня сзади, пока я смотрю на сладко спящую Дину.
В этот период надломленности тяжелая каменная плита во мне сдвинулась, выпуская призраков прошлого. Рядом со мной стояла девочка-подросток в темно-зеленой толстовке, руки почти по локоть в карманах. У нас с ней была одна на двоих боль – боль от потери того, чьи глаза хотелось видеть каждое утро.
Но делить боль с этой девочкой стало легче. Я просыпалась и уже не должна была заставлять себя улыбаться. Когда я думала о Максе, мои легкие не заливала раскаленная лава, покрывающаяся ледяной твердой коркой. Теперь все внутри меня напоминало лес, колышущийся от ветра. Боль сменялась теплотой воспоминаний.
Если бы я тогда знала, какого монстра выпустила себе в помощь. К сожалению, никому из нас не дано знать наперед нашу жизнь. Да и, знай я все, поступила бы иначе? Тогда мне было так больно и тяжело, что я пошла бы и на сделку с дьяволом, если бы знала, что это поможет нам с Ди.
Глава 2
«Говорят, что герой может спасти нас.
Но я не собираюсь стоять здесь и ждать.
Я ухвачусь за орлиные крылья.
Смотри, как эти птицы улетают вдаль»
«Nickelback»
Прошло пять лет. Многое изменилось в нашей с Ди жизни. Мое имя приобрело известность на рынке рекламы, я была все ближе к мечте открыть свою фирму. Дина стала настоящей красоткой. Через месяц ей исполнится 16,и я все чаще видела в ее чертах себя. Но ее характер, повадки, некоторые жесты как будто были скопированы у Макса. Иногда по вечерам Дина приносила мне расческу, садилась рядом на кровать и мы болтали, пока я расчесывала ее длинные каштановые волосы. Люди часто обращали внимания на мою дочь – ярко-синие глаза, милое личико и волосы до пояса. Со спины нас часто принимали за сестер, мы с ней были почти одного роста.
Наши души тесно связаны. Она не только моя дочь, но и хорошая подруга. Ее советы помогают мне сделать тот или иной правильный выбор, Ди умна не по годам. В привычку у нас вошел активный отдых, совместные путешествия, ежедневная йога. О таких отношениях с мамой я и мечтала когда-то. Больше всего я благодарна Максу за мою маленькую Дину.
Но если отношения с дочерью за эти годы стали только лучше, то отношений с мужчинами я не искала. После заботы и поддержки мужа, моего идеального мужчины, мне казалось, никто не сможет стать мне настолько близким человеком. Мне этого и не хотелось. Слишком мало у меня еще было сил, что бы тратить их на новое сближение, которое могло в любой момент обернуться крахом. И, почему то, все чаще я вспоминала насмешливые зеленые глаза, глядящие на меня из пелены сигаретного дыма. От этих мыслей становилось не по себе, будто этот сторонний наблюдатель неотступно и незримо преследовал меня все эти годы.