Он коротко поклонился высокому господину и вернулся к своему краю ринга, куда как раз двое охранников подвели Хеллбоя.

— Ты учил этого мальчишку?

— Его чему-нибудь научишь… Там в голове извилин нет, одни годовые кольца.

— Вот сейчас ты мне это и продемонстрируешь. Гроза не смог — я уж не знаю почему. А ты… один из вас покинет ринг мертвым, понятно? Если не он, то ты. — Заремба повернулся к охранникам. — Вы слышали меня?

Если бы Игорь это услышал, он был бы счастлив. Впрочем, он и так был счастлив — из угла полыхнуло таким возмущением, что его, наверное, на улице было видно. Последняя переменная, самая нервная и малопредсказуемая — Хеллбой, — встала на место.

— Он зол как черт, — шепнул Цумэ, чуть наклонившись к Энею.

Эней встал и пошел к дверце. Хеллбой был уже на ринге, в середине.

— Ты что же, щенок, — громко спросил он, — думаешь, что сможешь меня завалить?

— Тебя завалит твоя печень, — ответил Эней. — Я только подтолкну немножко.

— Считай, что твоя печень уже паштет.

По команде рефери они схлестнулись. "Т-твою мать!" — мысленно сказал Игорь. Он впервые такое видел. Двое на арене, смачно выдавая и получая на орехи, излучали чистую радость, у Хеллбоя даже запах, кажется, выровнялся. Зато от Зарембы на весь зал несло темной тухлой яростью. В отличие от большинства зрителей распорядитель прекрасно понимал, что на ринге творится цирк. Белый клоун и рыжий клоун мутузят друг дружку воздушными шариками. Потому что, будь хоть один удар нанесен — нет, не в полную силу, в треть силы, — кто-то из бойцов был бы уже без сознания.

Поэтому, когда Хеллбой провел серию из четырех ударов, в результате которой Эней оказался в углу — на решетке — на коленях — на полу вниз лицом, Заремба казался потрясенным.

Хеллбой поднял поверженного противника над головой за шею и за штаны и вышвырнул через решетку прямо на Игоря и Мэй с Десперадо.

— Ну что, ты доволен? — зарычал он на Зарембу, подходя к двери. — Доволен наконец?!

— Давай, — сказал Игорь в ларингофон. Лучшей диспозиции им было уже не дождаться.

— У меня ставка пропала из кассы! — завопил Антон.

Началась паника. Народ похватался за свои коммы, проверяя, и, по мере того как обнаруживалась недостача, в зале нарастал тревожный ропот, переходящий в вой и затем в рев:

— Верните деньги!

На бои без правил ходит публика решительная. Или воображающая себя таковой. Стерпеть жульничество устроителей? Да еще после наглой букмекерской аферы на первых двух боях? Да за кого они нас принимают? За сусликов?

На этом фоне мало кто заметил, что избитый противником в тряпочку цыганок чудом воскрес и сделал Хеллбою знак: сюда! Дважды просить не пришлось: в полтора прыжка Хеллбой оказался на верху решетки и соскочил с другой стороны.

— Это цыгане! Цыгане! — закричал Заремба, но было уже поздно: и его, и охрану смяли.

Толпа распалась надвое: большая часть кинулась к Зарембе и быкам, меньшая — к букмекерам, принимавшим ставки наличными. Путь к выходу был почти свободен, а те, кто понесся к дверям — самые умные, решил Игорь, — расступились, пропуская высокого господина и Хеллбоя.

За пультом тем временем кто-то очнулся и включил противопожарную систему. В зал хлынула пена.

— Все, — сказал Игорь. — Теперь они до вечера не разберутся, кто из них лучше знал богословие.

— Вас будут ждать на улице, — сказал Хеллбой.

— Знаем. Антоха!

— В туалете. — Антон, одетый девицей, с подведенными глазами, подмигнул и пояснил: — В женском.

— Я в окно не пролезу! — прорычал Хеллбой.

— Сейчас там будет дверь, — сказал Игорь, провожая взглядом убегающих по коридору Антона и Мэй.

"Готов", — шепнул Кен в "ракушке". Это значило, что шнур на внешней стороне дома уложен и взрыватель на месте. Точно такой же шнур, окрашенный под цвет штукатурки, обходил по периметру секцию стены в женском туалете — Мэй Дэй постаралась еще при первом визите.

Оставалось надеяться, что хозяева за это время не заметили архитектурного излишества и не нахимичили с ним. То есть объект-то был на месте, и маячок тоже, а вот что с чем соединялось… это мы сейчас узнаем.

— Счет, — сказал Антон. — Раз, два… глаза!

Даже с закрытыми глазами было видно, именно видно, как белый огонь пробежал по стене. Воздух в коридоре дернулся. Пирошнур. Два пирошнура с обеих сторон стены. Игорь пронесся мимо Антона, толкнул оплавленную секцию. Она не упала одним куском, а как-то ссыпалась вниз.

— А… ядерную бомбу… слабо? — шепотом рявкнул Хеллбой, вываливаясь через дыру вслед за Игорем.

— Выбор оружия диктуется ценой и целесообразностью. — Важный тон Игоря прекрасно сочетался с его же стремительным темпом. В основном за счет внешности высокого господина.

Из-за угла вылетела машина гоблина Мариуша.

— По местам! — рявкнул Игорь.

Хеллбой впрыгнул на переднее сиденье, Антон на заднее, рядом — Эней, Мэй Дэй и Десперадо. Игорь захлопнул за ними дверь и вскочил на багажник, без труда удержав равновесие, когда машина рванула с места.

— Носовая фигура великовата, — сказал Антон. Теперь, когда все почти кончилось, его едва не трясло и очень хотелось говорить. — И совершенно не маскирует гальюн.

— Кормовая. И вообще, что за р-разговорчики на палубе? За нами хвост. Поднажмите, отче!

— Ты свой подбери, целиться мешает!

Хвост действительно имелся — типично бандитский "паджеро". Внедорожник, машина, которая застрянет там, куда прочие просто не доедут. Один хвост — это вполне терпимо. Беда в том, что они и так уже привлекли внимание массы народу, а полиция в таких случаях ждет морковкина заговенья только в кино.

Впрочем, Десперадо уже отреагировал. Из-под сиденья появилась бесконечная пушка — та самая, с которой Десперадо их встречал, "штайр". Лучан встал на колени на заднее сиденье, уперся локтями в багажник, прицелился (Игорь подобрал плащ, чтобы не мешать) и выстрелил. Один раз.

Машина преследователей вильнула в сторону, потом в другую — и, развернувшись дважды юзом, влетела в витрину какого-то закрытого по ночному времени магазина. Сработала сигнализация, на вой и звон начал зажигаться свет в окнах, подлетевший снитч дважды мигнул вспышкой — но, как обычно, глупая автоматика пропустила машину, с которой все было в порядке, и полетела к машине, которая торчала в витрине. Кен уже свернул на другую улицу и рванул к мосту через Одер.

— И что, он так и будет маячить наверху до самой Германии? — недовольно прорычал Хеллбой.

— Нет. Мы сейчас нырнем в посадку, тебя засунем в багажник, а его — на твое место, — спокойно ответил Эней. — И почему ты решил, что мы едем в Германию?

— Мать твою, парень! — Хеллбой задрал свои львиные брови чуть не до линии волос. — Если бы мы ехали от германской границы в другую сторону — я бы решил, что мы едем домой. А мы едем к Одеру, стало быть, через десять минут будем в Германии.

— Десять минут, — наставительно сказал Игорь сверху, — это много. Этого хватит даже до канадской границы, а нам туда не надо. Ван Хельсинг, если я схвачу бронхит, я его впишу в счет.

— А я думал, спляшешь на радостях. — Эней потер вспухающий синяк на подбородке, подарок от Грозы. — Держись там крепче. Костя, сворачивай.

Машина свернула в заповедник, Игорь приник к багажнику, распластавшись всем телом.

Костя свернул на грунтовку, машину затрясло — нежный аппарат был приспособлен для езды по дорогам, поправка — по хорошим дорогам. Если бы Кен не отключил бортовой компьютер, он бы сейчас услышал о себе массу нелестного.

— Приехали, — сказал Костя, останавливая машину напротив загнанного задком в кусты "фальцера".

— Ну, здравствуйте. — Хеллбой вышел из машины, огляделся. — А где Михал? Анджей, тебя что, не он послал?

— Михал погиб, — сказал Эней.

* * *

По Ростбифу и Пеликану устроили самую настоящую языческую тризну. Самогонка лилась ручьем, пиво — рекой, Десперадо играл на гитаре, Мэй — удивительно красиво — на флейте. Вернувшихся из Клайпеды гоблинов Игорь взял на себя и в очень короткие сроки уложил под стол, сымпровизированный из канатных бухт и досок.