— Не в этом смысл, придурок, — говорит Ви.

Джонни как-то вяло от нее отмахивается.

Ему хочется быть живым, и Ви сомневается, что дело только в сексе. Хотя Сильверхенд, конечно, пытается вести себя так, будто ничего не происходит и он все тот же наглый рокер, каким был полсотни лет назад. Ви варится с ним в одном, нахуй, адском котле, и, когда Джонни смотрит на Бестию, его захлестывают и странная, инстинктивная вина, тревожная и колючая, и желание — быть рядом, поговорить, поглядеть на нее хотя бы, коснуться… Она часть его прошлой жизни, еще бы он к ней не тянулся — да Джонни вцепился бы в нее зубами, если б можно было. Но теперь, когда он осознает, что все изменилось…

— Давай я ей позвоню, может… — предлагает Ви.

— Бегать я за ней не буду, ну нахер, — тут же вскидывается гордый Джонни. — Не хочет — пожалуйста. Я и без нее прекрасно проживу…

Взгляд у него лихорадочный; Джонни как-то невразумительно дергает руками, и Ви понимает: это ему хочется взять что-нибудь — желательно такое, чтобы разлетелось на тысячи осколков с пронзительным звоном — и от души запустить в ночь.

— Жалко, что все так получилось, — искренне говорит Ви. — Вам бы обоим не помешало отвлечься и вспомнить старые добрые…

— А потому что не было, сука, их, — обрубает Джонни. — Я просто… пользовался ей, когда было нужно. Во всех смыслах. Не думал, что после смерти что-то поменяется. А как ты стала с ней работать… Как будто меня крюком подцепило.

— Больно, — договаривает за него Ви, царапает куртку возле сердца.

Он злится на себя, и это, кажется, хороший знак. Иногда полезно почувствовать, каким бы был уебком, что не останавливаться, идти дальше. Но есть еще что-то — отчаянная обида, которую Джонни пытается душит голыми руками, совсем безыскусно — и адски обжигается. Ему нравится делать вид, что его ничем не задеть, что он свободнее всех живых, но…

Ви устало поправляет цепочку с жетонами, холодящими кожу. На свидание Джонни явился без бронежилета, конечно, и, хотя Бестия этого не видит и оценить не может, есть в этом какая-то болезненная уязвимость.

— Давай, пошли уже отсюда, — торопит он. — Нечего тут торчать, или ты надеешься, что она вернется?

Она встает, потягиваясь. Отходняк от таблеток почти прошел, и Ви даже может радоваться тихому ночному ветру, холодящему шею.

— Джонни, ты же знаешь, что ты не один? — на всякий случай уточняет Ви. И тут же зло вспыхивает: — Не в этом, блядь, смысле, старый извращенец! Я хочу помочь.

— Зачем? — кисло усмехается он. — Все, кто достаточно меня знает, понимают, что лучший выход — это бежать куда глаза глядят. Что Бестия нам, собственно, и продемонстрировала.

— От себя же не убежишь, — пожимает плечами Ви.

Джонни дали еще один шанс — а об остальном они поволнуются как-нибудь позже.

========== 4; император ==========

Комментарий к 4; император

перед «звуками музыки»

император (хозяин) — мужская фигура, сила, лидер, рациональность прежде всего, необходимость действовать решительно; если карта выпадает женщине, это может значит, что у нее есть сильный покровитель-мужчина, ну вы поняли, а еще — что стоит послушать его мудрый совет (хаха, мудрые советы от Джонни Сильверхенда)

— А почему, собственно, самурай? — говорит Ви с такой претензией, как будто Джонни ей что-то должен. Потому что, если с ним разговаривать иначе, этот урод может и не ответить, даже не почтить вниманием. Сильверхенду всегда нужен вызов — даже призрачный и несерьезный.

— В смысле? — переспрашивает он.

Они тут давно разделили территорию: Ви валяется на кровати, Джонни располагается на диване, закинув ноги на столик, а кот клубочится где-нибудь посередине.

— Ну, откуда эта тяга к японщине? — улыбается она. — Ты разве разбираешься? Ты же и служил в ебаной Мексике, а не где-нибудь на Востоке, — Ви широко взмахивает рукой в стену, в направлении, где, по ее скромному мнению, может находиться неведомая Япония. — А тут вдруг самураи и эти… маски.

— А ты решила порыться в этом, значит? — подначивает ее Джонни, почти веселясь.

— Ага, изучаю матчасть.

Близится концерт, и Ви все еще нихера не знает, чего ожидать. Все ее существо сковывает страх, она напряженно думает: что-то пойдет не так, ее вырубит прямо на сцене дрянного клуба, который сняла Нэнси, она дернет струну как-нибудь не так, сказанет не то… Она даже немного тренируется на их домашней гитаре — совсем не легендарной, с чуть расстроенными струнами, которые Ви по подсказкам Джонни едва удается настроить. Каждый раз, когда аккорд срывается, ей хочется выть и кататься по полу от нервяка.

Керр строчит ей сообщения и спрашивает, как там Джонни, но никто не хочет спросить Ви, как она сама, верно? Это Сильверхенд — звезда вечера, воскресший и возвратившийся, как ебаный Христос.

Она волнуется перед концертом, потому что это важно. Даже если не ей.

— Ты же знаешь, с «Арасакой» у меня давние счеты, — вынужденно ухмыляется Джонни. — Они меня переебали, разобрали и едва не убили, но я выбрался из ада и, в общем, решил, что назваться демоном — не самая хуевая идея из тех, что меня посещают. Видишь эту харю? — он указывает на принт на спине куртки, что подогнала им Бестия.

— Óни, — соглашается Ви. — Горо мне как-то рассказывал. Это такие злоебучие японские демоны.

Мысли о Такэмуре неприятным осадочком остаются на душе. Он был похож на самурая куда больше, чем бешеный крикливый Джонни, он выше всего ставил честь и верность прежнему хозяину, которому был обязан всем. Ви не поддерживала такой фанатизм; время блядских рыцарей давно прошло, да упокоятся они среди радиоактивного пепла, но Горо чем-то все равно цеплял. Может, тем, чего не хватало ей самой, ввязывающейся в любые передряги исключительно ради денег и славы, а не чего-то высокого, ей, меняющей хозяев и владык от заказа к заказу. Воля клиента — закон. А вот в глаза Горо смотреть было неловко. Они у него были… чистые.

Ви щелкает по каналам, пока Джонни увлеченно рассказывает про создание группы. Она слышала это сотни раз. А может, видела своими глазами в одном из запутанных не-своих снов; там были грязные бары, много алкоголя и мелкий, но все такой же истеричный Керри. На экране телевизора вспыхивает уже намозолившая всем глаза фотка старика Сабуро — в этот раз по поводу похищения Ханако. Ви усмехается, слушая про неизвестных террористов. Ей ни капли не стыдно, только досадно… И горько из-за Такэмуры.

— А кто-то орал, что я безумный террорист и поэтому со мной нельзя иметь дело, — язвит Джонни, готовый комментировать каждую ее мыслишку.

— Эй, я не собиралась никого взрывать и становиться причиной смерти тысяч людей. Это была случайность. Так все-таки — что там про самураев?

Ви смотрит на фото покойного императора «Арасаки» пристально. Когда-то Горо пытался внушить ей, что Сабуро такой же человек, как и они все; как будто страшными тайнами, делился с ней рассказами о том, какую еду старик предпочитал… Словно это могло немного ее сдержать, присмирить Джонни, жаждущего крови.

Да, для Горо старик был почти святой, но Ви прекрасно помнила, с какой жестокой мстительностью он приказал выкорчевать душу Джонни. И злилась, потому что это было жестоко и бесчеловечно, так, как даже Смэшер не поступил бы. Он бы убил, раздавил его голову, но не обрекал на вечные страдания. Смерть всегда была честнее всех…

— Я подумал, что в наше время от чести самураев ничего не осталось, — просто говорит Джонни. — Они не достойны, чтобы с ними обращались по справедливости. Я тебе клянусь, Ви, я сам бы хотел задушить Сабуро Арасаку, а лучше линчевать его собственной машиной. Если у него еще оставалась душа. И для этого миру нужен был красный демон с безумным взглядом.

Джонни умеет говорить поэтично, расцарапывать сердца.

— Перестань мучиться, — просит он. — Мне тоже… охуеть как странно вернуться. Я снова и снова вспоминаю, с чего начинал. Все это подозрительно похоже на последний концерт, а уходить я никогда не был готов, — Джонни сухо смеется. — Даже когда отправлялся с бомбой в башню. Поэтому мы обязаны зажечь напоследок, чтобы старику на том свете херово стало.