***
— Да, ты права, как-то не вяжется оно с общим стилем, — развязно говорит Джонни, появляясь в углу ванной, когда Ви пытается отмыться от крови. Розовая вода стекает по плечам, она ожесточенно зарывается пальцами в чуть отросшие волосы.
— Я тебе ебало откушу, Джонни, какого хера, — бессмысленно ругается Ви, отмахиваясь от него. Брызги летят, попадают на энграмму, но та всего лишь идет синими помехами. Жаль, Ви посмотрела бы на мокрого взъерошенного Джонни, похожего на сердитого кота, это точно сбило бы с него спесь.
— Да брось, че я там не видел, — как будто бы правда безразлично говорит Джонни, ухмыляется.
Ви тяжело вздыхает. Все дело в восприятии, правда? Джонни уже отчасти считает ее несчастную потрепанную тушку своей, вот и стоит так спокойно, курит, пялясь на оскаленный череп на ее спине, на змею, проскальзывающую по груди.
— Ну, у каждого должна быть идиотская татуировка, набитая по пьяни, — философски вздыхает Ви. — У меня не было, это упущение, а теперь ты избавил меня от такого пробела…
— Я смотрю, ты не мелочилась, — оглядывая ее, одобрительно замечает Джонни. — Это типа… боевой раскраски? Ты считала, что, если у тебя на спине дьявольская ебанина, крутость сразу появится и приложится?
— Просто хотела сделать что-то красивое, — весьма заурядно говорит Ви, стараясь не задумываться, что он отчасти прав. — Понравился этот рисунок.
Косится на Джонни задумчиво, на разукрашенную правую руку, на «башню» на внутренней стороне плеча — определенно аркан, она к картишкам у Мисти присмотрелась, привыкла, так что сразу узнала, и не понятно, почему Джонни так презрительно фыркает иногда, когда та в очередной раз делает для них расклад. Может, для него это всего лишь красивые символы, как христианские кресты для многих.
— Как-то и не в твоем стиле, — говорит Ви, поднимая руку. — Не пафосно даже. Ожидала чего-то большего.
— У меня еще есть, на ребрах, — вдруг сознается Джонни. — Фортуна, змеюка… Тебе бы понравилось. Только показать не получится, блять, потому что у «Арасаки» технологии до такого не дошли…
— Я в воспоминаниях видела, — задумчиво отзывается Ви; иногда ей казалось, что это ее прошлое, ее память, и иногда она уже не отличала. — А как ты… вообще ощущаешь себя сейчас?
— Никак, — отрывисто говорит Джонни и смеется — горько и едко.
Она мысленно смиряется с тем, что отмываться приходится под пристальным взглядом Джонни, как будто наждачкой почесывающим ее спину. Ви уже почти не злится. Обида мягко укладывается в груди — Джонни заслужил ее веру. И сегодня помог, посуетился с поддержкой, перехватил ненадолго кибердеку и въехал в психа на стоявшей поодаль машине…
— Может, я правда тебя люблю, а? — устало язвит Джонни. Ви фыркает, чуть не захлебываясь водой. — Да не в этом смысле, — добавляет он — и сам понимает, что не то ляпнул. — Вот как кота. Как… не знаю. Просто.
Он замолкает. Ви молчит тоже, потому что сует голову как раз под душ, вымывая остатки мозгов, брызнувших прямо на нее, — а Джонни еще спрашивал, чего она так коротко стрижется! Тут особо не поболтаешь. Но она думает, напряженно осмысливает слова. Джонни чертовски болтлив, но ему верить сложно — особенно после той выходки с кражей тела.
Ви и Джонни — навсегда. Детский сад, блять. И почему ей так болезненно и тоскливо — не потому ли, что им так или иначе придется, наверное, расстаться?
— Эй, я тоже тебя люблю, придурок, — наконец говорит Ви, выдергивая Джонни из какой-то прострации. — Чуть меньше, чем кота.
Джонни красноречиво показывает ей средний палец, а Ви закутывается в полотенце и идет на запах заварившегося кофе, и все у них, может быть, не так плохо.
========== 15; дьявол ==========
Комментарий к 15; дьявол
концовка за кочевников, битва с финальным боссом. немного ау, потому что мне категорически не хватило реакции Джонни.
аркан может толковаться как жестокость, сильное увлечение, чрезмерная зависимость, вообще грубые поступки, искушение
В голове Ви плавятся синапсы, взрывается что-то. И бесится, ярится Джонни Сильверхенд, вцарапывается ей в подкорку, ненавистно истекает ядом, орет. Руки у нее дрожат, а дыхание вырывается громкое, сиплое, оглушительно пугающее ее. Она едва стоит напротив обездвиженного, будто бы распятого Адама Смэшера; она существует только на чистой ненависти. Но ее хватит. О, еще как хватит.
Смотрит в его глаза, в подобие, блядь, глаз, в ненастоящую пластину лица, покоцанную и исцарапанную, и часть Ви истерично трясется от отвращения, она не может выносить его даже так, от него шибает какой-то сосредоточенной злой силой. На ногах не удержаться. Подламываются. К горлу подкатывает кислота, замешанная с кровью, но Ви усилием загоняет ее внутрь, сглатывает, обжигая гортань.
Ей хочется рвать и метать, по винтику этого ебаного Смэшера разобрать, каждый проводок выдернуть, пытать его долго и настойчиво, как Джонни пытали, потому что месть — это единственное, что заставляет Ви жить. Что дает новые силы. Она готова была отключиться тогда, пока поднимала ворота к «Микоши», но, стоило появиться Смэшеру, ее чуть не электрической вспышкой пробило. Она снова почувствовала себя живой. Заживо сгорающей. Вот только времени нет. Надо закончить все быстро, и злые звери в Ви обиженно воют.
Даже если бы был шанс побежать, она не отступила бы. Дралась до последнего, выцарапывала ему микросхемы, плевалась бы ядом. Ви ощущает себя кибернетическим драконом с горящими механизмами. Она теряет шестеренки на ходу. Теряет себя. И все — ради того, чтобы убить одного недочеловека.
Ви плевать на моральные дилеммы. Она знает уебков, полностью состоящих из мяса и костей, но таких же уродов, как Смэшер. Он просто зарвавшийся убийца. Ее искренне злит его бешеная самоуверенность. Думал, можно заковать себя в новейшую броню, и никто тебя не достанет? И ты спасешься от этого города? Не уничтожит он тебя, не перемелет? Хорошо устроился? Так встречай, сука, воровку с ножичком, она вобьет его тебе между пластинами, перережет все трубки, за счет которых ты живешь.
— Привет тебе от Джонни Сильверхенда, — хрипит Ви, и голос ее расслаивается, раздваивается, и на миг кажется, что она снова часть чего-то большего, общего, крепко спаянного. Чувствует Джонни, молчаливо подставляющего ей плечо. Его пьяную, довольную улыбку. Вкрадчивый голос, шепчущий Смэшеру последние оскорбления.
— Ты еще кто… — поломанно выводит тот.
— Мы, — в унисон отвечают Ви и Джонни. — И мы пришли за твоей головой, Адам Смэшер.
На совести его сотни других людей, но ломающееся сердце Ви болит за Джонни больше, чем за всех остальных. Потому что ее мучили и разбирали вместе с ним. Потому что Смэшер убил их, растоптал — и этого Ви не может простить.
«Малориан» ложится в руку, короткая вспышка огня — выстрел в упор. Все кончено. Падает он с каким-то неживым, металлическим лязгом. Как кусок арматуры. А Ви пробивает вспышкой ликования, торжества, и она тоже падает, отступая, находит спиной колонну. Перед глазами все плывет, и она заливается слезами, откашливается кровью, и лицо ее наверняка не хуже дьявольской маски «самурайского» демона.
— Ви, все норм, ты молодец, ты крутая, — бормочет Джонни, как-то оказавшийся рядом. — Давай, немного осталось, нам бы только доползти. Блядь, Ви, ты же видишь, таблетки перестали меня блокировать! Ты сейчас развалишься!
А она рыдает, уткнувшись ему в плечо, задыхается воображаемой горечью сигарет, и Ви остро понимает, что смерть близко-близко, рукой подать. Потому что она снова пережила пытку «Душегуба». Потому что Джонни колотит тоже, он чувствует это — их силу, их отмщение, и Ви страшно думать о том, что их сейчас распилят, растащат в разные стороны. И они до боли цепляются друг за друга.
— Ты же настоящий? — сипло спрашивает Ви, касаясь вымораживающе-холодной металлической руки.
— А ты? — Джонни скалится непокорным зверем, зеркалит ухмылку. — Давай, малыш. Последний рывок.
— Ты… ты рад, что мы его убили? — с надеждой спрашивает Ви, размазывая кровь по лицу. — Теперь можешь жить спокойно, Джонни. И Бестия тоже. И…
