Ламберт пораженно уставился в ее затылок. Он очень редко видел ее такой, и, как правило, эти вопросы всегда касались его собственной безопасности.

Но что сейчас могло ее напутать? Может, Лютик нечисть? Может, он как-то высасывает из него силы?

Но Ламберт оказался слишком высокого о себе мнения. Кейра сказала:

— Это всегда легче, пока ты не понимаешь, что это все люди. Дети. Настоящие. Живые… До этого момента это просто что-то. Манекены. Куклы. Что угодно.

Ламберт нахмурился и встряхнул головой.

— Я не понимаю, о чем ты.

Кейра вдохнула и повернулась к нему, на этот раз снова спокойная.

— Ничего, просто я не ожидала увидеть его.

— Ты его знаешь?

— Да. Пять видео. Четыре по часу, одно — два.

У Ламберта потемнело в глазах.

От раздражения, злости, шока.

Неясное чувство завязалось в тугой комок в его груди. Ему на секунду показалось, что он даже потерял опору, но прочно вцепился в перила на балконе, так что удержался.

Два часа. Два часа сексуальных пыток и насилия. И четыре — по часу.

В голове это звучало эхом.

— Уверена, у тебя сейчас такое же лицо, как и у меня, — криво усмехнулась она. — Только я все их смотрела. Почти полностью. Разрешается перематывать с учетом не упускать важных действий… Важные действия это все, что новое. Все, что не было на пленке до этого. Проще говоря, если на видео было четыре сцены минета, то я могу промо…

— Хватит, — попросил он, зажмурившись, а после открыв глаза и посмотрев на нее. — Не хочу даже слушать об этом.

Она кивнула.

— Понимаю. Вот меня так и… не знаю, прищемило. Просто… Я помню эти крики, громкие, надтошные, просьбы остановиться и все, что там прои…

— Я же попросил тебя заткнуться! — не выдержав, крикнул он.

Кейра вздрогнула и удивленно на него посмотрела.

Ламберт дышал тяжело и сбито. Снова то чувство, которое появилось в первые дни, когда он думал об интервью. О том, что Лютика заставят рассказывать. Вспомнить.

Та неясная, сильная злость на то, что это вообще происходило.

Необъяснимая, животная.

Ламберт редко так злился.

Но ему не хотелось об этом слышать, не хотелось об этом даже думать!

Этого не было, это не про Лютика. Нет, не про него, его не насиловали, его не трогали, над ним не издевались!

Ламберту физически плохо было об этом думать.

— Ох, вау… — прошептала она. — Что ж, вижу, твоя связь с ним сильна.

Ламберт моргнул. Связь? Чудесно. Но абсолютно ничего нового.

Было бы странно, что будучи в таком контакте, имея такую эмпатию, чувствительность, доверие, у них бы не образовалась связь.

Конечно, человек, чей ужас — твой собственный ужас, стал для него так близок.

Возможно, именно поэтому Ламберта сейчас так дергало. И именно поэтому Лютику доверялся ему снова и снова, игнорируя боль.

Связь.

Ламберт потер глаза.

— Да. Окей. Может быть… но не говори об этом, ладно? Не надо.

— Поняла. Ладно, — она пожала плечами. — Так ты хочешь найти его родителей?

Ламберт кивнул, смотря на город, глубоко дыша и чувствуя себя опустошенным.

— Бедный мальчик, — прошептала Кейра, покачав головой. — Но я вижу, что ты ласков с ним.

— Я… не всегда.

Кейра удивленно на него посмотрела, вскинув брови.

— Это сложнее, чем кажется. Я был уверен, что всегда буду к нему добр и нежен, ведь по-другому быть не может. Но когда ты живешь каждый час в напряжении и страхе за него… Что можешь задеть его, что он что-то увидит, что-то вспомнит, тебе в один момент голову срывает и контролировать себя невозможно. А происходит это всегда в момент, когда контролировать себя надо в два раза больше.

— Да уж, представляю, как тебе тяжело с дисциплиной.

— Это не о дисциплине. Это о терпении. Его должно быть херова туча. Я не знаю, порой, как с ним справляться, чтобы не навредить. Понимаешь, он всегда — обнаженный провод, всегда ему нужна поддержка, ласка и тепло. Каждую секунду. А каждый твой косой взгляд — даже не на него — для него равноценно предательству. Он пугается этого, и ты начинаешь его успокаивать, утешать, что это не из-за него. Он не верит, продолжает бояться, и ты начинаешь злиться уже на него. Он это чувствует и начинается истерика, на истерике уже все, ты шлешь все к черту и уходишь, оставляя его одного.

Ламберт глубоко вдохнул, осознав, что говорил на одном дыхании.

Да, Кейра — это не тот человек, которому он бы хотел исповедовать свои грехи, но, видел Бог, ему было необходимо выговориться, пока он не задохнулся в собственной вине.

Кейра смотрела на него во все глаза, пораженно моргая. Ламберт тяжело выдохнул, ощутив, что сбросил лишь часть груза, но это было уже что-то. Даже если она не поймет, даже если осудит — ему уже стало легче просто из-за того, что он сказал это вслух.

Что да, он виноват.

Он проебался.

Но он все прекрасно понимает и он хочет исправиться.

Но Кейра, на удивление, не осудила. Ее взгляд смягчился, и, Ламберт клянется, он никогда не видел у нее такого взгляда. Если не считать те дни в больнице. Но те дни в больнице она провела с таким видом, будто бы сидела на чьих-то похоронах.

— Да, я могу это понять, — сказала она тихо. — Я вообще не знаю, как ты с ним справляешься! Я пару раз имела дело с такими людьми, как Лютик, и с ними… с ними же даже говорить невозможно! Вы вообще разговариваете?

— Да, и достаточно много, — кивнул Ламберт. — Но мне далось это не так легко. Сначала я тоже думал, что говорить с ним — безумие. Было куча неловких пауз, когда я просто смотрел на свои руки и не знал, что мне сказать. Но со временем Лютику стало легче, и это заметно. Мы спокойно с ним говорим о… многих вещах, — сказал он, запнувшись. Чаще всего они обсуждали Лютика. Его состояние. И их будущее. Немного Ламберта. Но Ламберт считал это чем-то абсолютно здоровым, ведь в начале любых отношений сначала надо узнать друг друга и разобраться.

— Ох, вау. Мило, — она улыбнулась. — Но ему тяжело?

— Очень, — вынужден был признаться Ламберт. — И поэтому я срываюсь иногда… Не знаю, что с этим делать.

Кейра понимающе кивнула.

Ведь, все-таки, кому как не им знать, что значит срываться. Впадать в бешенство. О да, по меркам Кейры, каждый срыв Ламберта с Лютиком — это скорее поцелуй, чем удар.

Сам Ламберт никогда не был с ней так нежен, как был с ним в свои срывы.

Ни с кем и никогда он не был так по-настоящему нежен, как с ним.

Да, это правда, но ведь Лютику, с его чувствительностью, этого просто не объяснить. Да и не в объяснениях тут дело было. Лютик чувствовал, и словами эти чувства не исправить.

Если Лютику было больно, то надо было избегать этой боли, не допускать ее, а не пытаться исправить словами.

Чтобы исправить ее словами, пришлось бы потратить много, очень много времени.

— Ну… У меня есть предложение. Чтобы не срываться.

Ламберт вскинул голову, впившись в Кейру взглядом. Скорее всего то, что она предложит будет очень плохим советом, но он знал, что скорее всего он все равно окажется рабочим. Такова была Кейра — к цели через слез, боль, но чтобы наверняка.

А наверняка бывает только через боль.

Ламберт убедился в этом на собственном опыте за эту неделю, что болел Лютик.

Ламберт никогда не был так включённым в чью-то жизнь, как в эти дни. Он даже в свою жизнь никогда не был так включен, как в Лютика все это время.

Следить за его состоянием, каждую секунду чувствовать Лютика, его настроение и состояние. Чтобы не делал, смотреть периферийным зрением за его лицом, чтобы знать, что все нормально.

Чувствовать странную боль в груди, когда Лютику плохо.

Хотеть рыдать, когда Лютик просто лежит и страдает, ничего не говоря.

Бояться спать ночью, чтобы не пропустить повышение температуры.

Ламберт ощущал себя отцом с месячным ребенком на руках.

И ко всему этому, он был уверен, ему придется прислушаться к совету Кейры, чтобы когда-нибудь случайно снова не навредить Лютику.