Наверное, сказывалась жалость. Ламберт все равно человек, у него есть чувства и эмоции, и он понимал, что что бы не произошло с тем пацаном — это что-то очень страшное. А вызов полиции, возможно, был не из-за смелости, а из-за в край поехавшей головы.
Лютик недоверчиво на него посмотрел и сильнее замотался в покрывало. Ламберт понимающе улыбнулся и посмотрел в окно. Раздался выстрел.
И где же он видел это лицо раньше? Может, по новостям?..
— Ты же сказал, что идешь в отпуск?.. — Джек сел напротив него, вскинув брови. — Дело закрыто, алло! Идут суды и все такое. Тебе даже деньги вроде уже выплатили. И даже ничего не зажали!
Ламберт поднял на него тяжелый взгляд. Да, дело было закрыто, ему все выплатили и теперь он был свободен. Но…
— Вы что-то узнали про этого Лютика?
Джек пораженно вскинул брови.
— Это даже не его имя, ты знал?
— Догадывался.
После того вечера он Лютика ни разу не видел. Лютику было запрещено сейчас общаться хоть с кем-то. Кроме журналистов. Пацана силой пихали в камеру и задавали кучу непонятных вопросов, после которых и у человека, которого просто изнасиловали, началась бы истерика, что уж говорить про года сексуального рабства.
Ламберт так и не увидел ни одного интервью с ним.
Так что да, он мог просто уже уехать. Но почему-то не уезжал.
— Это просто кличка. Вроде, сам себе придумал, не знаю. Он почти не разговаривает и очень плохо отвечает. Дерганный, что пиздец, нервный. Сегодня надо было его на освидетельствование везти снова… Ну, мы знали, что там все плохо будет. Когда просто тело осматривали — пиздец был. Его так трясло. А тут же надо было на кресло усадить и ноги раздвинуть. Все — сразу истерика. Ну, пришлось успокоительным накачать, без проблем уложили.
Ламберт едва рот не раскрыл.
— Какое, блять, успокоительное? Он вам что, животное какое-то?
Джек удивленно уставился на Ламберта, а Ламберт с таким же удивлением на него.
Он плохо понял, откуда такая резкая реакция, но все эти слова показались какими-то противоестественными, и что-то в Ламберте… отозвалось так.
— Ламберт, ты его видел? Реально как животное же! Ты же… ты же слышал, да? В третьем лице о себе говорит! Пиздец жутко.
Ламберт медленно моргнул, глядя на то, с каким лицом об этом говорил Джек. Будто бы в самом деле, Лютик для него какое-то неясное дикое животное, на которое смотреть было и интересно, и страшно.
— Еще ничего найти о нем не можем. Ни родителей, ничего… Сам ничего не рассказывает. Сидит, смотрит на пол. Иногда плачет.
Ламберт покачал головой и резко встал:
— В какой он больнице?
— Клинч Мемориал. А что? Тебя все равно не пустят без удостоверения полиции.
— Отлично, только что я его получил, — он резко взял с с соседнего стола чье-то удостоверение и пошел на выход.
— Ламберт, это же не твое!
— Если бы ты знал, как мне насрать! — крикнул он и захлопнул за собой дверь.
Внутри он ощущал какое-то грызущее бессилие и злость.
Он не мог забыть о Лютике, но это было терпимо. Не терпимо было такое обращение.
Он понимал, что так себя ведут далеко не с каждым, но тут пацан без семьи, для них это ходячая улика. А то, что у них эти улики вешаются одна за одной — всем насрать!
Ламберт же прекрасно знал, что это все отговорки, что все эти подробности — только для историй и журналистов. Всех их в любом случае ждет пожизненное без возможности досрочного. Но нет, нужно рассказать, как кого-то насиловали битой бутылкой!
Только от представления, что о таком напишут на каком-нибудь сайте какого-нибудь издания, что там будут фотографии Лютика, Ламберта скручивала иррациональная злость.
Нет, где-то он видел Лютика. Он его знал. Не мог не знать — иначе бы что-то неясное из его головы так бы не откликалось на Лютика. Это было что-то на уровне его интуиции, оно просто было и Ламберт знал, что это правильно.
В конце концов, он просто привык делать первое, что взбредет в голову — иначе бы просто сдох от скуки.
Он надел солнцезащитные очки, вызвал такси и выдохнул, посмотрев на удостоверение, которое фактически украл. Грег. Ламберт хмыкнул. По факту, ему оно даже и не нужно.
В двадцать первом веке, если ты ведьмак — тебе открыты все двери.
Наконец ведьмаки вошли в моду, и Ламберт свято хотел верить, что не выйдут из нее максимально долго.
В больнице было достаточно многолюдно и еще на входе Ламберт заметил краем глаза парочку журналистов, презрительно фыркнув. Все говорят, что хирурги — самые циничные люди. Что ж, они просто не были хорошо знакомы с журналистами — те лезут с каверзными вопросами к людям, едва спасённым из рук дьявола.
Эти дяди с удостоверением на шее спрашивают у плачущей девушки «так в какой позе он трахнул тебя?»
Спрашивают у убитой горем матери «так что, ваша дочь — она и вправду была шлюхой? Как вы думаете, она это заслужила?».
Ламберт относился к этому как к такому себе развлечению, а теперь, представляя, что в Лютика тыкают микрофоном и спрашивают, как часто его насиловали и какими именно предметами, Ламберта охватывает дикая, неясная ему злость.
Он так и застыл в регистратуре, глядя безумным взглядом сквозь стекла очков на отполированную поверхность.
Почему он так реагирует? Нет, это не он, это что-то глубоко в нем — иррациональное, над ним и его сознанием. Что-то внутри него рычит, злится, не находит себе места.
Словно интуиция.
Ламберт тихо выругался себе под нос.
— Вам что-то подсказать? — за стеклом выскочила девушка с натянутой улыбкой и туго завязанными в хвост волосами.
Ламберт медленно моргнул.
— Да. В какой палате находится Лютик?
Медсестра тут же поменялась в лице. Она внимательно посмотрела на Ламберта, прищурившись, и, пока она не успела открыть рот, Ламберт резко снял с себе очки, вгрызаясь ядовито-желтыми глазами в ее белое лицо.
Медсестра пораженно ахнула, сказав:
— Ох, вы работали над этим делом, да? Ламберт! Я вас знаю! Я…
— В какой блядской палате Лютик? — рыкнул Ламберт, и девушка ойкнула
Она пробормотала номер палаты и Ламберт, кивнув, повернулся, быстро идя к лифту, натягивая очки на макушку.
Еще минуту, пока он ехал в лифте, агрессивно пытался проанализировать свои чувства и эмоции по поводу Лютика. Может, они в самом деле знакомы? По пьяни он крестил младенца? Это был Лютик?
Кто этот блядский Лютик?
Ламберт понял, что ни к чему, кроме как липкого раздражения эти размышления не приводят, так что он благоразумно решил забить на них хер.
Лифт звякнул, и Ламберт быстрым шагом пошёл к палате, и лишь на миг замер над дверной ручкой, съедаемый неуверенностью и страхом. Перед кем? Перед Лютиком?
Ламберт медленно моргнул и покачал головой, а затем так же медленно открыл дверь, чтобы не напугать. Он помнил, каким дерганным был Лютик.
Палата оказалась просторной и светлой — отпечаток человеческого отношения. Ламберт презрительно фыркнул и, закрыв дверь, заглянул вглубь палаты.
Лютик испуганно вскинул голову и уставился на него загнанным взглядом.
— О, пацан… Извини, что без приглашения, но, как я полагаю, средств связи у тебя нет, — Ламберт засунул руки в карманы, неуверенно подходя ближе. Внутри он искренне удивился: он? Не уверен? Да когда такое было?! Да, вчера на задание, но там была опасность! А сейчас какая опасность?
И что-то пролепетало изнутри его головы: опасность напугать Лютика.
Ламберт отмахнулся от этой мысли.
— Нет, — согласно кивнул Лютик, внимательно оглядывая Ламберта с ног до головы.
В больничной палате, на фоне белых стен, Лютик выглядел еще более болезненно и плохо, чем в ту ночь. Теперь Ламберт видел, насколько он был худой и болезненно-бледный, с впалыми щеками и тусклыми глазами, синяками под глазами, вшитым в его радужку страхом.
Да, не человек. Зверек.
— Я присяду? — спросил Ламберт, склонив голову вправо и, дождавшись кивка, взял стул и присел рядом с кроватью.