В квартире Робби, помимо него, жило ещё несколько человек – его друзей, помогавших ему с квартплатой. Все они знали Тамару в лицо, но ни с кем из них она особенно не дружила.

В комнате Робби – бардачной и свалочной – был перманентный железный беспорядок. На рабочем его столе (где стоял компьютер, из которого играла музыка) лежала большая блестящая пластина, на которой остывал паяльник. Он источал характерный запах плавленого железа, расплывавшийся по всей комнате.

– Чем ты тут занят? – удивилась Тамара, проходя. Робби подставил ей стул, пнув её ногой.

Здесь стоит отметить, что почти везде, где часто бывала Тамара, у неё были собственные стулья и табуретки. К примеру, дома на кухне у неё был Табуретус с мягким седалищем. В квартире бабушки – резной Треуглорет из тёмного дерева, отличный от других вырезанным посередине седалища небольшим – с палец сторона – треугольным отверстием. Кто, когда и зачем его вырезал – неизвестно, известно лишь, что шалость удалась. Даже в школе у неё был отдельный стул, Жуйкин. Тамара отличала его по плотно прилипшим к нижней стороне седалища трём жвачкам, поставленным в ровный ряд и уже давно превратившимся в окаменелости.

Что до квартиры Робби – то Задира собственноручно изготовил для неё совершенно особенное сиденье, деревянное, на шести стальных ногах, с удобной спинкой и даже крючком для Стикера. Имя стулу придумал тоже Робби – он назвал его Мсье Многоногом. А Тамару, севшую на него, Робби с тех пор стал в шутку звать Многоножкой.

Ей нравилось.

– У меня как раз шёл процесс, поэтому я отключил телефон, – объяснил Робби, проходя к своему столу.

– А что именно ты хотел сделать? – спросила Тамара, пододвигая к себе Мсье Многонога и аккуратно на него присаживаясь.

– Да балуюсь… Хочу понять, как это вообще происходит, а то скоро тридцать, а я с паяльником ни гу-гу… А ты-то что пришла?

– А! Слушай, очень важное дело. Слышал когда-нибудь про «Стаккато»?

И Тамара пересказала ему то, что вчера рассказывала бабушке – про Свету, её театральный клуб, закрытие и её, собственно, обещание Свете найти новых участников.

– Ты хотел бы вступить, Задира? – спросила, наконец, Тамара. – Будем выступать на сцене и…

– А ты уверена, что сможешь? – Робби взглядом указал на Стикера и на Тамарины ноги. Та нахмурила брови.

– Конечно смогу! Я всё смогу и не смей мне доказывать обратное! Я пришла тебя пригласить. Пошли со мной! Сыграешь на сцене. Новый опыт, впечатления, всё такое…

Задира Робби, присевший возле компьютера, почесал круглый нос.

– Я бы и рад, но… Не хочу.

– Чего? – удивилась Тамара. – Не хочешь?! Почему? Театр это ведь…

– Что угодно, но не театр, – Робби покачал головой. – Из меня артист как из тебя оперная певчиха… Так, вот только распеваться здесь не надо, Сэта разбудишь…

– А, точно, – вспомнила Тамара, уже приготовившаяся запеть, и понизила голос. – Ну ладно. Но почему…

– Потому что не моё это, – отмахнулся Робби лениво. – К тому же, сама подумай: ну куда мне, двадцативосьмилетнему оболдую, в подростковые клубы лезть? К тому же, я ещё и работаю, так что не смогу там ничего сделать. Тухлая это, Многоножка, затея – меня туда звать.

– Это ты тухлый… – беззлобно махнула рукой Тамара. Чего она уж точно не ожидала – так это того, что Задира откажет ей. Впрочем, причины он называл вполне себе адекватные, и, подумав, она решила, что он и правда странно бы смотрелся на сцене.

– А чего ты вообще туда сунулась? – спросил Робби. – В актёры собралась податься?

– Да вот сама не знаю, – вздохнула Тамара, скрестив руки. – Как говорил один дядька – «торкнуло» меня что-то. Ведь наверняка этот «Стаккато» хорошее место, а закроется из-за ерунды. Ну, то есть – из-за того, что Света впала в отчаяние. Это не ерунда, конечно, но…

– Я понял, понял.

– Ну и вот… Я подумала, что смогу хоть что-то сделать. То есть, мы, конечно, почти что не знакомы с ней и вообще столкнулись случайно. Думаешь… зря я это затеяла? – спросила она осторожно.

Про себя она подумала, что если Задира скажет, что всё зря, и что это её выдумки – то идея пропала, и «Стаккато» можно смело закрывато и актёров разгонято. Словам Робби Тамара верила гораздо больше, чем собственному рассудку, и даже если бы он всерьёз сказал, что луна – это солнце, то Тамара решила, что Робби прав, а весь мир долгое время ошибался.

– Ну почему… – неуверенно пожал плечами Задира. – Идея-то на самом хорошая. Вот только сильно ли ты расстроишься, если у тебя ничего не выйдет?

– Света расстроится куда сильнее. Хотя никому, наверное, не скажет…

Совершенно недовольная, Тамара покинула общежитие, где обитал Робби, и поковыляла домой, размышляя, где ей взять ещё пятерых людей.

«Допустим, – думала она, – Агата может согласиться. Она любит читать, и выглядит одинокой, так что её точно надо будет позвать. Но кого ещё позвать… Может быть, Дениса?».

От предвкушения того, что они с Денисом будут видеться в «Стаккато» чаще, Тамарино сердце затрепетало. Но потом Стикер любезно напомнил о себе, сказав что-то вроде «кто вообще захочет встречаться с такой, как ты?».

– Кто-нибудь, да захочет!.. – упрямо заявила Тамара, пошуршав одной ногой рыжие листья. Некоторые из них похрустели.

Она шла мимо небольшого бескрышного кирпичного сооружения, внутри которого располагались мусорные контейнеры. С правой её руки – со стороны Стикера – шла неширокая дорога, по которой иногда проезжал автомобиль. За дорогой лежал плавный уклон, обычно покрытый либо травой, либо толстым слоем снега (сейчас же было что-то промежуточное). Уклон скатывался в детскую площадку; на определённом отрезке его были даже каменные ступеньки, но они лежали впереди и пользоваться ими Тамара не собиралась.

Зато юноша с орлиным носом, одетый в чёрную куртку и штаны, ещё как собирался: взбежав на полной скорости по этим ступеням, он чуть не взлетел, бросился вперёд, вбежал к контейнерам и, недолго думая, юркнул в один из них, на секунду – даже меньше – встретившись с Тамарой взглядом, таким же острым, как его нос.

– Куда он побежал?!! – спросили её двое запыхавшихся мужчин в форме, выбежавших по тем же ступенькам.

У Тамары не было, и не могло быть доверия к человеку, которого она видела всего секунду – поэтому она показала пальцем на мусорные контейнеры, намекая, что он в них.

– Спасибо, – поблагодарили её полицейские спустя время, выводя со свалки того самого парня. Он зло на неё зыркнул, но Тамара никак не ответила на его взгляд.

– Ты вообще, парень, знаешь, что такое статья за вандализм? – спросил один из полицейских, пока второй вызывал машину и называл координаты места.

Юноша угрюмо молчал.

Заметив взгляд замершей на месте Тамары, полицейский почему-то решил объяснить:

– «Звезду Народов» распилить хотел. На металлолом сдать, небось? – спросил он угрожающе у задержанного.

Тот весь скукожился.

– Не распилить, а сломать, – сказал он тихо.

Тамара решила, что ей больше нечего здесь делать, и свой законный долг она выполнила. Она осторожно прошла мимо полицейских и пойманного парня, заслышав часть их диалога:

– Тыщу раз вам повторял…

– Правду говори! Зачем ломал?!

– Захотелось.

– Штраф захотелось платить? Или в СИЗО загрести?!

– Хотел сломать её. А не её – так что-то другое сломал бы. Я хотел бы сломать что-то красивое.

Последняя его фраза надолго засела в голове у Тамары, но та не посмела ни обернуться, ни тем более препятствовать полицейским. У неё было мало опыта общения с правоохранителями, и совсем не хотелось увеличивать этот опыт.

Именно такой была Тамарина первая встреча с Ромкой Твариным, который – среди всех, кто его знал, – носил простую и неблагозвучную кличку Тварь, являющуюся синтезом его фамилии и характера. Конечно имя и кличку его Тамара узнала позже, не говоря уже о характере, но нам обо всём следует рассказать по порядку, и обо всём – в своё время.