– О руке с ножом? – хмыкнула Мирьям.

– Например, – улыбнулся Массимо. – В самом деле, нельзя сказать со всей уверенностью, чья эта рука. Возможно, ошибка при реставрации, ибо она в самом деле выглядит неанатомичной.

– Да, нам рассказывали. А еще меню, – вспомнила Мирьям. – Нам рассказывали, что еда точно соответствует тому, что появлялось на столах во время еврейской Пасхи: пресный хлеб, харосет, поджаренный ягненок, вино и травы.

Молодые люди двинулись дальше по вымощенной улочке, освещенной стеклянными витринами уже закрытых магазинов. Мимо то и дело пробегали трамваи так близко друг к другу, что дух захватывало! Здесь стало значительно оживленней, на остановках толпились люди, другие куда-то спешили. На подходе к сердцу города все больше попадалось ресторанов и баров, работающих до полуночи и дольше. Здесь жизнь вообще никогда не замирала, даже ночью. Улицы вскоре заметно расширились, вереницы машин уже ехали не по трамвайным путям, а рядом, палаццо стали более монументальными и помпезными, балконы теперь были украшены не только лепниной, но и внушительными колоннами и статуями.

И вдруг, словно вспышка в ночи, сверкнул Дуомо. Гейне утверждал, что самый прекрасный вид Дуомо приобретает при лунном свете. Увы, Милан нынче освещен исключительно электрическим светом, который затмевает и луну, и звезды, но в ночи он действительно прекрасен: настоящая беломраморная жемчужина, устремляющая в темно-синее небо сотни своих шпилей. И даже сверкающая ожерельем окон галерея Витторио Эмануэле II не в состоянии перетянуть на себя внимание, поскольку Дуомо Милана – шедевр архитектуры, который поражает любого, оказавшегося на одноименной площади: количеством кружевных готических башенок, статуй исторических личностей, горгулий и других декоративных фигурок, а также невероятно гармоничным смешением архитектурных стилей, ведь собор строился более пятисот лет!

Вот и Мирьям, коренная жительница города, нередко бывавшая на Пьяцца Дуомо, в который раз завороженно воззрилась на базилику, замедлив шаг. Созерцание такой непревзойденной красоты вносило в душу умиротворение, успокаивало…

Почти всю ночь Мирьям и Массимо провели на площади. То бродили вокруг Собора, то прогуливались вдоль Галереи, то сидели на ступенях памятника Витторио Эмануэле II, первому королю Объединенной Италии. Народу вокруг было немного: лишь несколько нетрезвых компаний да влюбленная парочка.

Массимо говорил много, стараясь увлечь Мирьям разговорами об искусстве и архитектуре. Она с большим интересом слушала его, но комментировала мало. А когда Массимо пригласил Мирьям на экскурсию внутрь Дуомо и на крышу, гонщица отклонила приглашение, сказав, что и собор они с однокурсниками недавно посетили.

Только это не было правдой…

Обескураженный Массимо начал вносить другие предложения, но Мирьям ничего не обещала, ссылаясь на серьезную загруженность и отсутствие времени на развлечения. Она словно держала своего парня на расстоянии, пресекала все его попытки приблизиться, вся напрягалась, когда он обнимал ее за плечи, и ловко уворачивалась, когда он предпринимал попытку поцеловать. Он расстраивался и даже сердился, правда старался не показывать вида. А Мирьям улавливала настроение Массимо и жалела, что согласилась на его компанию этой ночью. Лучше бы она отправилась гулять в одиночестве…

Что послужило причиной такого резкого неприятия, Мирьям толком не могла объяснить. Может, недавняя беспричинная вспышка Массимо, может, желание отгородиться от всех, а может, что-то другое, чего она не могла понять.

Наконец, часа в три ночи они двинулись в обратный путь. Теперь уже молчал и Массимо, устав за столь длинную ночь. Когда они добрались до своего двора, там стояла звенящая тишина. Ни одного окна не светилось, ни звука не доносилось.

– Хочешь, я поднимусь? Чтобы ты не оставалась одна… – шепотом предложил Массимо с волнением.

Мирьям одарила его внимательным взглядом, от которого у Массимо запылали щеки.

– Спасибо, мне уже лучше. Тем более через пару часов уже вставать.

– Но эти пару часов мы могли провести вместе! Я все сделаю, чтобы ты не чувствовала себя одиноко, – прозвучал в его голосе намек.

– Ты готов жениться? – сузив глаза, осведомилась Мирьям, прекрасно зная, что таким вопросом можно отлично испугать любого парня.

– Жениться?! При чем тут это? – Массимо от удивления даже глаза округлил. – Я лишь предлагаю спасти тебя от одиночества!

– Спасибо. Чао! – Мирьям, не подарив ему прощального поцелуя, шагнула в сторону подъезда.

– У тебя устаревшее воспитание, Мирьям! И устаревшие принципы жизни. Как ты выживешь с ними в современном мире и одна? – насмешливо, как в детстве, сказал ей в спину Массимо.

Мирьям застыла на полушаге, потом резко обернулась.

– Лучше одна со старыми принципами, чем с кем попало по последнему писку моды.

Сказав это, она проскользнула в подъездную дверь и стремительно, едва слышно ступая, взбежала на третий этаж.

Не раздеваясь, Мирьям свернулась калачиком на диване, накрыла голову подушкой и моментально заснула. Через два часа ее безжалостно разбудил будильник. Правда, как это ни странно, она не чувствовала себя разбитой. Наоборот, быстро вскочила, умылась и, позавтракав молоком с бисквитами, торопливо покинула квартиру.

Выйдя на улицу, она облегченно вздохнула, будто избавилась от гнета. Потом зябко поежилась: осенние утро обволакивало промозглой прохладой. Едва Мирьям завернула за угол дома, как от кустов отделилась тень и метнулась к ней. Мирьям испуганно шарахнулась, но потом выдохнула, почувствовав, как ослабли колени. Это был отец Массимо.

– Паоло, ты напугал меня…

– Прости, Мирьям, я не хотел. Не хочу быть замеченным. Как ты? – спросил он тревожно, сжав ее плечо.

– Нормально. Что случилось? – встревожилась Мирьям.

– Можно попросить тебя об одолжении?

– Конечно, Паоло!

– Никому не говори о нашем разговоре, даже Массимо, прошу тебя!

– Хорошо, – пообещала Мирьям, настороженно глядя на него. Паоло был взлохмачен, постоянно посматривал вдаль улицы, будто ожидал появления кого-то, чтобы успеть спрятаться. Его поведение показалось Мирьям крайне подозрительным.

– Я хочу помочь тебе. Не могу оставить тебя в беде. Я с удовольствием приютил бы тебя, но… – Он запнулся. Потом вынул из кармана руку. – Вот, возьми, – и протянул купюру в пятьсот евро.

Мирьям отпрянула, будто из кармана он вытащил пистолет.

– Нет! Я не могу! – категорично отказалась она.

– Возьми! – наставил Паоло. – Ты дочь моего обожаемого старого друга! Я видел, как ты росла. Я всегда относился к тебе, как к дочери! – пылко говорил он вполголоса. – Ты и была, по сути, для меня таковой! Я все твое детство возился с тобой и помогал твоему отцу тебя растить! Бери!

– Но ты не мой отец! – возразила Мирьям, тем не менее потрясенная его признанием и экспрессивностью. – Лучше отдай их Массимо!

– С Массимо я разберусь! Бери и не возражай! – Казалось, Паоло начал терять терпение. – Помни: ты обещала держать эту встречу в секрете! – и с этими словами он торопливо направился прочь.

Мирьям, растерянная, стояла посреди улицы. Потом засунула деньги во внутренний карман куртки, твердо решив, что не будет их тратить, а позже, когда наладит свои дела, вернет их Паоло.

А вечером она нашла в своем почтовом ящике еще один конверт с купюрами, адресованный ей, но без адреса отправителя. Кто это мог быть, Мирьям не имела представления, ведь все, кто хотел помочь, уже сделали это открыто, как Паоло, Анджело, родители лучшей подруги…

Слезы навернулись на глаза Мирьям от благодарности ко всем тем, кто не бросил ее в трудную минуту. Она по-прежнему чувствовала себя одиноко, но, как оказалось, рядом существовали люди, готовые подставить плечо, поддержать.