– Если честно, что-то в этом духе я и думал, – сознался я. – Но мне так сказал отец. И Джоан. Она тоже не раз давала мне это понять. И не то чтобы я жалел, что учусь там. Мне нравится.
– Мне казалось, будет неплохо, если ты и Лукас какое-то время проведете вместе. Это не восполнит прошлых лет. Но когда родные братья встречаются только по праздникам и в дни каникул – это неправильно.
Я был удивлен. Я молчал, не зная, что сказать.
– Ты говоришь с ним о маноре, о нашей жизни здесь? Вы разговариваете?
– Дед, – сказал я. – Прости. Мы почти не общаемся, если честно.
– О ваших предках, – продолжал он, – об истории этого дома? О Ласар Гиале? О католичестве? Когда ты ходишь к мессе, ты берешь его с собой? Он ведь крещен в католичестве, как и ты.
Я покачал головой.
– Прости.
Он тяжело вздохнул и замолчал, глядя в огонь.
На дворе уже совсем стемнело. Снова пошел снег, за окном, подсвеченные нашей лампой, летели и летели снежные хлопья.
– Три года назад, когда Лукас приезжал, я провел его по всему манору, показал Арсенал и часовню. Но ему было не интересно. Он все время смотрел в свой этот, как вы его называете, айфон, что ли? Я хотел рассказать ему о Стюартах и Мак-Грегорах, которые жили в этих местах бок о бок. О том, как здесь, в часовне Святого Колумбы, тайно, под угрозой смерти, служили мессу каждое воскресенье в то время, когда у власти был Кромвель и его банда. Но я просто понял, что он не слушает меня, и замолчал.
– О том, как круглоголовые[41] пришли, когда священник уже приступил к Евхаристии, и женщины и дети спустились во двор и отвлекали солдат?
Алистер кивнул.
– Именно это, да. Отвлекали солдат, пока отец Гилберт не освятил хлеб и вино и не унес Святые Дары в тайную комнату, и там его спрятали вместе с Чашей. Солдаты обыскали весь дом, но не нашли ничего и никого и ушли. А после этого Святые Дары снова перенесли в часовню и мессу завершили уже там.
– У меня с детства мурашки по коже от этой истории. Как представлю, как оно было. Ну и гордость. И горечь вместе с ней.
– Это было очень опасно, – кивнул Алистер. – В доме в то время почти не было мужчин, защитить его было некому.
– А всё добрые люди, – добавил дед после короткого молчания. – Кто-то же из них донес, что в доме у Короля-Рыбака служат мессу. И во времена Кромвеля, и после Каллодена солдаты приходили сюда. Только однажды Кэмпбеллам удалось разграбить манор, и тогда пропал Ласар Гиал. Но во все другие дни Господь хранил этот дом и всех, кто в нем.
Мы оба долго глядели в осыпающиеся руины раскаленных углей. От них шел сильный жар. В комнате стало совсем темно.
Дед протянул руку к столу, взял бутыль с остатками виски, разлил в два стакана и подал мне один из них. Виски было совсем немного, на дне. Так, по глотку.
– С Рождеством! – сказал я. – Счастливого Йоля!
7 глава
Тела, как память роковая:
Белеют меж альпийских трав.
Их бросили, не отпевая,
Не спеленав, не закопав.
Кто уцелел – проси защиты,
Когда чужой земли достиг;
Преступны все, кто якобиты,
И всяк мятежен, кто не виг.
Ликует армия чужая,
Венчает грабежом войну;
Несчастья наши умножая,
Нас гонят из страны в страну;
Йан Руа Стюарт. «День Куллодена».
Написано после битвы при Каллодене (1746).
Перевод Е. Витковского.
Первый раз я увидел, как охотится зимородок, когда был еще ребенком. Стояло лето, мы с дедом шли по берегу, возвращались после прогулки на лодке. Воздух был полон томительного зноя, весь пропитан золотым светом, пением кузнечиков, жужжанием стрекоз над маленькой заводью. Вдруг Алистер прошептал:
– Тихо, Ваджи. Не двигайся. Смотри, вон, справа.
Я осторожно повернул голову в ту сторону, куда он указывал, и увидел трех невероятно красивых большеголовых, длинноклювых синеперых птиц, сидящих рядком на одной ветке. Внезапно одна из них сорвалась вниз и почти без всплеска ушла под воду. Я ахнул.
– Дед, птичка утонет?
Алистер покачал головой.
– Смотри дальше! – сказал он.
А зимородок уже вынырнул, уже вспорхнул над водой с маленькой серебристой рыбешкой в клюве, взмахнул крыльями, набрал высоту и опустился на ветку рядом со своими птенцами.
– Это король-рыбак учит своих детей, – сказал дед. – Ты же помнишь картинку на окне в нашей библиотеке? Сегодня тебе повезло увидеть своими глазами, как охотится зимородок. Бесстрашная птица. Бесстрашная, как наш народ, Ваджи. Как все Мак-Грегоры с озера Лох-Фада.
«В тринадцатом веке по просьбе Алистера Мак-Гриогара[42] местный умелец изготовил каменный барельеф с изображением зимородка. Камень этот помещен был как замковый в арочном перекрытии над входом в дом. Вскоре благодаря барельефу за всем местом близ жилища Алистера закрепилось название “Королевская Рыбалка”. Манор в те времена представлял собою самую простую, выстроенную из камней хижину без окон. Внук Алистера Рональд Мак-Гриогар, разбогатевший на продаже скота, пристроил к дому две башни, а часть ограды сделал каменной.
В конце шестнадцатого века младший сын Дональда Мак-Гриогара, Рональд, священник, сделал два рисунка – срисовал барельеф и меч Ласар Гиал, что когда-то принадлежал Алистеру Дугласу, а потом его сыну Малькольму и со времени кончины Малькольма хранился в маноре как реликвия.
“Птица сия, – писал отец Рональд, – есть великий символ для всех Мак-Грегоров с озера Лох-Фада. Хоть и лишились они былой силы и величия, но сохранили гордый свой дух и не утратили храбрости. Подобно тому, как бесстрашный зимородок бросается в водные потоки, по сей день готовы они вступить в бой за короля и честь своего клана”.
Про меч отец Рональд написал так: “Славное оружие, меч Алистера Дугласа, в достославной битве при Ларгсе великую доблесть явившего, носит имя Ласар Гиал, что означает Белое Пламя. Алистер Дуглас же, сын Хэмиша Мак-Грегора с озера Лох-Фада, жил в те времена, когда Шотландией правил Алистер III, последний из династии Канморов, а в Англии у власти стоял сын Иоанна Мягкого Меча король Генрих III. Меч сей, Ласар Гиал, правдою служил своему господину Алистеру и сыну его Малькольму при королеве Маргарет Деве Норвежской, и в смутные времена, и при короле Иоанне Пустом Плаще. А после помещен был на почетном месте в доме моих отцов и дедов, где пребывает до сего времени в неприкосновенности, несмотря на все тяготы и несправедливые гонения, которые пришлось претерпеть клану моему от враждебного клана Кэмпбеллов, обманом себе обширные наши земли присвоивших. Особенно же в деле преследования наших родичей преуспел бесчестный Дун Кэмпбелл из Гленорхи, о чем не должно забывать потомкам. Меч Ласар Гиал сохраняется в целости в маноре, называемом Домом Короля-Рыбака, что принадлежит моему отцу Дональду и находится на озере Лох-Фада, где я и имел честь зарисовать его”.
Рональд Мак-Грегор был прав, что поторопился зарисовать семейные реликвии. Не прошло и десяти лет, как указом короля Якова клан Мак-Грегоров был ликвидирован. “Дети Тумана” – Мак-Грегоры, лишившиеся собственных земель, – были вынуждены промышлять разбоем и грабежом на больших дорогах. Однако грабили они лишь своих заклятых врагов: Кэмпбеллов, Колхаунов, Монтрозов и других, которые обманом склонили короля объявить Мак-Грегоров вне закона. Само имя Мак-Грегоров в то время находилось под запретом, и нельзя его было носить никому, ни взрослому, ни ребенку, ни мужчине, ни женщине, под угрозой ареста. Мак-Грегорам пришлось взять себе имена своих родичей, друзей и соседей. Мак-Грегоры с озера Лох-Фада издавна были ближайшими соседями и родней одной из ветвей клана Стюарт. Много веков Стюарты женились на девушках из рода Мак-Грегоров, и, наоборот, бывало, что Мак-Грегоры брали себе жен из клана Стюартов. Потому, когда пришла беда, Мак-Грегоры с озера Лох-Фада назвались Стюартами. Мак-Грегоры, что жили в других местах, стали называться Грантами, Бьюкэнанами, Мак-Альпинами, Грэхемами. Так им удалось сохранить свои дома и свои жизни. Но при этом никто из них, ни один человек из клана, ни старый, ни малый, не забывал свое настоящее имя.