В Москве новым царём был провозглашён Лжедмитрий под именем Дмитрия Ивановича.

Вместе с царской семьёй арестовали всех других Годуновых, а также их родственников Сабуровых и Вельяминовых.

Воспользовавшийся ситуацией, боярин Богдан Бельский поставил себя во главе приказов, чтобы не столько спасти царя Фёдора, сколько дорваться до власти, а затем править страной от имени Лжедмитрия. На Красной площади боярин Богдан клялся перед толпой, что именно он спас в Угличе царевича Дмитрия. Но всё же он просчитался. Свергнутая царица приходилась двоюродной сестрой Бельскому, а, упрочнившись во власти, вряд ли он отдал бы её Самозванцу. И поэтому Лжедмитрий направил в Москву своего ставленника князя Василия Васильевича Голицына, чтобы тот управлял страной от его имени, подкрепив права достаточно сильным отрядом. Но в Москву войти сам Лжедмитрий пока не торопился.

Вакханалия безумств в столице продолжалась. Любого можно было объявить сторонником Годуновых, убить или ограбить. Ослабла вера. Многие понимали: нужен порядок. Но что делать дальше? Вернуть власть Фёдору Годунову? А если тот начнёт мстить?

15 июня депутация москвичей отправилась в Серпухов ко двору «царя» Дмитрия Ивановича с покаянием и с нижайшим прошением «сесть в Москве». И ответил им после недолгого размышления Самозванец, что он войдёт в Москву, но только после того, как из города удалят тех, кто противится его власти. Намёк был понятен: москвичи должны заплатить за это погибелью Годуновых и их сторонников.

Коротки июньские ночи. Но чьи-то тени, скрываясь даже от случайного взгляда, подходили к задней калитке в стене Патриаршего двора и после короткого стука исчезали за ней. Вот и опять двое подошли к темному пятну на белой стене. В ответ на стук последовал вопрос:

– Кто?

– Пётр, сын Михайло Салтыкова.

– А другой?

– Васька, слуга мой.

Фонарь быстро взвился вверх, высветив лица, и также быстро опустился вниз.

– Проходи!

Служка быстро вёл прибывших по тёмному двору. Остановившись возле одной из построек, он ткнул слугу в плечо.

– Поварня. Тут подождёшь господина. Здесь тебя покормят.

Обойдя здание, служка открыл дверь. Пройдя по коридору, он подошёл к двери, после условного стука открыл её, пропустив вперёд Петра Салтыкова, сразу согнулся в низком поклоне.

– Боярский сын Пётр Салтыков!

Пока глаза привыкали к тусклому свету свечей, Салтыков уже успел осмотреть собравшихся. Председательствовал патриарх Иов, присутствовали бояре, дьяки, несколько монашествующих иерархов. И поэтому мгновенно низко поклонился им.

Патриарх, взглянув в лицо Салтыкову, слегка небрежно, кивнул вправо, где стояло пустующее кресло. Намек был понятен. Салтыков, стараясь не шуметь, тихо скользнул к нему и сел.

Стоявшие перед Иовом свечи слегка потрескивали, их мерцающее пламя колебалось от лёгкого сквозняка, оживляя суровое выражение лица патриарха. Его глаза светились внутренней неукротимой энергией.

Оглядев присутствующих, Иов начал свою речь.

– Я собрал вас здесь, потому, что давно знаю многих, знаю мысли и думы каждого. Тяжелые времена наступили для Руси святой, церкви нашей и веры православной. Смута охватила государство. Устал люд, устали дворяне от безвластия. Жизнь дешевле зерна макового. Как без порядка на Руси растить крестьянину хлеб? Как без порядка служить дворянину, если лихоимцы отбирают имения? Как без порядка править боярам государством нашим? От крестьян до бояр только и слышишь: «Пусть берет власть кто угодно, лишь бы порядок был». И многие присягают Самозванцу. Много он обещает, мягко он стелет. И всё было бы ничего, но стоит за ним Речь Посполитая, а за ней – римский папа. Не усидеть Лжедмитрию на престоле без польской силы! Не владеть полякам землёй русской, пока живы вера православная и церковь наша! Когда сыны боярские спорят, чей род древнее, сыны дворянские и люд прочий опору теряют в государстве, которое неспешно к рукам прибирают Самозванец и ставленники польские, только вера даёт силу духовную, только вера истовая возродит государство. По углам шипят недовольные, боясь открыто слово сказать своё. Но их число множится. Так, где же искра, способная возжечь очистительное пламя, чтобы поднять люд русский?

Патриарх приостановил речь, снова оглядел присутствующих, стараясь поймать взгляд каждого. И поняли все тогда, что наступила кульминация.

Патриарх продолжил слово своё:

– Утром прибыл ко мне посланец от Васьки Голицына. Он передал мне приказ Самозванца, чтобы я завтра во время службы в Успенском соборе произнёс здравицу в его честь. Чего надумал, стервец, – мне, патриарху Москвы и всея Руси, славить служившего у меня холопа! Да ещё славить как царя Дмитрия! Кто есть самозванец? Расстрига, ведомый вор, в мире прозвали его Юшко Богданов сын Отрепьев. И жил он у бояр Романовых во дворе и заворовался… Да и у меня, Иова Патриарха, во дворе для книжного письма побыл во дьяконах же. А после того сбежал с Москвы в Литву. Но Самозванец умён. Выполню его наказ – значит, признаю его, как сына царя Ивана Четвёртого. Значит, склоню голову перед ним, а за мной последуют и остальные. Значит, открою ему путь во власть. Значит, начнёт он ещё больше творить беззаконий. Ему не убить Федора Годунова, пока жив я, Иов!

Патриарх остановился, чтобы передохнуть. Печалью были наполнены его глаза.

– Не получит Отрепьев благословения, прокляну я его! А что последует за сим, нам известно… Помяните меня в день святого Иова многострадального и простите за согрешения мои.

Иов поднял со стола свиток.

– Написал я духовную грамоту [так в начале семнадцатого века называлось завещание – прим, автора].

Патриарх развернул лист и звучным голосом зачитал несколько строчек. – «Аз раб божий, смиренный грешный Иов, патриарх Москвы и всея Руси…».

– Прими, Дионисий, её и отвези в Троицкий монастырь, сохрани. Другой свиток служки в Приказную палату отнесут.

Патриарх протянул свиток скромно сидящему в стороне человеку в монашеском облачении. Затем молча ещё раз оглядел каждого из присутствующих.

– Вас я призываю смирить гордыню, осознать, что ныне от каждого зависит судьба Руси, и, презирая лишения, спасать государство. Сплотитесь вокруг веры православной. Сила Самозванца – в разброде и шатании нашем. Хотя ты, Гермоген, и находишься вне суеты мирской в митрополии Казанской, – патриарх обратился к ещё одному из присутствующих в монашеском облачении, – но видно из неё много. Вместе с Дионисием, с другими клириками боритесь за единство церкви православной. Прощайте!

С этими словами Иов поднялся с места и вышел из кельи через боковую дверь.

…Прибывшие молча расходились по домам. Речь патриарха потрясла каждого. Он простился с ними, идя на смерть.

…Иов стоял на коленях перед иконостасом и молился. Молился истово, вкладывая в каждое слово глубинный смысл, исторгнутый из души своей. Обратившись к чудотворной Владимирской иконой Богоматери, он шептал: «О, Пречистая Владычица Богородица! Сия панагия и сан святительский возложены на меня, недостойного, в Твоем храме, у Твоего чудотворного Образа. И я, грешный, 19 лет правил слово истины, хранил целость Православия; ныне же, по грехам нашим, на Православную веру наступает еретическая. Молим тебя, Пречистая, спаси и утверди молитвами твоими Православие!».

Он услышал, как за спиной скрипнула входная дверь Успенского собора. Увидел, как от налетевшего дуновения качнулось пламя свечей. Затем услышал топот шагов и ощутил толчок в плечо.

– Ну?

Иов поднялся с колен. Перед ним стоял посланец Самозванца Таврило Пушкин с вооруженными наёмниками и казаками.

Иов повернулся к молящимся.

– Православные! Анафема Лжедмитрию! Я проклинаю его и тех, кто идёт за ним! Я…

Договорить патриарху не дали. Мощный удар кулака в ухо оглушил Иова и сбросил на пол. Затем его били, схватили за рясу, выволокли из собора и потащили через Боровицкие ворота на Красную площадь на Лобное место. Там сорвали рясу, уложили на плаху. Ждали только палача, чтобы отсечь голову.