А если кто иной ее отсечет — то не будет в том греха.
И если кто иной покарает мятежную твердыню, то и в том не будет греха и помехи с нашей стороны, но помощь.
Я вместе с вами скорблю о смерти сыновей и братьев ваших лидеров, как и Вы, уверен, скорбите о четырех наших иерархах, павших от вашего оружия и на вашей земле.
Мир, какой бы он ни был, лучше войны. И как глава Ордена я вновь протягиваю Вам руку.
Да, есть силы в Технограде, которые не желают мира между нами. Кровь четырех наших иерархов, более всего желавших мира, и пролитая злодеями, говорит об этом.
Впрочем, и поступок Домиция говорит о том же.
Да, у нас есть противоречия и разногласия. О границах Технограда, и праве Ордена основывать новые цитадели, о праве 7-й цитадели взимать мыто с проходящих судов и о многом другом. Но разве все это стоит хотя бы одной человеческой жизни!? Нет, и еще раз нет!
Мы должны говорить, а не воевать! И Я готов в течение месяца во главе нового посольства лично прибыть в Техноград. И продолжить переговоры, при условии, конечно, что глубоко чтимый мною командир 1-й штурмовой бригады Иван Румянцев и его дядя — брат человека безвременно погибшего от руки Домиция, в это же время почтят Обитель Веры с дружеским визитом.
В знак же доброй воли и скорби с Вами Орден более не считает Седьмую Цитадель достойной поддержки со стороны матери церкви..
Мы готовы, в знак нашей доброй воли и стремления к миру, уже сейчас, без всяческих предварительных условий уступить людям Технограда мятежную Седьмую цитадель, коя выпала из нашего пастырского попечения.
Ибо сказано в писании «Если твое правое око соблазняет тебя, то вынь его и отбрось от себя. И если правая твоя рука соблазняет тебя, то отруби ее и отбрось от себя».
Приходите, берите и владейте тем, от чего мы отказываемся и от чего отрекаемся, ибо не может пасти пастырь овец, что не слушаются ни его, ни его псов.
Кроме того мы готовы уже сегодня без всяких условий в знак нашей доброй воли и стремления к миру мы передаем все укрепленные номы вокруг Седьмой цитадели, в количестве двенадцати штук, вместе с благоустроенными колодцами, и припасами еды на полгода для двадцати человек, жилищами и посевами.
Кроме того, в случае овладения Вами Седьмой цитаделью мы готовы ежемесячно отправить в течении месяца в Технгорад по воде не менее 300 мер зерна — половину стратегического запаса зерна Обители Веры, в знак нашей доброй воли и стремления к миру. Это обязательство наше есть безусловным, добровольным и дающимся с единой целью — лишь бы не было войны». — Копия письма из Архивов Ордена «2-е послание Маркуса-Доброго к общине Технограда»
За десять дней до…
Знаешь, Яша, о чем я думаю? А думаю я о горизонте планирования и о Божьем промысле, и о чуде.
Хочешь узнать, как это связано? Ну…кое что ты и так знаешь, но знаешь не под нужным углом. А я расскажу тебе под нужным…
Лет 70 назад, в самый разгар Катастрофы, предки тех, кто сейчас населяет Техноград, твои предки по отцу, в том числе, слишком рано провели черту «Мы — Они», слишком рано начали косить из пулеметов и минометов всех, кто хотел немного еды и безопасности. Слишком…А уж тебе ли не знать, что излишества — вредны. Как говорила одна моя польская родственница со стороны жены — Що занадто, то не здраво.
Молчишь…Думаешь они совершили глупость?
Отвечу: Как ни странно — нет. Выбранная ими стратегия «Мало людей — много запасов», давала громадную фору в краткосрочном периоде, и была оптимальной в среднесрочном — на 20–30 лет.
Ты спросишь — а в долгосрочном?
А в долгосрочном — это был полный фейл? Ты ведь знаешь что такое фейл?
Фейл — это проигрыш. Жопа. Тупик. Аминь — амба — писец. Нельзя использовать старое бесконечно долго — надо создавать и новое. В первые годы Катастрофы они могли наладить собственную металлургию, станкостроение и химию, и многое чего. Но для всего этого нужны были минимум две вещи — потребность и люди, которые будут все это делать. Лишние люди, но говорящие с тобой на одном языке, люди такой, же как ты культуры и заинтересованные в результате. Люди, которых можно кинуть в топку, заставив выйти за периметр.
Но, как ты понимаешь, потребности у них не было. Да, не было. Не спорь. Ведь в первые месяцы они знатно помародерили собрали с округи все, чего не коснулась пластиковая чума.
А люди? — Спросишь ты.
А люди…Люди… Лишние люди, от которых отвернулся Господь, были ими же посечены на колючей проволоке в первые недели и месяцы прихода полярного лиса. «Умри ты сегодня, а я завтра», «Должен остаться только один» или «Уготованным к спасению Бог благоволит, а остальных жалеть нет смысла» — мало чем отличаются по смыслам.
У них не было своих негров, белых негров — людей одной культуры, мировосприятия, ценностей, людей — которых можно было бы бросить в топку прогресса.
Они хорошо подумали о том, как будут жить сами, а еще о том, как будут жить их дети, и совершенно не задумались о внуках.
Почему? Наверное, сказался испуг первых дней, острое ощущение избранности и одновременно общей обреченности.
Думаешь, они не поняли ошибку?
Поняли, но чисто на уровне разума. Ты понимаешь разницу в каннотациях «понять», «принять» и «осознать»? Так вот — они поняли, но не приняли и не осознали. Слишком много крови они пролили «лишних людей». И попытка через пару месяцев найти нужных специалистов среди выживших — эта попытка стоила им трети тракторного парка. Все что о нем знаю, так то, что его звали Вадимом. А его жена повисла на колючке в первый месяц прихода Беды.
Мир праху его…Славная была диверсия.
И поэтому эту практику прекратили. Ибо потребность была на уровне разума, а риски на уровне — тут и сейчас.
Электроника, как я выяснил, у вас полетела в первые десять — пятнадцать лет.
Более простое оборудование — протянуло еще лет 30–40.
Сейчас Вы подходите к точке невозврата, когда поддерживать прежний уровень жизни старыми технологиями — невозможно. И нужно что то менять — в себе, или в других…
Одна беда — винтовки выходят из строя в последнюю очередь.
И эту проблему решать придется уже нам…
Глубокое синее небо. И стервятники. Они словно знали, зачем эти двуногие тут собрались, и знали, что скоро будет еда. Много — мало …Но будет.
Им было хорошо видно, как двое двуногих — горбатый маленький и большой что то делали, рыли, откапывали. А третий просто лежал, широко раскинув руки, и смотрел в небо, а может следил за из полетом.
Нет, он еще не стал пищей, и молодой гриф, сделавший ошибку, успел, за это поплатится.
А человек просто смотрел в небо и размышлял. Его мысли странным образом не совпадали с его намерениями. Он собирался причинить смерть и боль, а думал о Боге, о Божьем промысле, и о предопределенности.
Когда рядом с его фигурой, так же раскинув руки, улегся маленький горбун — их молчание нарушало лишь мерное хеканье здоровяка Саввы, продолжавшего откапывать черные от смолы ящик.
- О чем думаешь? — глядя в небо, не поворачивая головы спросил старика горбун.
— О Боге, о судьбе, о бабочках… — человек повернув голову в сторону седа неожиданно продолжил, — Савус, относительно меня у Вас есть какие-то распоряжения от нашего луноликого?
- Да, есть. Никому из нас нельзя попадать в плен. Тебе — в первую очередь.
— Логично. Если припрет, и надо будет идти на повышение — лучше в сердце и сзади. Я знаю — ты так сможешь. Хорошо?
— Я запомню.
Снова молчание. Покой. И синее небо со стервятниками в вышине. Оба человека знали, что через час другой это начнется, и каждый хотел, как глубокий глоток воздуха перед прыжком в омут — запомнить этот миг неба и тишины.
— Трудно было все это провернуть? — Снова нарушает молчание горбун.
Большой задумывается, глядя в бездонное чистое небо, точками по которому движутся стервятники.
— Наверное. Я как то над этим не задумывался. А сейчас…. Знаешь, ведь все могло пойти совсем по-другому если бы твоя племянница тогда не сказала, что Яков-полукровка на нее засматривается. Вот тогда все и начало закручиваться в красивую такую интригу. Свободу воли никуда не денется. Можно взять из церковной нычки нашего святоши Маркуса две мосинки и то, что ты назвал швейной машинкой. Можно спрогнозировать действия сторон, можно даже самому принять участие, но без горячего, незамутненного сторонника столкнуть первый камень — ничего бы не получилось.
