Когда огонь погас окончательно, а пепел был развеян, Иеремия зашагал прочь. Его путь шел к 7-й Цитадели и к зловещему отцу Домицию. Он хотел взглянуть в глаза своему дьяволу.

Продолжение «Дьявол и Иеремия». Две недели спустя.

Он смотрит на меня, а я на него. Его взгляд. Спокойный? Уверенный? Не, не такой, а какой еще — не знаю. Но так смотрят не часто, а уж во взглядах я разбираюсь.

«Люк, я твой отец» — замечательная фраза, но только не в этом случае. Этот и так уже знаете кто кому тетка.

С чего же он начнет? С обличения, с вопросов, со слез? Если да, то я буду разочарован. Разочарован, потому что это предсказуемо. Не люблю предсказуемости.

Но нет, мальчик начинает правильно. Мне это уже нравиться.

- Знаешь, отец Домиций, как можно быстро прочистить желудок, если тебя отравили? Или что тапки поутру нужно встряхивать от заползших туда пауков? Всегда! И что укус степной гадюки, подброшенной тебе в кровать, возможно и не ядовит, но рука болит долго.

— Знаю.

— Я всегда подозревал, что у меня есть враг. Враг, который хочет если и не моей смерти, то уж точно моих страданий. С самого детства подозревал, но не знал кто. Догадывался. Это да! Но каждый раз моя догадка оказывалась ложной. Мать Агнежка, Отец Мауриций, Брат Савус…один их них мне вредил, но кто — до сих пор не знаю.

— Ты научился подозревать не доверять.

— Да. Всех. Постоянно. И это твоя работа.

— Моя, и не только моя. И даже не столько моя, сколько матери Агнежки, — вечная ей память, редкой доброты был человек. И покойного Мауриция, и Савуса. Ты с детства учился, тренировал ум, но этот урок ты так и не сдал. Почему ты решил что — он, твой враг и погубитель, что подбрасывал тебе фальшивые подсказки на экзаменах и пауков в башмаки — один из трех, а не все трое? Маловероятно? — Да! Но вероятность не нулевая. А значит возможная.

— Но зачем вы это делали?

- Маркус хотел что бы после его смерти, бразды правления принял человек надежный, подготовленный — свой человек. Тот, кто продолжит его курс, а не будет ломать хребет змее. Ну…например сын его сестры — его племянник.

— И? Только то из-за этого? Не верю!

— «Основная добродетель гражданина есть недоверие» — Максимилиан Робеспьер. Хорошо, что ты сомневаешься…

- Кто это такой это Пьер?

— Да не важно. Слушай внимательно, — делаю паузу и продолжаю, — Лет 20 назад его преподобие Маркус — Добрый потерял все волосы и способность иметь детей.

— Радиация?

— Ну, зачем же все так сложно. Просто с пару десятков градусников разбитых под его кроватью. Его преподобне, тогда, правда, еще не совсем и преподобие, а просто один из Иеерархов, слишком верил людям, слишком доверял. И поплатился за свое доверие. А своего племянника он так постарался вылечить от подобного недуга — от доверчивости и неосмотрительности.

И вот еще что я тебе скажу. Так уж повелось, что глава Ордена имеет к своему имени приставку. Традиция, понимаешь. Гутман-основатель, Феодор-продолжатель, Симеон-острожный, Маркус-Добрый.

Знаешь, почему Маркуса еще при жизни прозвали Добрым? — Не дожидаюсь ответа, продолжаю. — Потому что во имя победы добра он зачморит любое зло. И переступит через кого угодно. Даже через себя. Нет! В первую очередь через себя. И через нас тоже. Когда его отравили, тебя еще и в проекте то не было.

— В чем? — Не важно. Тебя еще на свете не было. И я твою маму только встретил. А сам Маркус, тогда еще лишь кандидат на должность Преподобного, один из нескольких претендентов, лежал, блевал, терял волосы, и …нет, мужчиной он остался, но вот способность зачинать жизнь — потерял именно тогда. А когда пришел в себя, выяснил, что его шансы стать Преподобным существенно выросли. Выборы достойнейшего тогда подзатянулись. И очень многим был удобен больной евнух во главе Ордена который вот-вот и уйдет со своего поста Преподобного на окончательное повышение.

Пауза. Видимо он впервые слышит то, о чем многие переговариваются, шепчутся, но никогда не говорят.

— Отравителя легко нашли. Да он особо и не скрывался. И был готов к смерти — идейным был, понимаешь. Считал, что Маркус, стань он Преподобным, приведет Орден к войне с теханярми. Ну и таким образом пытался убить войну в зародыше, пусть и ценой собственной жизни.

— Почему его не казнили?

— Его свои же единомышленники хотели придушить. Не потому что жалели Маркуса, а просто методов не разделяли. Просто прецедент нехороший не хотели создавать. Вот если бы наш святоша издох от укуса змеи или от несварения желудка — их бы это вполне устроило. А так…

— Я знаю эту историю. Маркус его великодушно простил. С тех пор его зовут Маркусом — Добрым.

— Мальчик, он его не просто простил. Он заявил, что пересмотрел свои взгляды, и признает, что его отравитель был прав в своем стремлении, и он бы поступил так же. И знаешь, конклав сначала прослезился, когда услышал волю умирающего Преподобного — накануне смерти простить своего убийцу и призвать к миру с соседями. А неделю спустя. ммм. лучшее что я могу подобрать так это — вздрогнул. Потому как иерарх поняли, что хоть Преподобный облысел и потерял зубы, но умирать, явно не спешит. А еще, потому что поняли — Преподобный был абсолютно искренен — он действительно простил своего убийцу.

— Это был акт милосердия.

— Мальчик. Такое милосердие пугает больше всего. Если человек облеченный власть…Высшей властью! …Если он прощает такое, не мстит, и все потому, что … Нет! Ты ничего не понял. Маркус тогда всем четко дал понять, но его не сразу поняли, — он прощает, не из милосердия, а потому что Преподобный Феликс действовал из интересов Ордена, а интересы Ордена для него, для Маркуса — превыше всего. Сложная конструкция, но ты уж поверь, те кто умеют думать, подумали и ужаснулись. А прозвище осталось — Добрый. Маркус-Добрый. Впрочем, как ты знаешь, он действительно добрый и мягкий человек и не любит жестокость. А если жесткость в интересах Ордена — это уже не жестокость.

— А что же?!

— Необходимость. Это все, что ты хотел у меня спросить?

— Нет. Еще…Несколько лет назад меня подставили.

— Янус.

— Что?

— Брат Янус. Предатель. Агент технарей. Работал через Якова- купца. Гордыня — страшный грех, мальчик. Янусу было абсолютно все равно, кому подкладывать украденные записи. Ему важнее было отвлечь внимание от себя, так как я уже шел по его следу. И выбор агента технарей пал на тебя. Называй это как хочешь — фатум, случай, невезение…или везение.

И заешь, когда в твоей койке нашли украденные записи у меня было два пути доказать твою невиновность. Или провести правильное расследование, разумно и логически доказать что тебя подставили, и полностью тебя оправдать.

— И? Почему ты это не сделал?!

— Ты знаешь ответ. Остался бы душок, недоверия, чувство, что нет дыма без огня. Маркус имел на тебя виды, и ему должен был человек с незапятнанной репутацией. Поэтому я пошел другим путем.

— Пыткой огнем?!

— И ей тоже. Нужно было Расследование. Но другое. Максимально безжалостное, с нарушением всех норм и правил церкви, такое, что жалобы на мою предубежденность и жестокость стали сыпаться в Высокий конклав как рог изобилия. Что бы всем стало очевидно, что я к тебе предвзят, что ты обвинен безвинно и облыжно. И это всего- то за неделю допросов.

— Ты ведь мог меня убить?!

— Мог, но не убил. Ты был в забытьи и поэтому не помнишь, как на четырнадцатый день дознания прибыл его преподобие Маркус-Добрый, как он орал на меня, упрекал в жестокости и чрезмерном усердии. Кстати, совершенно искренне. И как потом взял с собой нечастного сироту, которого изувечил злой дознаватель Домиций. Уж поверь, мне было тяжело работать тебя целую неделю, да так, что бы все ужасались моей жестокости, при этом не поломать тебя физически и психически, и сделать так, что бы ты не наговорил глупостей. Бедному отцу Домицию пришлось попотеть, пройти босыми ножками по очень тонкому лезвию. И ведь в конечном итоге, все смогли убедиться в твоей стойкости, невиновности, а его Преподобие Маркус получил замечательный повод вырвать тебя из моих грязных потных ручонок, омыть слезами раны оболганного слугу Ордена, и, не привлекая подозрений, сделать…Кто ты там сейчас у него?