— Она словно дрожит от страха, — высказал Дарси то, о чем подумал каждый. — Что же могло напугать землю?
— Наверное, вскоре увидим, — Эшери по привычке пожал плечами, но в доспехах его движения никто не уловил, что и к лучшему — маршал Кер привычки пожимать плечами не имел.
Вот тут и случилось ЭТО… О чем годы спустя рассказывали страшные истории.
Кот, сообразив по нарастанию интенсивности дрожи, что сейчас будет, крикнул, перекрывая конское ржание и панические крики: "Рты открыли, разом!!!" — и долину накрыл жуткий, сводящий с ума грохот…
Люди потрясенно смотрели, как медленно приподнимается над землей… квадратная крыша одной из башен. Потом она вдруг дрогнула и завалилась на бок, а из этого места к небу устремился огромный луч слепящего голубого света… Он был ярче всего, что когда-либо видели человеческие глаза — земля осветилась даже не на мили — на сотни, если не на тысячи миль.
Демоны… Да даже рассвет прошел почти незамеченным.
Люди жмурились, заслонялись ладонями, отворачивались… Эшери инстинктивно выставил щит против огненных заклятий — от света он тоже хранил.
Когда луч, наконец, иссяк, стало ясно, что вот прямо сейчас штурма не будет. Доблестные защитники трона сидели на земле с обалдевшими лицами, хлопали глазами, утирали слезы, осеняли себя кругом и ругались так, что, наверное, даже демонов в аду корчило от белой зависти.
Армия Его Императорского Величества Рамера Девятого была до смерти напугана.
Гонец от повелителя прискакал короткую клепсидру спустя и сунул маршалу записку, где монаршей рукой, прыгающими рунами было начертано: "Эшери, демоны тебя загрызи, что это было?!!!"
Кот усмехнулся и не отказал себе в удовольствии мелким, аккуратным почерком приписать: "Спасибо за доверие, мой Император. Демоны, может быть, и знают, я — пока нет. Как только выясню — доложу".
Рука самозваного маршала не дрожала.
Выяснить быстро не удалось — разведчики, фигурально выражаясь (а, может, и буквально) стирали портки и приближаться к стенам "демоновой крепости" отказывались наотрез. Волшебное слово "трибунал" не сработало.
Эшери еще раз пожал плечами и прибег к более могущественному заклинанию: пообещал сто золотых эров и дворянство тому, кто составит ему компанию. И, конечно, герои немедленно нашлись — так много, что пришлось тянуть жребий.
Иногда магия бывает изумительно проста…
Три всадника подъезжали к воротам Атры, спокойно, ни от кого не скрываясь, прямо по дороге. Причиной этого была не самоуверенность — вот уж чего никогда не водилось за осторожным Котом.
Он просто держал мощный щит и на себе, и на двух своих спутниках, и на лошадях. С его почти бездонным резервом это было просто.
Первоначально план был такой — под прикрытием щита они двигаются, пока могут. Как только заклинание вступает в конфликт с благословением и рассеивается, они оставляют коней и подбираются к стенам Атры максимально скрытно.
Расстояние это было давно известно, вычислено… но миновали его, продвинулись дальше, потом еще дальше — а щит и не думал рассеиваться.
Похоже, загадочный голубой луч, чем бы он там ни был, сыграл на их стороне, смыв огнем все "благословения" со стен святого города.
Эшери повеселел, как человек, попавший в ловушку совершенно безоружным и уже готовый продать свою жизнь как можно дороже — и тут обнаруживший в углу отличную шпагу, забытую лохом-хозяином.
На первый взгляд обстановка у ворот города никак не изменилась: по прежнему несли вахту часовые, по прежнему целились со стен из луков "святые братья". Но, подъехав почти вплотную, Эшери понял, что город даже не в панике — он застыл, как птичка перед гипнотизирующим взглядом змеи.
— Мы — парламентеры, — бросил Эшери, когда в ответ на его стук из башни над воротами высунулась хмурая, лохматая физиономия. — Говорить хотим.
— Магистр Мар занят, — буркнула голова.
— Очень хорошо, — удивил ее Эшери — С Хорьком я говорить не буду. С теми, кто берет женщин в заложники, я не говорю. Я их на городских воротах вешаю.
— Каких женщин? — удивилась голова, — Магистр Ман из Святых Воинов, они с женщинами не знаются, иначе благодати лиша… ой…
Голова исчезла. Было здорово похоже, что ее кто-то дернул за ногу и оттащил от окна, чтобы не молола языком почем зря.
Лохматого сменил прилизанный, старше и с очень аккуратной лысиной на макушке, над ней явно потрудился цирюльник, а не природа. Жрец.
— Чего нужно, нечестивцы? — неприветливо спросил он.
— Твой скальп в коллекцию. Он будет неплохо смотреться в моей охотничьей комнате, — отозвался Эшери, — как раз между волком и кабаном повешу, там место пустует, нехорошо. Композиция нарушается.
Жрец подал знак, и послушники на стенах, одновременно, спустили тетивы натянутых луков. Оба разведчика инстинктивно пригнулись к лошадиным шеям. Кот не шевельнулся. Своей силе он доверял.
Долетев до границы щита стрелы, как и ожидалось, застряли, повисели чуток и осыпались, как иголки с лиственницы.
Эшери медленно повел рукой — и напротив ворот Атры возникли еще одни… Смотрелось это интересно — призрачная арка в чистом поле. Но к стенам города она примыкала вплотную, не оставляя зазора даже с волос и тихонько, на грани слышимости, но опасно гудела.
— Женщины, дети, старики, мастеровые, а так же послушники, которые пришли в Ордена от нужды и не собирались принимать сан, могут до вечера выйти в эту арку с вещами, которые унесут на себе. Никого из жрецов арка не пропустит, можете даже не пытаться.
— И что дальше? — подозрительно спросил прилизанный, — что будет с теми, кто выйдет из Атры?
— Фильтрационный лагерь и работа на Империю.
— Рабство?
— Возможность выжить и пересмотреть свои политические взгляды.
За стенами, кажется, о чем-то совещались. Через некоторое время прилизанный опять появился в окне.
— Что будет со жрецами и магистрами? — крикнул он, — смогут ли они выкупиться за золото?
— Нет, — отрезал Эшери, — никаких выкупов. Тот, кто в военное время поднял в тылу мятеж, обрекая половину населения на голод, достоин только одной милости — веревки на рассвете.
— Вы хотели сказать — на закате? — вполголоса поправил один из разведчиков.
— На рассвете, — четко, раздельно повторил Монтрез, — Вы, господа, превратили веру в монеты, которыми расплачивались за свое собственное процветание. Но это еще можно понять и простить.
А потом вы принялись обрезать золото вашей же веры и подмешивать к нему медь — и вот это уже понять и простить сложно. Во всяком случае — мне. Может, ваши Святые Покровители окажутся милосерднее — но тогда они примут вас и на рассвете.
Мне больше сказать нечего, господа. — Кот повысил голос так, чтобы его услышали за стенами, — Все, кто пройдет через арку: добро пожаловать в лагерь нашей армии. Вас ждет горячий ужин, палатки, одеяла и радушие наших расследователей.
Кто останется в городе к закату, будут считаться особо опасными мятежниками и по закону военного времени — уничтожены без жалости и снисхождения.
Договорив, Эшери повернул коня и медленно и спокойно поехал прочь от стены Атры. Спутники повторили его маневр, едва удерживаясь, чтобы не пустить коней рысью.
В эту ночь Ласти так и не легла — не до того было. Сначала явление Светлого, которого она, вот грех-то, приняла за демона, потом разговор на повышенных тонах с патрулем. В ее доме перевернули все, что могли, а рассказу о Светлом, конечно, не поверили.
Ласти лишь ухмыльнулась. Разгром в доме ее совершенно не расстроил: на припухших губах все еще горел жаркий поцелуй Светлого. На самом деле — жаркий, губы у посланца небес оказались горячими, как неостывшие уголья.
А когда задрожала земля, рухнула башня базилики на холме и небо осветилось синим, и подавно стало не до сна. Она выскочила на улицу, накинув верхнее платье и прикрыв голову платком, оглянулась на пустой проем двери… Благоразумие призывало остаться. Любопытство толкало на очередное безрассудство.
