Волна с шипением набегала на пологий берег, темнела, таяла — и поспешно отступала, роняя клочья белой пены. Волна была дивного, бирюзового оттенка. Девочка смотрела на нее, как смотрят на завораживающий танец заводной балерины или разглядывают узоры в калейдоскопе.

— Ты хорош-ш-шенькая, — прошуршала волна — и не солгала.

Девочка и впрямь напоминала куклу. Дорогую куклу из очень дорогого магазина. Яркое голубое платье до щиколоток, из под пышного подола торчали белые кружева. Круглый кружевной воротничок. Пышный шелковый бант. И дивного оттенка золотые волосы, которые спускались ниже талии и сверкали на солнце, как коронные драгоценности…

На этом сходство с куклой заканчивалось. Черты лица девочки были хоть и вполне гармоничны, но резковаты, а светло-зеленые, "бутылочные" глаза смотрели слишком прямо.

Она держала в руке белые кружевные чулки и туфельки с небольшим каблучком, в тон платью, босые ступни ласкала набегающая на берег волна.

— Ты тоже, — ответила девочка.

— Хочеш-ш-шь подарок?

— Конечно. Кто ж не хочет, — девочка улыбнулась, широко и радостно.

Волна в очередной раз набежала на берег и, отходя тихонько то ли прошуршала, то ли рассмеялась чему-то. А на темном, мокром песке остались лежать два кольца. Больших, взрослых кольца. Пожалуй, даже на мужскую руку.

Девочка не обиделась и не расстроилась. Это же море, откуда ему знать такие тонкости про украшения.

— Это мне? — спросила она, разглядывая таинственно появившиеся подарки — Оба?

— Ни-ш-ш-ш… Только одно… Но выбираеш-ш-шь сама…

Они были очень разными. Одно — золотое. Тяжелое, массивное. С большим квадратным камнем, кажется, горным хрусталем. А, может быть, и брильянтом. Очень красивое кольцо, оно словно завораживало своей силой, мощью, блеском. Властное кольцо — иначе не скажешь.

Второе рядом с ним неизбежно должно было потеряться… Но почему-то не терялось. Алету это кольцо тянуло не меньше. Обыкновенный серый метал, кажется, просто сталь. Никаких украшений, камней, виньеток. Но по внутреннему ободу тянулась надпись — и как Алета не напрягала зрение, прочесть ее она не могла.

Девочка потянулась к кольцу, чтобы получше рассмотреть его, но волна опередила и шлепнула по пальцам.

— Возьмеш-ш-шь — выбереш-ш-шь…

— Но мне не прочитать надпись! — возмутилась девочка.

— Неуш-ш-шели так слош-ш-шно выбрать? — рассмеялась волна, в очередной раз набегая на берег, — разве золотое не краш-ш-ше?

— Да, но стальное меня тоже чем-то тянет, — откровенно отозвалась девочка.

— Чем ш-ш-ше?

— Не знаю. А ты еще и надпись не даешь прочитать. — Алета невольно улыбнулась, — оно такое… словно скрывает в себе гораздо больше, чем этот простой стальной ободок. Словно обещает что-то очень хорошее — и непременно сдержит обещание.

— Так бери его! Не медли, время выбора истекает.

— Золотое тоже красивое, — Алета нахмурилась, — оно очень тяжелое и словно давит… Но тоже чем-то влечет. Может быть тем, что это вызов, который очень хочется принять.

Волна заволновалась еще больше, взметнулась, обдав девочку брызгами и пеной. А когда схлынула — на песке уже не было ни золотого кольца, ни железного.

— Ты слиш-ш-шком долго думала, — прошуршала она, уходя, — и так и не сделала выбор. Ш-ш-аль…

— Почему?

— Потому, ш-ш-што этот выбор тебе все равно суш-ш-шден. И в следующий раз сделать его будет ешшшще труднее. И больнее…

— Кругом сплошные загадки без отгадок, — объявила девочка и выпрямилась.

Она не хотела уходить. Ей было хорошо на этом берегу, не смотря на все загадки без отгадок, и обещанные, да так и не отданные подарки. Волна ее не обидела. Кто в здравом уме будет обижаться на волну?

Но солнце клонилось к закату, и в замке наверняка уже начался переполох. Она сбежала сразу после обеда, пропустив уроки чистописания, танцев и фиольского языка. Наверняка бонна жутко злится, и в наказание Алету опять оставят без ужина.

Ну и что? Подумаешь, горе.

…Он предельно осторожно, стараясь даже не дышать, поставил ногу на узкий карниз. Попробовал его крепость. Перенес на нее тяжесть тела. Ветхий материл башни захрустел, как сухое пресное печенье. Такое пекли в миссии Змея и раздавали бездомным детям: Марку оно нравилось даже не потому, что в те времена есть было больше нечего, а — просто, нравилось.

Нога стояла, и, вроде, крепко.

Далеко внизу спал Портняжкин квартал, названный так за то, что первыми жителями были портняжки, мастерившие штаны и бумажные рубахи для работного люда. Беднота, в общем.

Потом здесь, конечно, появились и лавки, и трактиры и даже несколько почти богатых домов. Во всяком случае, фасад у них был беленым, а задняя дверь запиралась на замок — если это не было признаком богатства, тогда непонятно, что вообще им считать.

Если человек запирается — значит у него есть, что потянуть. Если есть что потянуть — значит богат. Логично? Уроки логики, которые вел в приюте пожилой мэтр Солинэ, Марку нравились.

В отличие от Сказов о Святых Древних и молитвослова… Эти, последние, бывший бездомный паренек ненавидел всеми фибрами души — в Храмах Святых Древних не подавали, не кормили и даже в ночлеге "босоте" отказывали. Под тем предлогом, что "Каждому сущему своя стезя, урок и пагубы…" и людям в это вмешиваться не должно.

Суждено тебе справиться, значит — молодец. Нет — сам балбес. Кто бы с этим спорил, кто бы и в драку полез, а вот Марк бы сразу согласился. Каждый человечек — сам кузнечик своего счастья. И найденыш на Святых Древних и их служителей обиды не держал.

Но только, чисто по справедливости, и молитвы их учить… Зачем? Если каждый сам за себя, то пускай сами себе и молятся. Ну, или друг другу.

Эти соображения могли завести далеко… В такие места, откуда не все возвращаются. Но пока они завели Марка лишь сюда, на самую верхотуру старой Пожарной башни, где располагался архив приюта.

Худой и цепкий мальчишка висел над спящим кварталом, как кот под крышей и терпеливо ждал, пока башня перестанет хрустеть.

Целью его было не банальное ласточкино гнездо под стрехой — что с тех яиц, даже голод заговорить не хватит. Нет, цель была серьезнее — Классная Книга.

За то, чтобы просто заглянуть в нее, любой приютский не раздумывая дал бы себя избить до полусмерти, и считал бы, что дешево заплатил. Но мэтр Габрио не выпускал ее из рук, давал лишь прочим мэтрам на урок, и сразу забирал. И никогда не отвечал на вопросы воспитанников.

А ведь в этой Книге была вся их дальнейшая судьба. Сюда записывались их успехи и неудачи, наблюдения учителей и воспитателей и их мысли о том, что за человек вырастает из того или иного найденыша, к чему он способен и можно ли его как-то использовать.

Или лучше удавить, пока не поздно…

Марк мечтал стать солдатом Императора. Он был магом, слабым — но таких тоже брали. На войне маги складывали свои силы и заставляли с собой считаться.

При мысли, что сейчас он заглянет в заветную Книгу, засосало под ложечкой. Он тихонечко выдохнул и сделал еще один мягкий, скользящий шаг, осторожный и почти невесомый. На этот раз башня промолчала.

Марк добрался до тяжелых ставней, сунул руку за пазуху и вытащил узкий нож — юкку. Если бы о нем узнали мэтры, Марк вылетел на улицу в ту же секунду, а, скорее, загремел бы в Рахту. А если бы узнали другие воспитанники — попытались бы отобрать, можно к оракулу не ходить.

Хороший нож. Короткий, с тонким, прочным лезвием, способным пробить такой ставень, если кинуть правильно. Не говоря уже о хрупком человеческом теле… Но Марк берег свою юкку не для этого, не для драк. В умелых руках юкка — это все… И все остальное тоже.

Мальчик слегка переставил ноги, стараясь прилипнуть к стене. Это был самый опасный момент — ведь ставни распахивались сразу оба, а уцепиться тут больше было не за что.