— Уговорила, я попробую. Но сам бы и не подумал.

— Вижу, — Элоиза взяла его за руку. — Всё образуется, честное слово.

— А как у вас? Вы обсудили ту историю?

Если интерес к её обстоятельствам способен пригасить недовольство ситуацией — то и бог с ними, с обстоятельствами.

— Да, почти всё.

— И как теперь?

— Примеряемся к тому, что есть.

Это была правда — Себастьен смотрел тепло, но было что-то в его взглядах, чего раньше она не замечала. Наверное, нужно еще говорить. Но только чтобы потом без странных снов и без приступов.

— И хорошо, что примеряетесь.

— И к слову, я тоже не замужем. И как-то обхожусь, не поверишь?

— Давай, я не буду говорить, что об этом думаю, хорошо? О вас обоих в этом свете. Вы оба мне дороги, и хватит об этом. Выздоравливай.

Доменика Секунда позвонила в четверг.

— Ну что, пропажа?

— Опять я тебе с чего-то пропажа? — усмехнулась Элоиза.

— Ты неизменный герой сказок и легенд, а когда я тебя видела живьём — уже и не припомню.

— Что за легенды?

— Сама представь, что мне о тебе могут говорить моя мать, моя дочь и мой бывший ассистент, — улыбнулась Доменика. — Ты вообще как?

— Не особо. Капаюсь.

— Это детка рассказала, да. И что тебе помогло дойти опять до жизни такой?

— Долго рассказывать. Разве что ты приедешь в гости, — вдруг выговорилось у Элоизы.

Конечно, Доменика — не Линни и не Марго. Но некоторые вопросы нужно обсуждать сначала с врачом. А потом уже с Линни и Марго.

— Ооо, ничего себе, ты даже готова позвать меня в гости? Знаешь, непременно приеду.

— Я бы и сама приехала, но мне сказали пока лежать.

— Согласна. Если твоё состояние хотя бы вполовину такое, как мне описали — лежи. И радуйся, что есть возможность лежать.

— Я оценила, спасибо. Так когда тебя ждать?

— Завтра вечером. После работы.

В пятницу Себастьен сообщил, что едет с утра вместе с Шарлем по наиважнейшим делам, и как только освободится — даст знать. К моменту прихода Доменики он ещё никак знать не дал, поэтому можно было разговаривать и никак не корректировать ничьи планы. Элоиза не представляла себе разговор с Доменикой в присутствии Себастьена, и как она его выставляет — не представляла тоже. Поэтому жить отдельно проще, право слово.

Доменику проводили до дверей в покои Элоизы, кофе принесли, можно было сесть и разговаривать.

— Давай-ка я сначала на тебя поближе посмотрю. Я вообще-то тебя периодически в кучку собираю не для того, чтобы ты потом опять разваливалась, — говорила Доменика, легко касаясь макушки, висков, лба, других точек.

— Жизнь такая, — Элоиза вздохнула демонстративно тяжело.

— Понятно, что разное случается, но! Буду очень рада, если ты расскажешь, что случилось.

— Перегруз на работе, и не только на работе.

— Э, нет, с начала, пожалуйста. По какому поводу вы с Джанфранко делали монсеньору герцогу операцию?

— Меня там не было, и как он получил ту рану — я не знаю. Мне рассказывали без подробностей. Единственное, в чём я уверена, что если бы мы несколькими часами ранее не поговорили с ним резко и эмоционально — исход был бы другим.

— Вот, да. Поговорили. Это мне тоже очень интересно. После того разговора монсеньора пришлось лечить матушкиными препаратами?

— Именно. Я… не удержалась. Всё получилось рефлекторно. Мне до сих пор не по себе при мысли о том, что я сделала, и что могла бы сделать.

— Не по себе — в смысле, стыдно, что ли? — изумилась Доменика.

О да, она ранее не встречалась с Элоизой в моменты, когда той бывало стыдно.

— Вроде того. Он-то со мной только разговаривал. И не хотел, чтобы я убежала. Хотя если он ещё станет со мной так же разговаривать — я опять уйду.

— Вы смогли обсудить тот разговор?

— Смогли. Не сразу, правда. Но тогда я ещё не понимала, что сама вытворила. Я думала — так, ситуативная боль, а потом всё нормально. Ну, слабость. А Прима с одного взгляда поняла, что не так, и меня носом натыкала.

— При монсеньоре герцоге?

— А когда её останавливали такие мелочи?

— Узнаю родную матушку. Ладно, что он вообще говорит про твои упражнения?

— Ему это нравится. В целом. Когда академически и не против него.

— Против-то да, быть не стоит. Значит, матушка научила тебя, как приложить человека, чтобы от него мокрое место осталось? А ты смогла воспринять и использовать?

— Но не научила, как бороться с последствиями, если вдруг что.

— Она уже осознала этот недочёт своей учебной программы. Не переживай, ты у неё — опытный экземпляр. Она на самом деле безумно довольна. И говорит, что тебя ещё немного откалибровать — и всё будет отлично.

— Не верю, — пробурчала Элоиза.

— И напрасно. Она сама, надеюсь, тебе об этом тоже скажет. И для таких упражнений нужен некоторый минимальный уровень здоровья, ты понимаешь?

— Понимаю. Но сделать ничего не могу. Вот ты можешь? Сделать так, чтобы приступов не было?

— А ты опять будешь работать без отдыха и сна? Тогда исключено.

— Не так и часто я работаю без отдыха и сна!

— Значит, было что-то ещё. Нервы? Переживания?

— Некоторые. Тут была одна история, но о ней знают только участники. В общем, меня шантажировали кое-какими прошлыми грехами, а Себастьен помог решить вопрос.

— И насколько тяжелы грехи?

— А это смотря на чей взгляд. Но публиковать те материалы было нельзя ни в коем случае, и дело даже не во мне, а в моих родственниках, работодателях и всяком таком. Себастьен и Поль очень помогли.

— Если Поль — то дело семейное, так я понимаю? Любая грязь на твоём имени бросает тень на Жана. А Себастьен… тут, как я понимаю, дело тоже почти семейное.

— Обнажённая, гм, натура. Я, Марго, пара наших подружек и мужчина, с которым я тогда встречалась. Я считаю, что это мне наказание божеское за то, что не забрала фотки в своё время на улицу Турнон, лежали бы там, да и всё. Но ему хотелось иметь возможность на них смотреть, а мне хотелось приглушить остроту расставания. Хоть мы и наскучили друг другу, но ему нравилось, что я где-то рядом и, откровенно говоря, в доступе. Я и откупилась теми фотками. А теперь уже как вышло, так вышло.

— Хорошо, вы всех победили. А потом?

— А потом я встречалась с одноклассником — просто поговорить. И монсеньору герцогу не понравилось, что я дружески общаюсь и смеюсь с кем-то там, кого он даже не знает. Он наговорил мне разного. Когда я повернулась, чтобы уйти, попробовал задержать. Тогда я рефлекторно ударила, не глядя. И всё равно убежала. А вечером у него была неприятная встреча, после которой его пришлось зашивать. Ночь не спали, сидели, смотрели. Утром в понедельник обязательно нужно было на работу. Но на следующий день меня отпросили, и я немного выспалась. В среду вернулся Бруно, и я даже ходить туда перестала. А в пятницу он пришёл разговаривать, и сказал, что пробовал и знает — лучше меня никого нет. И он так убедительно это сказал, что… В общем, я поверила. Ночью нам обоим приснился один сон на двоих с плохим концом, но все мне уже сказали свою трактовку этого сна, так что тебя я уже даже и спрашивать не буду. А утром я проснулась с готовым приступом.

— Неплохо так. И дальше? Что сказал мой будущий зять?

— Что мне надлежит не работать, а лечиться.

— Молодец, одобряю. А ты?

— А я обошлась несколькими уколами и пошла работать. В четверг и пятницу был аврал. Мы его пережили, но спала я часа три, наверное. Вечером пятницы ещё ходили поздравить Адриано и Катарину, ты в курсе про них?

— Нет, а что там? Неужели женятся?

— Именно так. И я случайно подслушала — Катарина беременна.

— Рада за этих милых людей. А что думают её девочки? У неё же несколько?

— Трое, да. Не знаю. Подозреваю, их никто не спрашивал.

— Разберутся. Итак, праздник. А потом?

— Да не потом, а прямо там. Головная боль, тошнота, рвота. Себастьен привёл меня домой, Бруно поставил всё, что нужно, но к утру лучше не стало, всё так же. Тогда была вторая порция уколов, а вечером уже капали. И я пока лежу. И мучаюсь вечным вопросом — что делать, чтобы не разваливаться.