«Джеки!»

  "Что?"

  — Что скажешь, Рэй? Вы заинтересованы или что?

  Отец Рэймонда и его дядя Терри говорили о нем в местном баре почти год назад. Пинта шиппоса, пинта коктейля, для Рэймонда поллагера, за которым он просидел большую часть часа. Не желая, чтобы его старик ругал его за то, что он никогда не платил за удар, стоял на месте.

  «У мясника. Оптовая. На территории округа.

  — Это скотобойня, — сказал отец Рэймонда.

  — Это рядом со скотобойней.

  — Мне не нравится работать на скотобойне, — сказал Рэймонд.

  — Тебе не хочется нигде работать, — сказал его отец.

  — Это не на бойне, — сказал дядя. "Рядом с ним. Закрывать. Предположим, вы могли бы сказать рядом.

  — Удобно, — сказал отец.

  Рэймонд шел туда ночью, сворачивая направо на Инсинератор-роуд: равномерный гул электричества сквозь стену, теплый запах, просачивающийся в воздух, иногда такой сильный, что вы задыхаетесь и торопитесь пройти мимо, прежде чем ваш желудок содрогнется, ваш глаза начали слезиться.

  — Рэй-о, — сказал дядя, допивая свой стакан и вставая, чтобы налить еще один. — Как ты думаешь?

  «Знаешь что, — сказал отец, передавая свой стакан, — он думает, что если сможет продолжать ласкать меня еще немного, то зачем беспокоиться?»

  — Поговори с ним, — сказал Реймонд дяде. — Скажи ему, что я это сделаю.

  «Молодец!» Дядя усмехнулся и тоже взял стакан Раймонда.

  — Какого черта ты хочешь это сделать? — прошипел его отец, приблизив лицо к своему. — Какого черта ты хочешь сказать ему, что будешь работать на гребаной бойне?

  — По крайней мере, это выведет меня из-под ваших ног, — сказал Раймонд, не глядя отцу в глаза. — Перестань постоянно на меня наезжать.

  «Ты великий пидор! Половину времени вы никогда не подумаете вытереть свою задницу без того, чтобы кто-то не сказал вам».

  "Посмотрим."

  — Да, мы все увидим. Увидим, как ты, скуля, возвращаешься домой, поджав хвост, — это единственное, что нам бы хотелось увидеть».

  — Вот и мы. Дядя Рэймонда выплеснул напитки на стол. «Подъем. Давайте выпьем за нового рабочего человека. Хорошо, как. И он протянул руку, пошевелил Рэймонда за ухом и широко подмигнул.

  Дом стоял в тупике к востоку от бульвара Лентон, детский сад справа, паб слева. Высотные блоки седеющего бетона торчали из травы и асфальта позади. Как и большая часть террасы, она была куплена дешево, едва отремонтирована, сдана внаем рабочим или студентам — «профессионалы» или «выпускники» украшали парк, пригороды, жили в квартирах вместо комнат.

  У Рэймонда был первый этаж сзади. Место для узкой кровати, меламинового шкафа и комода с тремя ящиками, стула. Обещание хозяина столика так и не сбылось, но ужин он ел стоя на коленях, не сводя глаз с едва мерцающих изображений черно-белого сервиза, растворимого кофе на завтрак и тостов, которые он проглатывал, одеваясь. Для чего еще ему может понадобиться стол?

  В общей гостиной обвисший набор из трех предметов со следами ожогов на руках был расставлен вокруг взятых напрокат телевизора, видеомагнитофона, взятых напрокат копий « Секса без присмотра», «Желания и ада в мотеле Сансет», «Американского ниндзя 4: Аннигиляция». Немытые кружки и покрытые коркой миски высыпались из раковины и сушилки на кухонный пол; жир от бекона, облепивший сковороду для гриля, мог смазать любой из них во время плавания через Ла-Манш. Время от времени кто-нибудь из сменяющейся группы из пяти жильцов составлял расписание и прикреплял его к дверце холодильника; через несколько дней его снесут, чтобы написать записку молочнику, закурить сигарету.

  Раймон держался особняком, бормотал «привет» и «пока»; только нервировало других тем, как он часами запирался в ванной после работы, включал горячую воду до тех пор, пока бак не опустеет, все краны были холодными.

  В эту субботу Раймонд ограничился сорока минутами, хотя остался бы и подольше, если бы дверь не подверглась серии резких ударов ногой, а воздушная синева намекала, какие именно извращения он практиковал под прикрытием чрезмерного чистота.

  Он поспешно вышел и спустился по обшарпанной лестнице в свою комнату, на ходу прощупывая проходы в ушах ватной палочкой. В маленьком зеркале без рамы, стоявшем на подоконнике, виднелась изогнутая линия прыщей — скорее белых точек, чем черных точек — в уголке его левого глаза. Он выковыривал их ногтями, вытирая начисто под мышками своей темно-синей толстовки, где ее вряд ли можно было увидеть. На нем были коричневые шнурки, десять фунтов на распродаже в Хэмп; М, черные туфли с носком, который мог бы быть Doc Martens, но не был им, красно-коричневые носки с узором пейсли; он снял свою кожаную куртку с проволочной вешалки в шкафу, чувствуя себя хорошо из-за того, что куртка слегка наклонилась в одну сторону из-за веса ножа.