"Смотреть …"

  — Ты чертовски выглядишь!

  Покачав головой, как бы намекая толпе, покидающей представление пантомимы ради этой новой драмы, что он больше не тратит впустую свое дыхание, водитель поднял окно и включил передачу. Женщина тут же отошла от коляски и ударила ногой по двери достаточно сильно, чтобы вмятина на панели.

  Водитель быстро опустил стекло. «Смотри!»

  «Ты, блять, смотри! Кому ты говоришь смотреть это? Это ты спустился сюда со скоростью шестьдесят миль в час. Эгоистичный ублюдок!» И она пнула дверь во второй раз.

  "Правильно!" Водитель рывком открыл дверь фургона и вылез наружу.

  Толпа затихла.

  — Извините, — сказал Патель, делая шаг вперед. -- Извините, -- встал между ними, -- сударыня, сэр.

  — Отъебись, ты! — закричала женщина. — Кто просил тебя совать нос?

  «Ага, — сказал водитель, толкая Пателя в спину, — одна вещь, в которой мы не нуждаемся, — советы от таких, как вы».

  — Все, что я пытаюсь сделать… — попытался Патель.

  — Смотрите, — сказал водитель, объезжая его. "Отвали!"

  — Я… — сказал Патель, полез в карман за удостоверением личности.

  "Отвали!" — сказала женщина и, быстро выгнув голову назад, плюнула Пателю в лицо.

  — Я полицейский, — закончил Патель, смаргивая мокроту и слюну.

  — Ага, — сказала женщина. — А я царица Савская. Патель позволил пальцам соскользнуть с удостоверения и вместо этого потянулся за салфеткой. Водитель вернулся в свой фургон, и женщина развернула вокруг него свою коляску. Через несколько мгновений они разъехались по своим дорогам, и большая часть толпы вернулась к просмотру пантомимы или разошлась, чтобы продолжить осмотр витрин. Только Линн Келлогг осталась на месте, в дверях Уоллис, сомневаясь, заметил ли Патель ее, и размышляя, не будет ли тактичнее ускользнуть незамеченной.

  Ей не потребовалось много времени, чтобы решить; он все еще был в том же положении, когда она слегка коснулась его руки и улыбнулась. — Замечательно, не так ли? Патель кивнул, пытаясь улыбнуться в ответ. «Попробуй помочь, и вот что произойдет».

  Он скомкал салфетку и сунул ее в карман. «Это не имеет значения».

  — Есть время выпить кофе или еще что-нибудь?

  Патель посмотрел на часы. «Не совсем, но…»

  Они прошли через первый этаж небольшого магазинчика, торгующего попурри, дорогой оберточной бумагой и картонными фигурками добродушных кошек, и поднялись наверх в маленькое кафе. в основном покровительствовали женщинам из Саутуэлла или Бертона Джойса, одетым в платья с цветочным принтом и хорошие пальто цвета верблюжьей шерсти.

  — Почему ты не довел дело до конца? — спросила Линн, подмешивая сахар в свою чашку.

  — Вы имеете в виду ордерный талон?

  Линн кивнула.

  — Не показалось важным. Извините, что прерываю вашу небольшую конфронтацию, но я полицейский. Не учитывая их первую реакцию. Патель попробовал кофе и решил, что вкус у него очень слабый. «Что бы я ни показал им, если бы я сказал, что я был в УУР, детектив, я не думаю, что они легко поверили бы мне».

  Линн позволила себе кривую улыбку. — Любое утешение, Диптак, сомневаюсь, что они мне тоже поверили.

  В проходной кондитерской было полно маленьких детей, которые дергали родителей за руки: «Хочу! Я хочу! Я хочу!" Линн выбрала маленькую ложку старомодного полосатого яблока, немного черной лакрицы с мягкими белыми центрами, ячменный сахар, шоколадный лайм и несколько клубничных шипучих начинок с розовым щербетом. Она всегда могла передать их остальным сотрудникам офиса; ни в одном законе не сказано, что она должна съесть их все сама.

  «Сколько за это?»

  Сара Прайн выглядела молодо в своей форме, скорее цвета фуксии, чем обычного розового; фальшивый фартук, полосатый спереди, должен был вызвать какое-то спутанное видение давно минувших дней, когда каждый знал свое место и детские угощения не выжимались из материального пособия родителей-одиночек, а избыток сахара не портил зубы.